Жаба из нержавеющей стали - Страница 21

— Куда меня, голого, может телепортировать, ты, само собой, без понятия?

— Само собой. Но учти, раз катапультирование в данном катере готово сработать, значит, и с его близнецом, с катером-приемником, все относительно о'кей. Во всяком случае, в музей космоконфликтов, ха, тебя точно не перекинет. Музейные катера все насквозь потрошенные, все дохлые абсолютно.

— Зато по музеям праздно шатается человеческая публика, и, следовательно, в экспонатах можно дышать без всяких шлемов.

— Ты прав лишь отчасти, Жа… Ой!!! Клеммы таймера коротнуло!

— ЧЕГО???

— Искра, мать ее в лоб, вот чего! Замедление — пятнадцать секунд! Пошел отсчет!

— Дезинтегратор! Врубай его!

— Вруба… Ой! Блин!!! От той искры во мне все оружейные контуры закоротило! Я распадусь на атомы, а тебя перебросит черт знает куда через девять… восемь…

— Я не хочу!!!

— Увы, Жаба. Осталось четыре… три…

— Выпить дай!

— Я не усп…

А я-таки успел глотнуть дыхательной смеси полной грудью и зажмуриться за полсекунды до того, как каюта катера превратилась в портал телепортатора типа «нульсон»…

Темно… Сдерживать дыхание нету больше сил, хватаю ртом… чего?.. Воздух! Ей-ей, глотнул вполне приемлемого для легких воздуха, какая радость!.. Я голый, мне холодно, я сижу… где?.. Ясен перец, в кресле пилота в катере-приемнике. Вот бы еще знать, где находится этот… Сей вопрос сейчас разрешится — со скрежетом открывается люк… Свет! Луч света бьет по глазам. Опускаю и веки, и голову, стыдливо прикрываю рукой промежность, слышу требовательное:

— Вылазь! — требует мужской голос. Хорошо, что мужской, — в костюме Адама знакомиться с цивильно прикинутой Евой, право слово было неловко.

— Вылазь, э!.. Слышь меня?

— Слышу-слышуЮ — пристраиваю ладошку домиком над бровями, щурюсь. — В глаза кончай фонарем светить, ладно?

Свет погас. В смысле, фонарь перестал светить в морду. А открытое жерло люка светится, то есть за бортом светло. Приподнявшись, я заметил на сиденье нечто типа подушки и сообразил, что это такая сигнализация. Едва я материализовался, понятно, смял подушку, и куда-то сразу же поступил сигнал, и откуда-то кто-то мигом притащился по мою душу. Кто?..

Поеживаясь, шаркая голыми пятками по металлу, я добрался до люка, вылез из катера, встал в позе ноги вместе, руки, говоря образно, по швам. Пока — тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить — на моем голом теле нету швов в натуре, однако ежели встречающий пальнет из БЛАСТЕРа, то я превращусь в такой пазл, что патологоанатомы замучаются меня сшивать-собирать.

Дуло БЛАСТЕРа, сиречь Бомбомета Легкого Автоматического Скорострельного Трофима Евгеньевича Ракова (не путать с аналогом, созданным Раковой Тамарой Евгеньевной), направлено в мой умеренно волосатый живот. Оружие держит рука, испещренная вязью замысловатых татуировок. Рука принадлежит коренастому, кряжистому такому типу, одетому неброско и небрежно, мужику с плохо выбритой харей, с редкой челкой, под которой просматривается довольно отчетливо коричневатое пятнышко — след от рога. Бывший, совсем недавно бывший носорогом, мужчинка, пятясь, отошел на пяток шагов от катера. Я, он и катер находимся в живописной пещере естественного происхождения и впечатляющего объема. Пещеру освещают фосфоресцирующие сталактиты со сталагмитами. В дальнем конце имеет место быть примитивная лесенка — два штыря с перекладинами, которая упирается в верхний свод пещеры, в люк, почти такой же, как у катера, то есть надежный и крепкий.

— Мужик, ты… — едва я заговорил душевно, дуло БЛАСТЕРа дернулось, и я заткнулся на всякий случай.

— «Мужики» в поле пашут, — слово «мужики» он произнес с презрением, будто выплюнул. — Я коронованный вор в законе, — словечко «вор» он произнес гордо, будто хвастаясь. — «Козырным Джокером» меня кличут, запомни, фраер.

— Запомнил, — кивнул я. Хотелось пошутить на тему коронации рогом, однако сдержался. — А я, понимаешь, совершенно случайно заглянул в гости к знакомому коллекционеру древностей, забрался в древний катер и сдуру чего-то не то нажал и… Короче, телепортировало меня прям из частного музея сюда вот… Такая вот, блин, история…

— Брешешь, — безапелляционно заявил вор и замолчал зловеще, а я подумал: «Не пора ли глотать „ампулу забвения“, а?» Стоило мне, ха, подумать про ампулу, как Джокер заговорил: — Брехай, чего хочешь, фраер, мне твоя брехня до фени. Твои личные заморочки мне по барабану, не парься. У меня до тебя, фраерок, другой интерес. Поладим — будешь в шоколаде.

— Я сладкое, ха, не особенно уважаю. Я пиво люблю.

— Борзеешь, фраер? — Джокер неприятно прищурился, заледенел лицом, но тут же оттаял и обнажил во вполне доброжелательной ухмылке золотые фиксы. — Уважаю борзых! Будет тебе и пиво, и лобстеры с воблами. Коли договоримся. А коли нет…

— Стоп! Извини, что перебиваю, однако мне почему-то кажется, что мы обязательно договоримся.

— Ништяк, — он подчеркнуто спокойно сунул БЛАСТЕР за пояс, за которым торчал фонарик, и не спеша повернулся кругом. — Хиляй за мной, борзый.

Прогулялись до лесенки, взобрались — он первым, я за ним — по перекладинам, пролезли один за другим в люк. Джокер задраивал крышку люка, маскировал ее ковриком, а я осматривался.

М-да… интересно живет урка. Каморка — прям как у того импотента Карло, который сделал себе наследника с эрегированным носом при помощи рубанка. Полезной площади порядка восьми квадратов, едва уместились в каморке стол, стул, кушетка, визор да шкаф. За фальшивым стеклом окна динамико-голограмма из самых дешевых — колышутся в цикле фигово сфазованные морские волны.

— Наряжайся, — Джокер открыл левую створку шкафа, разрыл ворох сваленного кучей шмотья, кинул мне на диво приличной модели комбинезон в вакуум-упаковке.

— Я б с удовольствием ополоснулся в душе, а?

— Мойся. — Козырной открыл правую створку, за ней скрывался тупичок-коридорчик с тремя дверями, по одной на каждой стенке.

Шагаю в шкаф, прихватив с собой фабрично упакованный комбинезон, створка за мной закрывается, и возникает острое желание по-военному быстро одеться да слинять по-тихому. Одна из трех дверей стопроцентно ведет… куда? А вдруг в шлюз? А за шлюзовой камерой, допустим, безвоздушное пространство…