Жена воина, или любовь на выживание (СИ) - Страница 3

А внизу ждал пушистый ковер. Пушистый настолько, что нога утонула по щиколотку, вмиг скрыв белые туфельки на небольшом каблучке, которые мне принесли к платью. И только внизу я впервые увидела воинов. Их было всего двое, оба стояли у дверей и поклонились, стоило мне спуститься. Поклонились с уважением, то есть вообще никакого презрения, как у папандра в хассарате. И это… было приятно.

– Прошу сюда, принцесса Киран, – произнесла моя сопровождающая.

Женщина спустилась быстрее меня, откровенно залюбовавшейся лестницей, и сейчас терпеливо ожидала у двустворчатой резной двери, хейры сидели рядом с ней, по обе стороны. Невозмутимые, как и всегда.

Мы с Икасом гордо прошли мимо них – я не удержалась и ближайшую ко мне почесала за острым ушком, а шерстюсик и вовсе лизнул в нос вторую. Невозмутимости у зверюг поубавилось, а глаза сузились.

– Злые они у вас, – пожаловалась я посеревшей отчего-то женщине.

– Хейры не терпят прикосновений, – прошептала она севшим голосом. – Прошу вас, больше…

Я подумала, вернулась, нагло погладила застывшую от возмущения зверюгу и после этого гордо прошла в двери. Вслед мне донеслось глухое рычание.

– Еще погладить? – обернулась я.

Хейра моргнула от удивления.

– Идем, – позвала зверюгу.

И она пошла. То есть поднялась, величественно прошла мимо остолбеневшей женщины, подошла ко мне и встала по левую сторону, справа просто стоял весь такой заинтересованный Икасик, который за движениями хейры следил, склонив набок голову и высунув язык. А потом вдруг резко подобрался и зарычал.

– Она мне мстить будет, да? – догадалась я.

Хейра оскалила на меня клыки. Икас оскалил свои. Что сказать, у хейры они повнушительнее были.

– Хорошая кошечка, – успокаивающе проговорила я, отступая подальше, – очень хорошая…

Зверюга зарычала.

– Н-не буду тебя больше трогать, – все так же осторожно отступаю.

Но хейра, услышав мое обещание, прекратила угрожать, величественно кивнула и обернулась ко второй с видом «Как я ее, а?». Мы с Икасиком переглянулись, и было решено заняться кошками вплотную. Не то чтобы сильно хотелось, но так, в качестве профилактики зазнайства и вредности.

А потом я вошла в наполненное светом и хрустальными статуями помещение и остановилась. Потому что там во главе накрытого стола сидел Эран, а рядом с ним стояла… бабушка. Я ее сразу узнала, несмотря на то что одни глаза и были видны, а одежда у всех эйтн одинаковая. Но это все равно была бабушка.

И потому я заулыбалась еще до того, как она сказала:

– Здравствуй, пантеренок.

Я не отказала себе в удовольствии пробежать через все помещение и с разбега крепко-крепко обнять бабушку. Она не ожидала этого. Растерялась в первое мгновение, опустила руки, а потом:

– Кирюсик, – и осторожно обняла меня.

И было в ее объятии что-то такое родное, что маму напомнило, и… У меня ведь никого не было, кроме мамочки, а теперь есть бабушка, Араван, Эран.

Осторожно отстранившись от Кираты, я взглянула на тар-эна, который как-то механически гладил уткнувшегося в его плечо Икасика, и Эран смотрел на меня. Странно. Грустно. С какой-то невыразимой горечью. Перевела взгляд на бабушку, из непроницаемо-черных глаз медленно скатилась одинокая слеза… и затерялась в складках черной ткани, закрывающей лицо эйтны МакЭдл.

– Знаете, – тихо начала я, – будет лучше, если вы мне сразу скажете все как есть.

Я прошла к столу, потянув бабушку за собой, села. Кирата присела на соседний со мной стул. Странно присела, как-то с краю. Мне вдруг вспомнилось, что единственная эйтна, которую я видела сидящей, была эйтна-хассаш. Впрочем, нет, на креслах эйтны сидели, а что не так со стулом?

Бабушка, заметив мое недоумение, вдруг тихо сказала:

– Мутация затрагивает костную ткань, пантеренок.

– Что? – удивленно переспросила я.

Кирата медленно подняла руку к ткани, закрывающей ее голову и лицо, затем осторожно, словно осужденный на казнь, начала разматывать. Слой за слоем… А затем медленно стянула экесе с головы…

Не знаю, как я удержала крик!

