Везуха - Страница 33
С чего бы это вдруг двум таким серьезным дядям бояться какого-то там старшего менеджера дочерней конторы?
Конечно, не исключено, что внутренняя безопасность действует не по чьей-либо указке, а по своей собственной инициативе. И на шефа просто решили таким вот образом надавить. Чтоб знал свое место и не лез в большие дела, прикрываясь давней дружбой с самим Паниным. И разговор этот, возможно, ограничится десятком ничего не значащих вопросов, а в ближайшие дни нечто подобное предстоит еще двум-трем менеджерам среднего звена. Если уже не случилось. В расчете на то, что испуганные сотрудники выложат все Марту Викторовичу как на духу, обрисовав перед ним картину массированного давления.
Хотя по-хорошему это какая-то чересчур сложная интрига. Скорее уж действительно в родной конторе кто-то всерьез проворовался, вот служба безопасности и копает. Под ту же выставку, вовремя подсуетившись, можно немало положить в карман.
Лично за себя Андрей почти не боялся, так, легкая настороженность присутствовала. Если бы недостачу решили свалить на него – никто бы с ним не цацкался, не того полета птица. А тут – в машину его пригласили вежливо, без намеков на угрозу, рядом никто не сел, наоборот, Петр Дмитриевич демонстративно устроился впереди. Машина не новая, центрального замка на дверях нет – то есть Андрею давали понять, что ограничивать его свободу никто не собирается. Да еще поглядывают как-то настороженно.
Минут через десять машина тормознула в малознакомом Андрею переулке перед дверями несколько зачуханной с виду забегаловки. Называлась она просто и без затей: «Кафе».
– Приехали, – преувеличенно бодро сказал Петр Дмитриевич. – Машину я пока отпускать не буду, когда закончим, вас отвезут назад. Согласны?
Андрей отнекиваться не стал, вылез наружу и вслед за безопасником вошел в полутемный зал. Внутри оказалось даже уютно. Десяток столиков на двоих, стойка и в дальнем углу – небольшой альков, с отдельным столом побольше. Петр Дмитриевич уверенно направился к нему. Окон внутри не было, зал освещали лишь несколько десятков бра, развешенных по стенам в искусном беспорядке.
– Присаживайтесь, Андрей Игоревич!
Петр Дмитриевич дождался, пока Андрей сядет, расположился напротив и с заметным напряжением произнес:
– Прошу понять меня правильно…
Он снова запустил руку во внутренний карман пиджака. На этот раз какого-то изящества или наигранности в его жесте не было. Андрею даже показалось, что у безопасника дрожат руки. Да нет, показалось. Что за бред, ей-богу!
Петр Дмитриевич аккуратно положил на стол характерную бордовую книжечку.
– …но настало время представиться по-настоящему. Я действительно Петр Дмитриевич. Петр Дмитриевич Радченко, полковник Федеральной Службы Безопасности, начальник группы аналитического риска.
Почему-то Андрей почти не удивился и не испугался. Грозный когда-то Комитет, сменив название, вряд ли утратил значительную часть своей мощи, но после десятка переформирований и разделения полномочий уже не воспринимался древним пугалом советских времен.
– И к чему весь этот маскарад? Назвались бы сразу!
– Да? – с некоторой иронией осведомился Петр Дмитриевич. Относительно мирная реакция Андрея будто бы успокоила его. Прежнее напряжение в голосе если и не сошло на нет, то значительно уменьшилось. – И вы уверены, что точно так же сели бы в машину ФСБ? Не стали бы кричать на всю улицу о презумпции невиновности, ордерах и прочей виденной в кино мишуре?
– Да, пожалуй, – согласился Андрей. – Но в любом случае остается невыясненным главный вопрос: что вам нужно от меня?
– Поговорить. Для начала – просто поговорить. Без всякого принуждения и исключительно с вашего согласия. И, чтобы не возникало никаких недоразумений, говорю вам сразу – в любой момент нашей беседы вы вольны уйти. Повторяю, в любой момент, даже прямо сейчас.
Андрей почти не колебался.
– Вы очень умело разбудили мое любопытство. Я, пожалуй, выслушаю.
Петр Дмитриевич кивнул (и опять Андрею показалось, что полковник сделал это с облегчением), подождал, пока появившийся вдруг без всякого сигнала молчаливый официант расставит на столе чашки, сахарницу, вазочку с берлинским печеньем, спросил:
– Кофе? Рекомендую… здесь неплохо готовят.
– С удовольствием.
