Жизненные навыки. Тренинговые занятия с младшими подростками (5–6 классы) - Страница 10

Вне семьи, особенно в домах своих друзей, эти дети могут выглядеть совсем иначе: дружелюбными, благовоспитанными и жизнерадостными. В школе отмечается наибольшая неровность в усердии и успешности, самый низкий уровень внимания, чрезвычайная непоседливость и отвлекаемость, забывчивость, взрывчатость и уход в фантазии, «сны наяву».

Пока Я не обзавелось хорошо освоенными способами анализа ситуации, оно гарантирует проблемы с самооценкой. В лучшем случае самооценка неустойчивая, напоминающая качели, в худшем – хронически заниженная. Если рядом нет взрослого, который бы временно взял на себя функцию помощи в рассматривании и оценивании (то есть подставил в рассуждения ребенка свое зрелое Я как костыль), тогда ребенок обязательно оказывается чрезвычайно восприимчивым к негативному влиянию со стороны сверстников. Эмпирические данные показывают, что начавшееся в 9-летнем возрасте снижение самооценки продолжается и достигает своего пика к 11 – 12 годам. Только к 14 годам самооценка начинает подниматься, тогда же исчезает и феномен «существования на сцене», когда подростки искренне полагают, что окружающие люди пристально их оценивают, поэтому напряжены и ведут себя нарочито. По-видимому, исчезновение этих особенностей поведения – лучший показатель того, что внутри постепенно начало оформляться и уплотняться нечто собственное – открыто смотрящее на себя и на мир, думающее Я. В период 11 – 12 лет этот процесс, пока еще скрытый и неоконченный, идет очень интенсивно. И здесь мы, воспитатели, можем повлиять на ход формирования сильного Я. Чем более доступен взрослый, который открыт для диалога, тем скорее появится уверенность в себе у подростка. Чем в большей степени разговор между взрослым и подростком напоминает кьеркегоровские и сократовские диалоги, тем эффективнее будет процесс становления Я. В предыдущей главе мы говорили о том, как разговаривать. Из этой главы становится ясно, почему это нужно делать. И здесь есть проблема для взрослого. Сензитивный период, когда мы действительно нужны нашим детям, – это период раннего подросткового возраста. Потом вес нашего участия станет гораздо менее значимым, даже если разговоры станут задушевнее и длиннее. Не потом, а сейчас, с колючим, переменчивым и отталкивающим подростком должен находиться родитель-психолог-взрослый всегда, когда он нужен. А времени нет…Или нет сил терпеть эти отталкивания и хамство в свой адрес. Или его чудовищное нежелание думать о ком-то еще, кроме себя… Это проблема.

Взвесив все «за» и «против», детские психотерапевты предлагают родителям принять правило: оставить «дисциплинирующий» принцип «общение происходит на моих условиях» и просто быть готовым к разговору всякий раз, когда подросток обращается с негласной просьбой об этом.

Когда мы говорим о выполняющем функцию замещения сильном Я взрослого, то не должны забывать и о том, что с каждым конфликтом собственное Я подростка становится сильнее, если он этим конфликтом занимается. Что значит «занимается»? Размышляет, обсуждает со своим другом-сверстником, иногда – с нами, взрослыми. Незаметная глазу работа по освоению этой вотчины отрочества – сферы человеческих чувств и отношений – происходит, когда ребенок поглощен сериалом, когда участвует в обсуждении чьей-то чужой проблемы. Подобно Менделееву, увидевшему свою гениальную периодизацию во сне, подросток тоже в этих раздражающих «снах наяву» концентрирован на решении своих собственных задач. Наблюдения родителей и воспитателей, а также исследования показывают, что в центре внимания подростков как раз и стоит эта самая задача понимания других людей, мотивов их поступков, понимания собственных действий и желаний, – подростки становятся психологами.

