Запертая дверь - Страница 3

Артем потоптался перед дверью, не решаясь войти. Возникшее желание уйти заставило отдернуть руку. Уйти прямо сейчас, плюнуть на наследство и жить, как жил раньше. Без дома, без родителей, без ласки матери и заботы отца, без уюта. Бабуля пыталась создать уют, в какой-то мере Артем даже чувствовал теплоту, но хозяином ему там не давали себя почувствовать. Внук, приехавший погостить на лето, не больше. А когда бабуле на седьмом десятке приспичило замуж, в ее однокомнатной хрущевке жить стало просто невыносимо. И Артем решил перебраться в студгородок в общагу. Там его и нашел отец. Не сам, его письма. Скорее всего адрес дала бабка.

Отец писал каждый месяц. Артем сначала выбрасывал послания, ему было наплевать на убийцу матери. Потом все-таки он читал их, но отвечать просто не мог.

Артем решился и дернул за ручку. Он надеялся, что дверь окажется закрытой, а подходящего ключа не найдется в связке, переданной ему помощником нотариуса. И тогда он, облегченно вздохнув, уйдет из этого дома. Но дверь открылась, и на него пахнуло затхлостью. Чувствовался еще какой-то запах, но он был едва ощутим.

Артем шагнул в комнату, когда-то бывшую террасой, а впоследствии перестроенную в столовую. Из нее был вход на кухню и в основной дом. Артем замер у двери в кухню, боясь заглянуть в помещение из его кошмаров. Из кухни не доносилось ни звука, но ему почему-то казалось, что там кто-то есть. Он опустил сумку и резко повернулся, ожидая увидеть самое страшное. Кухня была пуста. На месте ванны в правом дальнем углу стоял облезший табурет. Когда-то синяя краска вздулась и полопалась, превратив предмет мебели в мертвеца в струпьях.

Ванну наверняка выбросил отец. Она ему напоминала о совершенном им преступлении. Артем шагнул через порог, но тут же передумал. Успеется. Развернулся и вышел. Он обязательно привыкнет и к кухне, и к дому.

Коридор за широкой дубовой дверью всегда страдал от недостатка света. Мрачные тени ползали по стенам, оклеенным ДВП со структурой дерева. Ощущение из детства. Он его не забыл. Артем также помнил, как усмирить тени, как заставить их скрыться. На время, ненадолго, пока он не войдет в свою комнату. Выключатель находился справа, на уровне плеча. Артем протянул руку и надавил пожелтевшую клавишу. Коридор тут же осветила тусклая лампочка. Оптимизма свет не прибавил, но, по крайней мере, тени разогнать смог.

Артем непроизвольно глянул вверх. Потолок отсырел. Подшитый фанерой, он не выдержал проверки временем и провис пузырем. Отцу, видно, было не до этого. Не до дома вообще. Артем боялся, что и ему будет так же не до потолка, не до облезших дверей, что и он не покажет себя настоящим хозяином.

Его спальня была за правой дверью. Тут, перед самой дверью своей комнаты, он словно впал в ступор. Краска потрескалась и была похожа на отшелушившуюся кожу больного псориазом. У Артема возникло чувство брезгливости. Его затошнило, причем так, будто он ехал в переполненном автобусе на заднем сиденье. Но головокружение и тошнота ушли так же быстро, как и появились. Осталось только отвращение, но и оно начало угасать. Артем поднял руку и, не раздумывая, толкнул дверь.

Первое, что ему пришло в голову, это то, что не было никаких двенадцати лет, будто он действительно оказался в своем детстве. Справа у окна стояла кровать и шкаф, а слева письменный стол. Артем прошел к столу и, выдвинув мягкий стул, сел на него. Под стеклом лежала фотография маленького Артема на синем веломобиле, открытка «С Новым, 1997 годом!» и несколько стареньких марок различной тематики. Он перевел взгляд на книжную полку. «Приключения Гулливера» и «Остров сокровищ» спокойно уживались рядом со «Спрутом» и «Джейн Эйр». Он не помнил, чтобы читал последние две, но вот «Гулливера» и «Остров» – от корки до корки. Перед книгами стояла модель «РАФ-2203» с открывающимися дверцами. Артем взял ее. Как новая. Вообще в комнате было все как новое, все осталось как прежде.

Он лег на кровать, поставил машину на грудь и предался воспоминаниям, которые, надо признать, были не столь приятными.

