Эстетика экранизации: утопия и антиутопия в книге и на экране. Материалы научно-практической конфере - Страница 10
Марии (любовь). Под собором расположены древнехристианские катакомбы (тоже вертикаль). В соборе немного молящихся людей, но это единственное место в Метрополисе, где ему и жизни в нем дана резко негативная оценка – там читается отрывок из Апокалипсиса о Вавилонской блуднице:
«Увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя её, дивился удивлением великим» (Откр. 17:3–6).
Образ вавилонской блудницы канонически трактуется в богословии как символ страны, города, народа, отвратившихся от Бога. И Шпенглер отмечал, что цивилизация, в отличие от культуры, атеистична.
В катакомбах много рабочих, они молятся, подобно первым христианам, тайно. Так что выражение «молитвенный столп» в картине представлено пластически. От чего он ограждает? Возле собора стоит средневековый дом чернокнижника, в котором живет ученый Ротванг. Как написано в романе, этот дом люди обходят десятой дорогой. Внутри дома каббалистические символы. (Что сказали бы критики фильма, высмеивавшие необузданную, дикую фантазию сценаристки, если бы узнали, какой интерес к каббале вспыхнет в XXI веке, когда повсеместно будут открываться кружки по ее изучению!) Духовно оппозиционные полюсы – собор и дом Ротванга – находятся рядом. Из двух главных оппозиций в концепции картины – Фредер/ Фредерсен: дух (сердце)/материя (атеизм, сциентизм, техницизм, богатство, комфорт – шпенглеровские характеристики цивилизации) и Фредер/Ротванг: сердце, любовь, жертвенность, т. е. божественное начало в человеке/ ненависть, одержимость демонами, т. е. инфернальное воздействие на человека – последняя и противостояние в ней для авторов фильма является главным. Конфликт фильма явно духовного порядка. Поэтому в финале поединок произойдет именно между Фредером и Ротвангом, да еще на крыше собора.
Для немецкого экспрессионистского сознания вопрос инфернальной природы зла, пожалуй, главнейшая тема. Ланг поднимал ее в картине «Доктор Мабузе» 1922 года (вторая часть которой называется «Инферно – современные люди»), он говорил в интервью во время съемок картины об идейной преемственности по отношению к ней «Метрополиса». Ротванг опаснее Фредерсена, хотя по сюжету все преступления совершает именно последний: он создал Метрополис, он утвердил эту социальную биполярность, он придумал программу для робота – развращать массы, чтобы ими управлять, он манипулирует людьми и классами, провоцируя социальный хаос для возможности применить насилие, и в личной жизни он бесчестно увел Хэл у лучшего друга. Авторы же настаивают, что настоящий корень зла в Ротванге, в котором неистовая ненависть и жажда мщения соединены с научным гением и оккультными знаниями. Именно он придумывает сатанинский план уничтожения города и людей из-за мести бывшему другу. Как в фильме «Гомункулус» (1916, реж. О. Рипперт) заглавный персонаж ставит своей задачей уничтожить мир и человечество. А мы знаем, кто главный человеконенавистник, и его архетип явственно звучит в Ротванге. Фредерсен находится между двумя полюсами – сыном и Ротвангом, – подвергаясь влиянию то одного, то другого, и он должен сделать свой выбор.
Авторы указывают на это следующим: в начале картины Йох абсолютно невозмутим, первая его эмоциональная реакция случается во время проповеди Марии в катакомбах, куда тайно его проводит Ротванг, который знает в Метрополисе всё. Мария рассказывает легенду о Вавилонской башне (параллель с Новой вавилонской башней), кстати, давая ей совсем не каноническую для христиан трактовку (Мария говорит о том, что великие ученые задумали выстроить прекрасную башню до небес и написать на ней: «Велик Создатель и велик человек», но строители не знали о великих планах архитекторов, взбунтовались от непосильного труда и все разрушили), резюмируя свою речь необходимостью соединить сердцем голову и руки. Для этого нужен посредник. Среди рабочих находится Фредер (которого отец не узнает, но узнает Ротванг и придумывает свой коварный план), услышавший в призыве Марии свое предназначение. Но именно проповедь Марии приводит Фредерсена в негодовние. Это реакции духа, а не разума и логики, ведь девушка призывает смиренно ожидать будущего посредника, заверяя, что он непременно придет. С этой минуты Фредерсен страстно жаждет отомстить рабочим, как и Ротванг одержим страстью мщения ему.
