Знаменитые Водолеи - Страница 33
Ободзинский ворвался на эстрадный Олимп стремительно, сразу потеснив таких признанных корифеев советской песни, как Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль, Вадим Мулерман, Юрий Гуляев. Наверное, единственным певцом, кто мог тогда составить конкуренцию Валерию в жанре лирической песни, был Муслим Магомаев (17 августа 1942 года, Лев-Лошадь), который был его зодиакальным антиподом из разряда 50/50: если Водолей и Лев еще ладят друг с другом, то Змея и Лошадь являются антагонистами.
Чем же привлекал слушателей Ободзинский? Во-первых, он был одним из немногих тогдашних певцов, кто совсем не исполнял так называемых «гражданско-патриотических» песен. Основной темой певца Ободзинского была любовная лирика (за это к нему приклеился ярлык «будуарный певец»). Во-вторых, у него был прекрасный голос, который соответствовал его имиджу «героя-любовника», хотя в реальной жизни он никогда не блистал выдающимися внешними данными. Он был небольшого роста (поэтому всегда носил обувь на высокой подошве), курносый. Но за голос ему прощали все. Вот что рассказывает о тогдашней популярности Ободзинского директор его ансамбля П. Шахнарович:
«Приведу для сравнения такие цифры: в Запорожье у Магомаева – 7 дней, 8 концертов, на круг 89 % заполняемости зала. Мы работаем 10 дней, 14 концертов, 100 % аншлаг плюс еще процентов двадцать мы продаем входных. Вот что такое тогда был Ободзинский. Конечно, основная часть публики – молодежь и особенно девочки. Девочки – это был наш бич. Мы переезжаем из города в город – за нами человек десять девочек едут всегда. Бывало, по месяцу за нами ездили. В этом отношении он был большой специалист. Говорил:
– Слушай, я от этих девок устал уже. Но ведь жалко их. У них и денег на билеты нет. Ты уж их посади.
Жена, которая ездила на гастроли с ним, относилась ко всему спокойно – а что делать?»
Первая пластинка Ободзинского вышла в конце 60-х и мгновенно стала раритетом. Однако сам певец с этого почти ничего не поимел. Судите сами. Стоила она 2 рубля 60 копеек, и ее тираж был 13 миллионов. Государство на ней заработало порядка 30 миллионов, но певцу с них досталось… 150 рублей. Однако, не принеся ему денег, эта пластинка принесла ему другое – всесоюзную славу. А это, по сути, те же деньги, только не столь быстрые.
В то же время параллельно с небывалым успехом, который певец с каждым днем приобретал у слушателей, нарастала и его критика официальными властями. Главной претензией к нашему герою было то, что он не такой, как все. Он не поет гражданских песен, его поведение на сцене более раскованно, чем того требует советская мораль. Когда в 1971 году концерт Ободзинского лично посетил министр культуры РСФСР Попов, его возмущению не было предела. «И это называется советский певец! – прилюдно возмущался министр. – Я такого «западничества» не потерплю!» И тут же было отдано распоряжение соответствующим инстанциям ни в коем случае не позволять Ободзинскому давать концерты в пределах РСФСР (отметим, что год Свиньи (1971) неудачен для Змеи).
Длился этот запрет около года, пока в дело не вмешался другой высокопоставленный чиновник – заведующий отделом культуры ЦК КПСС Василий Шауро, который любил творчество Валерия. На концерте в Днепропетровске он поинтересовался, почему это певец не дает концертов в Москве. И тот ответил ему как на духу: министр запретил. Шауро пообещал лично разобраться с этим вопросом, и вскоре проблема была решена в положительную сторону: Ободзинский вновь стал «въездным» в Россию. В Советском Союзе подобная практика была весьма распространена: то есть один чиновник мог что-то запретить, а другой этот запрет отменить.
И все же недоброжелателей у певца было гораздо больше, чем друзей. Тот же начальник городского управления культуры Москвы, узнав, что в Театре эстрады намечается месячное выступление Ободзинского, позвонил директору театра и потребовал сократить концерты до недели. «Столько концертов у нас даже Райкин не дает! – гремел в трубке голос разгневанного чиновника. – А тут какой-то Ободзинский! У него же пошлый репертуар!»