Было ему тогда лет девять, не больше. Жажда обмена присуща наверняка всем детям. Если не всем, то большинству точно. И Артем как раз был из того самого большинства. Поменял он тогда свою цельнометаллическую модель «рафика» на пластмассовую Alfa-Romeo и пару солдатиков. Ох, лучше б его тогда поругали, а еще лучше побили! Вместо этого отец завел его в детскую, усадил на кровать, а сам сел на стул. Он не кричал и не размахивал руками, а просто и доступно объяснил невыгодность этой сделки. Артем в ту ночь не спал, а утром пошел и потребовал вернуть его вещь. Но бывший хозяин Alfa-Romeo и солдатиков не внял просьбам и мольбам (для него-то эта сделка была более чем выгодна). Тогда Тихонов перешел к угрозам, не свойственным детям его возраста. Он не кричал, что скажет маме, да и не обещал в милицию побежать. Артем просто пригрозил, что убьет мальчишку, если тот не вернет его игрушку. Дальнейшее могло произойти по нескольким сценариям, но произошло то, что произошло. Так как оппонент Тихонова был на пару лет его старше и крупнее раза в три, он не стал размениваться на разговоры, а просто врезал Артему по лицу и спокойно ушел домой.

Тихонов не помнил, сколько раз ходил за своим «рафиком» и сколько оплеух он получил, но догадывался, что эти числа прямо пропорциональны. В итоге его настойчивость была вознаграждена. Как-то услышал их разговор на повышенных тонах старший брат успешного предпринимателя. Он-то все и разрешил. Артем получил назад свою модель, а за моральный ущерб солдатиков.

«РАФ» тихонько скатился по груди к плечу, Артем дернулся, и модель упала на так и не разобранную сумку. Тихонов уснул. Разбудил его звонкий лай, доносившийся со двора. Артем встал, поднял машину и поставил на полку. Лай усилился. Тихонов мотнул головой, приходя в себя. Он прошел в столовую и посмотрел в окно. Во дворе никого не было. Теперь лай раздавался из прихожей.

– Сынок!

Прошло больше десяти лет с тех пор, когда он слышал голос отца в последний раз, но он его узнал. Голос отца на фоне собачьего лая был едва слышен.

– Отец, ты где?

– Сынок, не выходи, он убьет тебя!

Артем подошел к двери в прихожую и приоткрыл ее.

– Не выхо… – отец захлебнулся на полуслове, будто ушел под воду.

И тут Тихонов увидел Цербера, сидящего на мужчине. Только это был не совсем он. Глаза пса светились всеми цветами радуги. Тварь бросилась на него, но Артем успел захлопнуть дверь перед гниющей мордой. Цербер, или кто бы то ни был, продолжал лаять и драть когтями обивку двери. Со временем удары стали слабее и реже, но к ним прибавился странный звук. Будто кто по стеклу водил гвоздем. Или… когтем!

Артем посмотрел на окно. Там, прислонившись лицом к стеклу, стоял ужасный старик. Он смотрел сквозь стекло, сквозь Тихонова и длинным ногтем медленно выводил на гладкой поверхности какие-то знаки. Увидев страх парня, старик засмеялся. Артем попятился. Лай и удары в дверь возобновились, а старик начал бить в окно. Он смеялся, отводил назад руки и ударял ладонями в стекло. От этого жуткого действа Артему хотелось закричать. Он схватился за голову и… закричал.

Открыл глаза. Полка, стол, кровать… Он лежал на кровати в своей комнате. Тихонов сел; в ногах стояла сумка, рядом лежала модель «рафика».

Цербер – огромная лохматая дворняга – и при жизни мог напугать кого угодно, а мертвый – и подавно. Артем хорошо помнил, когда Цербер срывался с цепи, а это происходило с завидным постоянством, никто не мог ни войти в дом, ни выйти. Кроме деда. Вдруг Тихонова осенило. А что, если тот дьявольский старик из кошмара его дед? Артем смутно помнил, как выглядел дед, но что-то ему подсказывало, что старик из сна мог быть им. Мертвецы решили запугать его?

Нет! Это просто кошмар.

Артем вышел из дома, прошелся по двору. Уже стемнело. Сон был забыт. Воспоминания детства помогли. Он вспомнил, как с друзьями перекапывал огород в обмен на то, чтобы ему разрешили погулять. Не весь, конечно, но приличную латку, после которой и гулять-то уже не тянуло. Но друзья не бросали его, как говорится, и в горе и в радости. Артем улыбнулся. Не все так плохо. Ему понравится здесь.