Влюбленная в море - Страница 18

«Морской ястреб» достиг Доминики во второй половине дня и бросил якорь в маленькой бухте, укрывшейся за высокой скалой. Пресной воды было здесь предостаточно, местность изобиловала горными ручьями. Команде не терпелось исследовать лесистые холмы, но Родни запретил кому бы то ни было отправляться на поиски тропических плодов, прежде чем будут заполнены водой все бочки.

Он хорошо сознавал, что задерживаться у этих островов небезопасно. Поблизости могли рыскать испанцы, и Родни распорядился держать корабль в готовности к немедленному отплытию. Желательно было суметь отчалить в считаные минуты еще и по другой причине. Остров населяли племена, занимавшиеся людоедством. Жестокие, свирепые, воинственные, они упорно сопротивлялись испанцам, да и моряки прочих стран, заходившие на Доминику, считали разумным избегать столкновений с ними.

Берег был пустынным, только кричали и кружили над головами вспугнутые птицы. Они провели здесь ночь, а утром подняли якорь и направились в Карибское море.

За следующие двенадцать дней им не попался навстречу ни один корабль. Было жарко, и Лизбет жалела матросов, которые должны были исполнять свои повседневные обязанности — натягивать канаты, спускать или ставить паруса. Их полуобнаженные тела лоснились от обильного пота.

Жара странным образом обострила чувства Лизбет. Ей лезли в голову безумные невозможные мысли, которые до этого никогда ее не посещали. И сны снились странные: в них неизменно присутствовал Родни, и иногда утром, встречаясь с ним взглядом, она заливалась краской.

Однажды душной тропической ночью под густо усеянным звездами бездонным небом они оказались на палубе бок о бок, и Лизбет охватило желание дотронуться до него, почувствовать, что Родни Хокхерст действительно человек из плоти и крови, а не плод ее фантазии.

— О чем вы задумались? — спросил вдруг Родни необычно мягким тоном.

— О вас, — невольно проговорилась Лизбет.

— И я думал о вас! — бросил он с внезапной досадой.

— Почему? — выдохнула Лизбет.

— Потому что ничего не могу с собой поделать, не могу освободиться от вас, — ответил он мрачно.

Лизбет замерла. Ее волосы словно фосфоресцировали, лицо окружал мерцающий ореол.

— Черт бы вас побрал! — воскликнул Родни, но на этот раз в его голосе не было гнева. При этих словах Лизбет задрожала, но это была удивительно приятная, сладкая дрожь, которая охватила все ее тело до последней жилки.

— Лизбет… — проговорил он глухо, но тут внезапно затрезвонили колокола, вернув их к реальности. Родни молча повернулся и спустился вниз, а Лизбет осталась стоять одна, прижимая руки к груди, пытаясь унять душевное волнение.

Солнце клонилось к закату, когда на двенадцатый день после того, как они покинули Доминику, вахтенный крикнул:

— Парус, на горизонте парус!

Родни, забыв о необходимости демонстрировать хладнокровие, выскочил из каюты на кормовую часть верхней палубы.

— Где? — вскричал он.

— Слева по носу, сэр. Я думаю, это каракка.

— Да, это точно каракка, — крикнул другой матрос с топа мачты. — Идет сюда на всех парусах.

Следующие несколько мгновений никто из стоявших на палубе не мог ничего разглядеть, затем Родни заметил сверкающий белый квадратик, который на миг приподнялся над линией горизонта и тут же опять скрылся. Шли минуты, парус показывался все чаще, и вот наконец на виду оказался весь корабль целиком.

— Они идут под испанским флагом, сэр, — прокричал вахтенный.

Родни кивнул, он и сам успел разглядеть флаг несколькими секундами раньше, но боялся, что, если скажет об этом первый, голос выдаст его волнение.

— Тоннаж никак не меньше семисот, — раздался рядом голос Барлоу.

Родни не ответил, он следил за приближавшимся кораблем и все больше отдавал себе отчет в превосходстве противника. Корабль был очень большим, а эти «испанские плавучие крепости», как их называли, могли позволить себе иметь на борту тяжелые дальнобойные пушки.

— Приготовиться к бою!