Иногда задачи бывают особенно сложными из-за социокультурных ожиданий. Сюзан Панзарин пишет: «Психологи, изучающие развитие девочек раннего подросткового возраста, указывают на откровенную противоречивость культурных установок по отношению к ним. Девочки должны быть умными, но не слишком, потому что тогда они будут отпугивать; они должны быть привлекательными, но не сексуальными; они должны быть уверенными и прямыми, но не должны задевать чувства других людей… В возрасте 10 лет девочкам не возбраняется сердиться или вступать в открытый конфликт во взаимоотношениях. Но с наступлением пубертата девочки усваивают, что открытый конфликт или разногласия могут привести к тому, что с ними не будут общаться, навесят ярлык «противной» или чего-нибудь похуже. Они прекращают открыто высказываться и говорить то, что они на самом деле думают и чувствуют, и стараются быть приятными. Они предают себя, утрачивают уверенность в собственных силах и чувствуют себя отвратительно» (Панзарин, 2008).

Это еще один пример того самого двойного понимания социума и социальности, о котором двести лет назад писал Кьеркегор. В данном случае социальность влияет на личность разрушительно. В США в 90-е годы бестселлером стала книга Мишель Пайфер «Ожившая Офелия» (M. Pifer “Revival Ofelia”), в которой даются впечатляющие описания проблем девочек-подростков изнутри, из субъективного опыта. Автор-психотерапевт указывает на важнейшие проблемы и иллюстрирует их случаями из своей практики. Она пишет: «В раннем пубертате с девочками происходит нечто драматическое. Подобно самолетам и кораблям, мистическим образом исчезающим в Бермудском треугольнике, эго девочек растворяется в толпе. Они терпят крушение и сгорают в Бермудском треугольнике социума и саморазвития». Главной проблемой автор видит систематически подспудно формируемую социумом установку подчинения и подыгрывания. Ложная гармонизация в отношениях негласно объявляется неотъемлемым атрибутом женственности. Внешность объявляется сверхценностью: только симпатичные девочки имеют право на то, чтобы быть принятыми обществом. Но и хорошенькие тоже тяжело страдают, расплачиваясь за свою внешность вниманием к несущественному, а иногда – злоупотреблением. Ведь симпатичные рано созревшие девочки выглядят старше своих лет и часто привлекают внимание более взрослых юношей. Эмоционально же они пока еще дети, причем дети, потерявшие свои главные защитные панцири – невинную внешность и цельность, гармонию в отношениях с собой и миром.

Самооценка мальчиков 11 – 12 лет также подвергается сильному воздействию. Они выглядят как дети или как «гадкие утята». Категорически не хотят общаться с девочками из собственного класса, потому что девочки выглядят уже не как они сами. Кроме того, девочки отталкивают и часто незаслуженно унижают своих одноклассников. По внешнему виду мальчика никогда нельзя определить, насколько развито его мышление. Рано развитый крупный мальчишка вовсе не всегда победит в философском споре, в то время как его соперник с высоким детским голоском изящно вскрывает несостоятельность каждого аргумента. В ситуации тревоги и стресса возможность воспользоваться новыми когнитивными способностями исчезает. Поэтому нейропсихологи из Великобритании пишут: «Подростки должны иметь в крови гормоны радости, без них интеллектуальная деятельность блокируется, в частности ухудшается доступ к лобным долям головного мозга. Эндорфины, таким образом, влияют на способность к принятию решений и определения последствий этих решений» (цит. по: Social-Emotional Education, 2010). И мальчикам, и девочкам раннего подросткового возраста нужны поддержка и одобрение взрослых. Но их собственные способности разбираться в происходящем все-таки постепенно растут.

Г. Цукерман пишет: «Хотя мышление школьников данной возрастной группы еще не так системно и абстрактно, как у более старших учеников, оно рефлексивно, дети способны осознавать процессы собственного мышления, умственные, речевые и мнемические стратегии. В знаменитом тесте Стандфорд – Бине только с 10 лет появляются задания дать определения абстрактным категориям жалость, любопытство, удивление. В устных и письменных пересказах текстов дети этого возраста уделяют гораздо больше внимания описанию мыслей и чувств действующих лиц, чем дети более младшей возрастной группы. Эти рефлексивные достижения в развитии когнитивных функций определяют появление нового уровня языкового общения: значительные области личного опыта могут стать предметом коммуникации, эмоционально-мыслительным событием, разделенным с другим человеком» (Цукерман, 1997).