Жилище в пустыне - Страница 44

Франк крикнул Генриху, чтобы он убегал к берегу. Когда Генрих отдалился, все волки устремились за Франком и чуть не настигли его, но Франк снова изменил направление, а волки проскользили вперед.

Недалеко от берега была прорубь; туда и направился Франк. Мы думали, что он не видит проруби и криками предупреждали его об опасности. Но он знал, что делает. Добежав до края проруби, он повернул под прямым углом и через несколько мгновений был уже возле нас. Настигавшие его волки до того увлеклись погоней, что не обратили внимания на опасность. Впрочем, если бы они и заметили прорубь, то все равно не смогли бы вовремя остановиться. Мигом все шесть волков исчезли в проруби.

Мы с Куджо подбежали к проруби и начали смертельный бой с волками. Куджо бил копьем, я - жердью. Пятеро хищников исчезли подо льдом. Шестому удалось выйти из проруби. Он дрожал от холода и страха.

Я думал, что хищник станет убегать. Но он ощерился и приготовился к прыжку. Положение было критическим. И вдруг прозвучал выстрел: волк с хрипом упал на лед. Я оглянулся и увидел Генриха с ружьем в руках. Мария дала ему мое ружье, зная, что он превосходный стрелок. Волк был только ранен, но Куджо быстро прикончил его своим копьем.

Это был слишком беспокойный день для нашей семьи. Франк стал настоящим героем в наших глазах. Хотя он и хранил молчание, однако видно было, что он очень гордится своей победой. Да и было чем гордиться: без его ловких маневров бедный Генрих неизбежно стал бы добычей свирепых хищников.

XLIII. Прирученный большой олень

Прошло три года, за это время бобры до того размножились, что мы сочли своевременным приступить к заготовке мехов. Они привыкли к нам и брали из наших рук все, что мы им предлагали в пищу. Так что мы без труда могли убивать необходимое число бобров, не спугнув других.

Для этого мы устроили небольшой резервуар, сообщающийся с озером, что-то вроде шлюза. Здесь мы обычно и кормили наших бобров. Каждый раз, когда мы бросали в бассейн коренья сассафраса, бобры собирались здесь в большом количестве, так что мы имели возможность закрыть шлюзы и поступить с бобрами, как нам угодно. Это делалось тихо, и так как ни один из попавшихся в нашу западню бобров не возвращался к товарищам и не мог рассказать им о случившемся, а наша западня все время была открыта так, что бобры, несмотря на всю свою смышленость, нисколько не задумывались о судьбе своих сородичей. Наша ловушка никогда не вызывала у них подозрений, и они, не задумываясь, отдавались в наши руки.

В первый год охоты на бобров мы собрали мехов, по меньшей мере, на пятьсот фунтов стерлингов. На второй год у нас уже было меха на тысячу фунтов. Тогда мы построили новую хижину, ту самую, в которой мы и сейчас живем, старый дом нужен был для сушки и хранения мехов.

Третий год оказался для нас столь же удачным, как и второй, то же было и на четвертый и на пятый год. Таким образом, в нашем старом доме хранилось товаров на четыре с лишком тысячи фунтов. Живых бобров, находившихся в нашем распоряжении, мы могли оценить в две с половиной тысячи фунтов, все же наше состояние мы оценивали приблизительно в шесть с половиною тысяч фунтов. Друзья мои, ведь предсказание моей супруги оказалось пророческим относительно состояния, которое можно составить в пустыне?

С тех пор, как мы стали заниматься накоплением этих ценных товаров, нас неотступно преследовала одна и та же мысль: когда и каким образом мы сможем вывезти их на рынок?

Этот вопрос трудно было решить. Без рынка сбыта наши меха ничего не стоили и лежали без всякого употребления. Они могли нам сослужить ту же службу, что слиток золота человеку, умирающему от голода среди пустыни. Хотя мы и имели в изобилии все необходимое для жизни, однако чувствовали себя в некотором роде пленниками в этой маленькой долине. Нам так же невозможно было оставить ее, как потерпевшему кораблекрушение покинуть пустынный остров. Среди всех прирученных нами животных не было ни одного верхового или вьючного. Помпо был единственным, но он был слишком стар. Его дряхлое тело вряд ли вывело бы его самого из пустыни, тем более Помпо не в силах был бы вывести из пустыни всю нашу семью с тысячами имеющимися в нашем распоряжении шкур.

Хотя нам и было хорошо здесь, все же мысль об этом омрачала наше счастье.

Мы с Марией охотно остались бы в этой спокойной долине, но мы думали о судьбе наших детей. Мы должны были исполнить наш долг по отношению к ним: нужно было дать им приличное воспитание. Мы не могли и думать о том, чтобы отрезать их навсегда от всего цивилизованного мира и обречь их на такое существование, какое было теперь.

Я предложил своей супруге следующий план: я отправлюсь на Помпо, может быть, мне удастся попасть в селения Новой Мексики, и там я найду мулов, лошадей и быков. Этих животных я приведу в нашу долину и буду держать их до поры до времени, пока мы надумаем покинуть долину. Мария и слушать не хотела об этом; она не соглашалась даже на временную разлуку со мною. "Может быть, мы с тобою никогда уже не увидимся!", - сказала она и не дала мне привести этот план в исполнение.

Впрочем, когда я серьезно осмыслил все, я и сам понял несостоятельность этого плана. Положим даже, что мне удастся выбраться из пустыни; но где я достану деньги, необходимые для покупки животных? Я не мог бы купить ни одной лошади, ни одного осла. Жители Новой Мексики только посмеялись бы надо мной.

- Терпение! - сказала моя жена, - мы здесь счастливы. Когда пробьет час, когда мы будем готовы к тому, чтобы уйти отсюда, Перст Божий, который привел нас сюда, сумеет и вывести нас отсюда.

Такими словами моя благородная жена постоянно заканчивала наши разговоры на эту тему.

И ее слова казались мне пророческими, тем более, что не одно предсказание моей жены уже сбылось.

Однажды - это было на четвертый год нашего пребывания в пустыне, - у нас шел разговор на эту тему, Мария, по обыкновению, ссылалась на помощь Провидения, которое выведет нас из нашего плена. Наш разговор был прерван прибежавшим впопыхах Генрихом. У него был торжествующей вид.

- Папа! Папа! - закричал он, - два оленя, два молодых оленя попали в нашу ловушку. Куджо подвел их к повозке; по величине они не уступают телятам.