Рисунок роли меняется: от ледяного спокойствия к экстатичности, пиком которой является сцена поединка с Ротвангом. Рядом с инфернальным полюсом Фредерсен «заражается» соответствующей духовностью, когда же следит за поединком сына с Ротвангом, вочеловечивается благодаря пробужденной отцовской любви.
В сущности, в финале, когда он все-таки протягивает руку примирения рабочему Грогу, авторы ставят акцент на возрождении его человеческого начала, а не на разрешении социальных противоречий. На это указывает всё тот же экспрессионизм, для которого программна тема обязанности человека найти себя в глубинах своего сердца (в смысле, о котором писал Вышеславцев), стать собой, пережив мистическую тайну. Этот путь проходит его сын, поэтому он и герой, а Фредерсену до этого далеко – его возрождение начинается с обретения естественных душевных рефлексов любить пока еще своих самых близких. Фредер, который называет всех своими братьями (вслед за Марией, когда та, показывая детям рабочих завсегдатаев вечного сада, говорит: «Посмотрите, дети, это ваши братья!»), в глубине своего сердца открывает всю полноту любви ко всем людям (вспоминается мысль Толстого о страдании от невозможности любить все человечество сразу).
О том духовном влиянии, которое оказывает Фредер на окружающих, говорят сюжетные линии Йосафата и Георга (рабочий, которого Фредер заменил у машины и дал свою одежду в обмен на его робу, отпустив «на свободу» в верхний город). Хотя в фильме нигде не произносится имя Христа, жертвенный поступок Фредера и ответный Георга (он заслонит сына хозяина Метрополиса, когда того пытается убить разъяренная толпа рабочих, и погибнет вместо него), конечно, адресуют нас к словам Христа о том, что нет большего подвига, чем положить жизнь свою за ближнего своего. Для рабочего, который до этого момента был похож на биоробота, такой поступок – качественный переход на другую степень существования: он обретает свое человеческое Я. Для Йосафата, который из клерка-машины становится другом Фредера и несет эту личную ответственность за другого человека, всячески помогая другу выполнить предназначенную ему миссию, – это тоже обретенное Я.
В фильме явственен мотив провидения, которое предъявляет свои права героям (Фредер был предназначен на роль посредника-сердца) и оберегает тех от всех возможных отклонений от заданного «сюжета». Если в «Нибелунгах» рок неумолим был к Зигфриду, то в «Метрополисе» Чья-то рука спасительно ведет Фредера.
Как Ротванг имеет необыкновенную интуицию, так и Фредер обладает сверхчувственными способностями. Он визионер: видит жертвоприношение Молоху (это совсем не троп, указывающий на подобие явлений – это реальное жертвоприношение свирепому языческому божеству, которое Фредер видит, как видит и его продолжение – принесение рабочих в жертву главной машине Метрополиса: в метафизике нет времени – вспомним слова Вышеславцева, что в глубинах своего сердца человек встречается с вечностью); видит Вавилонскую блудницу-Лже-Марию. Он видит суть вещей и явлений (как и положено в экспрессионистском произведении).
Ланг, который очень емко монтирует текст, сводя события, происходящие в разных пространствах, как слова в одном предложении (экспрессионистская манера), применяет этот прием и в этом эпизоде: Фредер в бреду видит танцующую Вавилонскую блудницу (крупный план), которая потом (на среднем и общем) показана как представление в Йошиваре. Видение Фредера и спектакль совпадают. То, что именно этот смысл – Фредер-визионер видит этот танец духовными очами, а не в бреду, – указывает та деталь, что стоящего у его кровати шпика Тонкого он видит в монашеской одежде с Апокалипсисом в руках. Тонкий – не однозначный персонаж. С одной стороны, он выполняет задание отца и следит за Фредером, с другой, – выполняет задание Кого-то ещё. Так, он находит Георга в Йошиваре и возвращает того вниз. Но Йошивара для чистой души молодого человека в духовном плане страшнее, чем подземный завод. Он словно испытывает Йосафата на верность другу. Поэтому верность эта ценнее, чем та, которую мы храним, ничем не искушаемые, и Йосафат обретает свое Я. Тонкий сообщает Йоху о катастрофе затопляемого города, где находится его сын, и на вопрос хозяина города: «Где мой сын?» – он грозно отвечает: «Завтра тебя многие спросят: где мой сын, Йох Фредерсен?» Вот почему Фред видит Тонкого в монашеской одежде – это совсем не бред больного, он прозревает сущностное в человеке, его миссию.