Был эпизод, когда на певца осерчала сама министр культуры СССР Екатерина Фурцева, которая по гороскопу была антагонистом Змеи-Ободзинского – она родилась в год Собаки (24 ноября 1910 года, Стрелец-Собака).
Однажды она посетила апрелевский завод «Мелодия» и, проходя по цеху, спросила у рабочих:
– Что печатаем?
– Пластинку Ободзинского, – ответили ей.
Министр вошла в другой цех и вновь спросила:
– Что печатаем?
– Пластинку Ободзинского, – последовал ответ.
– У вас что, весь завод на одного Ободзинского работает? – спросила Фурцева у идущего рядом генерального директора «Мелодии».
– Что вы, Екатерина Алексеевна! На втором этаже мы печатаем классические произведения.
Каково же было удивление и гнев министра, когда и на втором этаже на ее стандартный вопрос «Что печатаем?» ей ответили: «Ободзинского». Фурцева встала перед сложной дилеммой: что делать? С одной стороны, она понимала, что «Мелодия» неспроста печатает одного Ободзинского – его пластинки приносили государству баснословные прибыли. С другой – подобные тиражи ущемляют других исполнителей. По одной из версий, министр выбрала вариант с сокращением тиража. По другой – оставила все как есть, фактически наступив себе на горло.
Еще одним противником певца Ободзинского в те годы был председатель Гостелерадио Сергей Лапин (15 июля 1912 года, Рак-Крыса), что тоже объяснимо – у них с певцом была дисгармония по обоим знакам (у Водолея и Рака нет ничего общего, а Крыса всегда должна опасаться укусов Змеи). К тому же Лапин весьма предвзято относился к лицам еврейской национальности, считая, что их среди артистов слишком много, и лично контролировал их появление на голубых экранах. Ободзинского он почему-то тоже считал евреем, хотя тот был наполовину украинец, наполовину – поляк. Поэтому, когда в начале 70-х Лапин увидел в одной из передач нашего героя, он заявил:
– Градского уберите!
– Но это не Градский, это – Ободзинский! – попытались объяснить председателю.
– Тем более уберите! Хватит нам одного Кобзона!
В результате на сегодняшний день в фондах телевидения не осталось ни одной записи выступления Ободзинского, кроме той, что была записана на новогоднем «Огоньке» в 1967 году.
И все же, даже несмотря на столь жесткий прессинг со стороны официальных структур, слава Ободзинского гремела на весь Советский Союз. Буквально каждая его песня после первого исполнения становилась шлягером. Назову самые известные из них: «Эти глаза напротив» (Д. Тухманов – Т. Сашко), «Неотправленное письмо» (С. Мелик – О. Гаджикасимов), «Олеандр» (С. Влавианос – О. Гаджикасимов), «Листопад» (Д. Тухманов – В. Харитонов), «Белые крылья» (В. Шаинский – В. Харитонов) и др.
Официальная концертная ставка у него была 13 рублей 50 копеек плюс всякие надбавки. В итоге получалось около 40 рублей за концерт. А гастролировал наш герой в те годы очень интенсивно. Причем арифметика была такая: часть концертов оформлялась официально, а часть – на «фондах» местной филармонии («левые»). Поэтому в месяц у него набегало по 3–4 тысячи рублей. Баснословные деньги по тем временам. Видимо, этому в основном и завидовали чиновники от искусства, которые таких денег никогда не зарабатывали. Поэтому звания «заслуженного артиста РСФСР» Ободзинский так и не дождался, пришлось довольствоваться званием «заслуженного артиста Марийской ССР».
Летом 1973 года у Ободзинского поменялся инструментальный ансамбль. Случилось это благодаря администратору певца Михаилу Зуперману. Это он на Всесоюзном конкурсе песни в Минске увидел ВИА «Москвичи» и предложил им работать с Ободзинским, пообещав, что они будут давать по 40 концертов в месяц и получать за каждое выступление по 20 рублей вместо своих теперешних 15 рублей. В итоге из десяти «москвичей» на предложение Зупермана откликнулись восемь человек (среди них был и ныне известный Александр Барыкин). Заметим, что музыканты называли Ободзинского Мао (имелся в виду Мао Цзедун) за его строгий нрав – он следил, чтобы в коллективе была железная дисциплина, особенно по части злоупотребления алкоголем.