Официант так же молча поставил перед Андреем исходящее паром капуччино с ровной шапочкой пены и исчез.
Полковник отпил несколько глотков из своей чашки, чуть прикрыл глаза, смакуя напиток, и вдруг неожиданно сказал:
– Очень прошу отнестись к моему вопросу серьезно: скажите, как у вас с историей?
– Гм… что-то вроде вооруженного нейтралитета. Что-то со школы осталось, каюсь, увлекался да на работе всякими проспектами по самое не могу загрузился. А что?
– Вы же ездили в Индию два года назад, верно?
– Да, ездил. – Вопрос напрягал, но Андрей старался не подавать виду. – По делам фирмы, группу сопровождал.
– В Патру?
– Не только. Маршрут большой был: Дели, Агра, Варанаси…
– То есть вы были вместе с группой на экскурсиях, проспекты, наверняка, пролистали. Доводилось слышать об Обществе Девяти Неизвестных?
Доводилось – во время поездки Андрей кое-что почитал. На всякий случай: мало ли придется дыры в экскурсиях закрывать, туристам своим лапшу на уши часик-другой повешать, пока гид соизволит объявиться.
Но признаваться Андрей пока поостерегся. Что хочет от него ФСБ, он пока даже и представления не имел. Ситуация его нервировала и заставляла следить за своими словами. Кто их там знает – Комитет все-таки. Не успеешь рот раскрыть, тут же припаяют сотрудничество с мировым терроризмом. Может, теперь какая-нибудь новая Аль-Каида так называется.
– Нет, никаких ассоциаций.
– Общество создал в третьем веке до нашей эры индийский царевич Ашока, внук…
«Ага, – подумал Андрей, – все-таки полковник имеет в виду то самое, древнеиндийское Общество. Сейчас еще Чандрагупту припомнит. Только при чем здесь я?»
Петр Дмитриевич на мгновение замялся, вспоминая, потом произнес по слогам, будто повторял старательно заученный когда-то урок:
– …императора-воина Чандрагупты, Великого Деда.
Андрей кивнул: что-то знакомое, мол.
Действительно, Чандрагупта – то еще имечко, для русского уха непривычное: запоминаешь навсегда, стоит хотя бы раз услышать. Тогда в Патре экскурсовод, расхваливая чандрагуптовы деяния, целую лекцию прочел. Страна тогда называлась Магадха, а правила в ней династия, дай бог памяти, Нандов, что ли? Будущего Великого Деда еще в молодости изгнали из столицы за честолюбивые помыслы и крамольные речи. Чандрагупта, однако, не успокоился, а, наоборот, обосновавшись на севере страны, взялся мутить народ. В конце концов он поднял восстание, разбил сначала македонский гарнизон, а потом наведался в столицу – Паталипутру и, скинув с трона царя из Нандов (как же его звали? нет, не вспомнить…), стал править страной. Потом Чандрагупта победил диадоха Селевка, наместника и полководца самого Александра Великого, отнял у него часть нынешнего Афганистана – Гандхару – и начал объединение Индии в одно могучее государство. Великий Дед оставил сыновьям немалое письменное наследство с наставлениями и советами, над которыми до сих пор ломают копья и головы сотни индологов.
– Слава Чандрагупты не померкла и после его смерти, – продолжал Петр Дмитриевич, – и Ашока, чье царствование началось в спокойные годы, ей по-черному завидовал. Молодому царю хотелось перещеголять деда. Не долго думая, жаждущий славы внук напал на первое попавшееся соседнее государство, решив и его включить в состав своей империи. Войска Ашоки разбили соседей в кровавой трехдневной битве. Царевич изволил сам пожаловать на поле боя, чтобы вознаградить отличившихся солдат и насладиться плодами своей победы. Но вместо сверкающих победоносных полков он увидел реки крови, тысячи искалеченных тел вперемешку с ранеными и умирающими воинами. Легенда говорит, что Ашока был так поражен этим зрелищем, что раз и навсегда зарекся вести завоевательные походы, мол, цена победы показалась ему непомерной. Теперь уже мы никогда не узнаем, сам ли царевич принял такое решение или здесь поучаствовал Гассар, его пресловутый наставник, которому легенды приписывают чуть ли не сверхъестественное происхождение. Так или иначе, все последующие годы своего правления Ашока занимался строительством, прокладывал дороги, возводил мосты. Чем, кстати, и прославил свое имя. Кто-то из викторианских писателей сказал, что Ашока, мол, был единственным в древней истории монархом-завоевателем, который смог остановиться, когда еще одерживал победы.