Переборки опустились, юнги с восторженными возгласами бросились за порохом для пушек, рядом с которыми уже лежали наготове черные чугунные ядра. Вдоль всего правого борта на деревянных платформах выкатывали и заряжали пушки, вдоль левого борта тоже закипела лихорадочная деятельность.

— Команда к бою готова, сэр, — отрапортовал Барлоу.

Родни открыл рот, но не успел ничего сказать — его опередил крик с топа мачты:

— Вижу еще корабль!

Родни резко вскинул голову, а дозорный продолжал:

— По правому борту, сэр. Прямо по солнцу, это люгер[10].

Все повернули головы направо. Поскольку перед этим взгляды были прикованы к приближавшейся слева каракке, люгер успел подойти на довольно близкое расстояние, прежде чем его заметили. Это небольшое судно шло со стороны Панамского залива, и не было ни малейшего сомнения в том, кому оно принадлежало.

Родни начал быстро прикидывать, каким запасом времени они располагают. С мачты «Морского ястреба» в ясную погоду можно обозревать пространство в радиусе двадцати миль. Но расстояние между ним и кораблями сокращалось слишком стремительно.

Долго размышлять не позволяла обстановка. Родни понимал, что стоит промешкать, и его возьмут в клещи. Он видел, что все матросы смотрят на него и Барлоу в нетерпении ожидает распоряжений.

В это мгновение Родни понял, что может отдать только одну-единственную команду:

— Поставить марсель, мастер Барлоу.

Ему показалось, что, повторяя команду матросам, Барлоу чуть-чуть помедлил.

— Поднять все паруса, — добавил Родни. — И отдать фал.

Барлоу снова повторил команду.

— Полный вперед, мастер Барлоу, — сказал он еще минуту спустя.

Бриз моментально наполнил паруса. Матросы бегали по палубе, подгоняемые старшинами, разворачивали снасти. Оружейный расчет замер в готовности, как замирает бегун на старте.

Родни снова устремил взгляд на каракку, подходившую быстрее, чем люгер, которому приходилось бороться со встречным ветром.

— Ветер меняется, сэр, — предупредил Барлоу.

— Полный вперед, — велел Родни.

— Вперед? — повторил Барлоу слегка вопросительным тоном.

— Именно так я сказал, мастер Барлоу.

Барлоу, кажется, наконец понял, что задумал капитан. Родни увидел, как омрачилось его лицо, потухли глаза. По мере того как «Морской ястреб», распустив все паруса, набирал ход, матросы тоже поняли, что их корабль обратился в бегство. По палубе пронесся то ли вздох, то ли стон, который показался Родни скорее презрительным, чем разочарованным, но он сделал вид, что ничего не слышит.

Он следил, как с одной стороны к ним приближается галион, с другой — люгер. «Морской ястреб» не имел шансов устоять против двойной атаки, и все же Родни хорошо понимал чувства матросов.

«Мы могли бы сразиться с одним — говорил он себе, — но не с двумя сразу». Даже в этом случае каракка, скорее всего, одолела бы их, подавив огневой мощью. Если бы «Морской ястреб» и схватился с ним и нанес ему урон, он мог оказаться на дне прежде, чем окончательно разделался с неприятелем. Поэтому Родни принял не принесшее ему славы решение, и «Морской ястреб» на всех парусах помчался по Карибскому морю.

Родни так сосредоточенно смотрел на каракку, что не сразу расслышал раздавшийся рядом тихий голос.

— Родни, — окликал его голос. — Родни!

Даже в этот миг предельной сосредоточенности и напряжения Родни понял, что Лизбет называет его по имени, хотя до сих пор обращалась к нему в строго официальной манере, даже когда они оставались наедине.

— Что вам надо? — Вопрос прозвучал резко и, пожалуй, грубо.

— Я слышала, как мастер Хейлс сказал, что мы удираем. Но этого не может быть. Вы, конечно, решили принять бой?

— С двумя кораблями сразу? Это было бы безумием. — Он и сам не знал, почему дал себе труд отвечать ей, разве что, высказав вслух роившиеся в мозгу мысли, он испытал некоторое облегчение.