У нее не было волос. Голый, покрытый черной чешуей череп! И у нее не было лица! Всего человеческого – одни глаза и переносица… Только переносица, а дальше сеточка. Не наносное, нет, дышащая органика, подрагивающая, когда Кирата выдыхала. И рот, который ртом никто бы не назвал – пасть. С наростами как у насекомых, с черными жвалами. И тень! Тень, которая ехидно скалилась мне, демонстрируя себя! Потому что это была не бабушка, в чье тело вселилась тень, это была ТЕНЬ, которая перестроила тело бабушки под себя и милостиво позволяла Кирате существовать.

Я зажмурилась. По щекам потекли слезы. В горле ком, и рвется судорожный всхлип. Как же так?! Как же так можно?! Как?

– Это мутация, Киран, – тихо сказала бабушка. – Это то, кем станешь ты, если останешься на Иристане.

Протянув руку, коснулась ладони Кираты, сжала, стараясь прекратить истерику. Стараясь взять себя в руки, стараясь понять. Распахнула глаза, повернулась и взглянула на Эрана. Воин встретил мой взгляд спокойно. Он знал. Уже знал.

– И когда ты выяснил? – тихо спросила я.

– Вчера, – прозвучал ответ. – В подземельях хассара Айгора были установлены камеры слежения, я видел, что с тобой произошло после… нашего поцелуя.

Воин сглотнул. Глаза сузились, зубы сжались. Он был в ярости, но не я.

– Мы уже целовались, – напомнила срывающимся голосом. – В ночь, когда я тебя застукала в рейде по домам терпимости.

Бабушкина рука, которую я продолжала удерживать, дрогнула. Наверное, бабуля удивилась, и сильно, но сейчас меня интересовал Эран.

– Что произошло после? – мгновенно задал вопрос воин, чуть подавшись вперед.

Я вспомнила наш с Деймом бег на пределе возможностей и честно ответила:

– Мы бежали из города.

– Пешком? – уточнил тар-эн.

– Бегом, – улыбнулась я. – К утру просто падала.

Эран скрипнул зубами, но кивнул и задал следующий вопрос:

– А после поцелуя на мосту?

Бег за левым, смерть Наски… Как же мне было жаль его.

– Меня схватили в переулке, – прошептала я. – И усыпили.

Воин вновь кивнул, его глаза задумчиво прищурились.

Бабушка осторожно отняла ладонь и торопливо закрыла лицо и голову, вновь намотав ткань. А я смотрела на нее и с трудом сдерживала… ярость. Бабушка ведь была молодой и красивой женщиной, родившей от любимого мужчины и потерявшей все в момент родов. Потому что в нее вселилась тень! И в то же время я преотлично помнила, как выглядела эйтна-хассаш, когда стянула с себя ткань, и вполне даже симпатичная была женщина. Сволочь, но симпатичная, а тут целый монстр. Почему? В чем причина?

– Бабушка Кирата…

– Ты знаешь мое имя? – искренне удивилась эйтна.

– Слышала, как тебя назвала главнючка. – Бабушка удивленно распахнула глаза, и я пояснила: – Эйтна-хассаш.

– И запомнила? – В голосе Кираты слышалась улыбка, теплая улыбка.

А ведь у меня тоже могла быть бабушка, как у Мики. Бабушка, которая бы любила и баловала, и пекла плюшки с ягодами, и рассказывала бы сказки, когда мама улетала на испытания, а мне приходилось спать в квартире одной. Совсем одной.

– У меня хорошая память, я же кадет, – подтвердила, стараясь не думать о том, что могло бы быть. Не думать. – Так вот, бабушка Кирата, я же видела эйтну-хассаш без платка, и там такого не было.

Тяжелый вздох, и, сев чуть иначе, так что вообще на самом краю стула была, Кирата начала рассказывать:

– Видишь ли, пантеренок, существует генетическая память, позволяющая виду выжить в определенных условиях. И ДНК хранит ее, чтобы в случае определенных условий…

– Как альбиносы, – догадалась я.

Бабушка кивнула. И продолжила:

– Так случилось, что несколько родов на Иристане хранят в своем генетическом коде больше вариаций изменения, и потому наши ткани способны ускоренно мутировать. Таких родов немного, Киран.

Она запнулась и минуты две сидела молча, опустив голову и глядя в пол, а затем: