Все о рыбалке (сборник) - Страница 86

Просты и немногосложны снасти княспинских промышленников. Прежде всего, еще за несколько дней до начала нереста, когда щука еще только входит в озеро из Турьи и впадающего в нее Княспинского истока, отчасти из речек, втекающих в озеро, и начинает жаться к берегам, как бы отыскивая удобные места для нереста, и еще не разобьется на артели, а бродит почти стаями, если только стаями можно назвать несколько десятков щук, находящихся в расстоянии нескольких футов одна от другой, в это время, предвещающее давно ожидаемую минуту, ловят щук мережами. Это небольшая, двойная, иногда тройная, сеть сажен в десять длины, с редкими наружными и более частыми внутренними ячеями; щука свободно проходит сквозь первый ряд, но зацепляет плавниками за частую сеть и, стараясь высвободиться, навертывает на себя крупные петли наружного ряда. В мережу, как и другие снасти, щука попадается исключительно по утрам; вечером и около полудня и полуночи, даже в самый разгар нереста, она смирно лежит на дне, в траве, и отдыхает. Ловко и быстро расставляет рыбак мережи, большею частию у берега; в горячую пору он едва успевает осматривать их и вынимать запутавшуюся добычу, которая хотя и не достигает здесь очень больших размеров, но по величине и ценности занимает первое место в ряду прочих озерных рыб. Быстро скользят по гладкой поверхности озера легкие челноки, управляемые единственным веслом рыбака, который, стоя на корме лодки, с неподражаемым искусством орудует им, быстро перекидывая его из одной руки в другую. Весь мокрый от брызг пойманной рыбы и вынимания мережи, живо распутывает он добычу, предварительно сломав ей позвоночный столб у головы; затем бросает ее в узкий нос лодки, снова оправляет сеть, и через несколько минут, смотришь, вертлявая лодка, на которой с непривычки ни за что не сохранишь равновесия, ковыляя носом то на правую, то на левую сторону, описывая мелкие зигзаги, снова полетела по озеру.

Но ловля мережей продолжается недолго. Щука скоро совсем подходит к берегам озера или вступает в полон болотистых речек, впадающих в последнее, и начинает уже плавать в таких мелких местах, где сеть не может быть расставлена; там и сям можно увидеть высовывающиеся спины целой артели щук. Начинается не менее обильный лов мордами – кувшинообразными снарядами, сплетенными из ивняковых прутьев или составленными главным образом из сосновых драночек, с горлом, суживающимся воронкой, обращенной внутрь кувшина. Всюду, в устьях рек, в протоках, заливчиках, так назыв. курьях, расставляются эти морды, и рыболову остается только как можно чаще осматривать их, открывать отверстие на узком конце, вываливать рыбу в лодку и снова втыкать кол, привязанный вертикально к снаряду. Морды или верши, конечно, имеют преимущество удобопереносимости, но для щуки они далеко не имеют такой важности, как котцы, специально предназначаемые для ловли этой рыбы, частию карасей, которых, впрочем, здесь, в озере, почти вовсе нет. Эти котцы не что иное, как ряд узеньких сосновых драночек, воткнутых на известном расстоянии, связанных вверху и внизу мочальными бечевками и завивающихся в виде четырехугольного лабиринта. Драночки начинаются обыкновенно от самого берега, так, чтобы щуки, идущие вдоль последнего, не могли обойти их выше и по необходимости вступали бы в тесный лабиринт котцов; забравшись сюда, им уже нет никакой возможности повернуться и возвратиться назад. Отсюда рыбак вытаскивает рыбу особым узким сачком, а позже, особенно летом, нередко вместе с рыбой ловит и уток, которые часто заплывают сюда, привлекаемые лакомой пищей, и по тесноте и вышине котцов не имеют никакой возможности ни выплыть, ни вылететь.

Но во время самого нереста, в самый разгар его, когда щуки не обращают почти никакого внимания на человека, кроме этих снарядов, огромное количество ее ловится острогою, силками, бьется из ружья, а иногда вытаскивается и простым сачком. Несмотря на неуклюжесть здешней остроги почти без зазубрин, ею иногда добываются десятки пудов щуки и при ловком ударе случается, что вся артель сразу нанизывается на этот семизубец[41]. Но ловля силком, весьма употребительная у башкирцев на озерах Екатеринбургского уезда, и стрельба щуки имеют уже случайный характер и употребляются весьма редко.

Вообще вся водяная птица, как сказано выше, прилетающая не ранее начала апреля и исхудавшая от дальнего путешествия, только теперь, перед кладкой яиц, отъедается щучьей икрой и, в свою очередь привлекаемая обильною пищею, теснится у самых берегов. Целые тучи свиязей, гоголей, лутков, чернетей и турпанов, прилетающих после всех уток, даже чирки, кряквы и шилохвости все это время держатся в прибрежной осоке, побелевшей от прильнувшей к ней рыбьей икры. Им нечего страшиться: мелкие и средние щуки для них неопасны, крупные редки, да в нерест они не обращают внимания на них. Длинной вереницей, словно шеренга солдат, подплывают черные турпаны; в беспорядке, там и сям, мелькают ныряющие гоголи; галдят, собравшись в тесную кучу, громоголосые кавыки (Harelda glacialis), еще не улетевшие далее на север; большинство других уток уже заметно плавают парочками. Вся эта пестрая толпа кричит и крякает без умолку, ныряет, плещется, хлопает крыльями; не обращая никакого внимания на нее, спокойно высматривая рыбу, сидит на сухой лесине скопа – это хищная птица, питающаяся только рыбой. Вот она завидела крупную добычу, как молния окунывается в воду и вытаскивает двухфунтовую щуку. Не всегда, однако, эта жадность проходит ей даром: крупная десятифунтовая щука уже легко топит своего цепкого всадника и долго ходит с ним, пугая суеверных рыбаков во время осеннего лученья. Нет сомнения, что отсюда-то и произошли большая часть рассказов о виденных ими водяных.

К тому времени прибрежья озера оживляются еще более. Пролетные стаи куликов самых разнообразных пород толпятся на берегу, звонкий писк и свист их далеко слышатся в воздухе. На песчаных мысах сотнями перелетывают крошечные кулички-воробьи; у самого берега плавают немного большие по величине сметанники, или плавунчики; по покосам проворно семенят ржанки, называемые здесь кокошниками; в соседних кустах уже поет соловей-красношейка (Lusciola calliope), неизвестный в России; в ельниках у воды летают стаями и свистят без умолку недавно прилетевшие свиристели – обитатели Дальнего Севера, которых мы видим в Средней России только в холодное время года. Каких только птиц не живет в окрестностях Княспинского озера! Но оставим их в покое.

Почти одновременно со щукой, когда полая вода ручьев и рек освежит затхлую воду озера, зимой вследствие причин, имеющих быть изложенными ниже, совершенно лишенного и своих подводных жителей, в него входят из Турьи через исток язь, окунь, затем ерш, составляющий главную массу рыбы озера во все времена, когда оно свободно от льда. Но язь входит сюда в весьма небольшом количестве, и большая часть его вылавливается еще в Турье богословскими рыбаками, которые своими плетневыми заязками заграждают ему дальнейшее поднятие вверх по реке. В начале мая густыми стаями выплывает он из глубоких ям Богословского пруда, составленного этою рекою, на более мелкие места, затем входит отдельными рукавами в «трубу» реки; но здесь его встречают вышеупомянутые заязки – и он битком набивается в морды, расставленные в промежутках плетня. Редко, только в очень большую воду, представляется возможность обойти эту преграду, но за нею следует вторая, третья, так что рано или поздно большая половина язиной стаи делается добычей рыболовов, жадно стерегущих богатую добычу, ценимую еще дороже щуки. В 1872 г. одними богословскими рыбаками было поймано в Турье более 500 пудов этой рыбы, достигающей здесь весьма большой величины – до 8 фунтов, даже более. Играют только крупные, трехгодовалые, язи-фунтовики: меньшие, т. н. подъязки, т. е. годовалые и двухгодовалые язи, остаются в пруде и вовсе не поднимаются в реку. Сначала идет самый мелкий язь – фунтовик, и эти стаи по причинам весьма понятным есть самые многочисленные; вскоре, вслед за ними, иногда в ту же ночь, идет четырехлетний, пятилетний и, наконец, самый крупный и вместе малочисленный язь. Вся игра продолжается, однако, всего ночи две, три, так как он, подобно плотве, нерестится только по ночам. За все это время, даже за несколько дней до настоящего нереста, всегда пугливый, осторожный и необыкновенно чуткий и бойкий язь едва ли не смирнее щуки: в самый разгар игры случается нередко наезжать лодкой на язиную стаю, и можно подумать, что он видит тогда очень плохо, да и слышит тоже хуже обыкновенного. Но при сильном шуме он проявляет вполне свою прежнюю ловкость и необычайную силу. Нередко случается видеть, как испуганная стая стремглав бросается назад от заязка или перепрыгивает через него, хотя бы он торчал на аршин или еще выше над поверхностью воды.