Вечный Герой (сборник) - Страница 42

Такое объяснение, видимо, вполне их удовлетворило, а когда мы причалили в небольшой гавани близ Долины Тающих Льдов, я распрощался с ними, вскочил на коня и погнал его в сторону Лус Птокаи, не зная даже, что именно предприму, когда доберусь туда. Я хорошо знал лишь одно: непременно нужно было дать знать Арджаву, как обернулись дела.

Они тогда были правы. Племя людей не позволило мне проявить милосердие.

Команда попрощалась со мной очень тепло. Они, пожалуй, даже полюбили меня. Они еще не знали, не знал этого и я, что вскоре все они из-за меня будут убиты.

Теперь я стремился лишь поскорее добраться до Лус Птокаи. Я змеей прополз мимо того огромного лагеря, который мы разбили, намереваясь осадить город, и ночью проник в столицу элдренского государства.

Арджав вскочил с постели, узнав, что я вернулся.

— Ну как, Эрекозе? — Он внимательно посмотрел на меня. И сказал: — Тебе ничего не удалось, не так ли? Ты гнал во весь опор, тебе даже пришлось сражаться, чтобы спасти свою жизнь? Что же произошло?

Я рассказал.

— Так, значит, совет наш оказался глупым, — вздохнул он. — Теперь тебе придется умереть вместе с нами.

— Лучше уж это, — откликнулся я.

Прошло два месяца. Два зловещих месяца в Лус Птокаи. Племя людей не стало сразу штурмовать город, и вскоре выяснилось, что они ждут указаний от королевы Иолинды. Она же, по всей видимости, отказывалась принимать решение.

Такая бездеятельность сама по себе уже угнетала.

Я часто поднимался на крепостные стены и смотрел на огромный лагерь внизу, надеясь, что сражение наконец начнется и быстро закончится. Легче мне становилось только в присутствии Эрмизад. Теперь мы уже признались в любви друг к другу.

Я жаждал спасти ее, потому что она стала мне слишком дорога.

Хотелось спасти и ее, и себя, и всех жителей Лус Птокаи, именно потому, что я жаждал всю жизнь прожить с ней рядом. Мне вовсе не нравилась мысль о смерти.

В отчаянии я без конца строил различные планы того, как нам противостоять чудовищной военной силе, что ждала своего часа, но все мои планы оказывались совершенно нелепыми и безнадежными.

И вдруг в один прекрасный день я вспомнил.

Я вспомнил тот разговор, который произошел у нас с Арджавом на горном плато, когда он победил меня в поединке.

Я отправился искать его и нашел в кабинете. Он что-то читал.

— Эрекозе? Они что же, начали штурм?

— Нет, Арджав. Но я помню, что однажды ты рассказывал мне о некоем древнем оружии, которое имелось у элдренов… которое есть у вас и сейчас.

— Что-что?

— О том древнем ужасном оружии, — повторил я. — Том самом, которое вы поклялись никогда более не использовать из-за его чудовищной разрушительной силы.

Он покачал головой:

— Только не это…

— Используй его всего лишь один раз, Арджав, — попросил я его. — Всего лишь покажи свою силу, ничего более. Тогда они, наверное, сразу согласятся обсудить условия перемирия.

Он захлопнул книгу.

— Нет. Они никогда не станут обсуждать с нами условия перемирия. Они скорее согласятся погибнуть. В любом случае, я не считаю, что даже в подобной ситуации можно думать о нарушении столь давней клятвы.

— Арджав, — сказал я, — я уважаю ваше нежелание использовать это оружие. Но чем дальше, тем сильнее я люблю элдренов. Я уже нарушил одну клятву. Позволь же мне нарушить и вторую — вместо тебя.

Он снова покачал головой.

— Ну тогда только скажи, что согласен, — продолжал я. — Если наступит тот час, когда я пойму, что мы неизбежно должны использовать это оружие, позволь мне — вместо тебя — принять это страшное решение. Пусть ответственность за это падет на мою голову.

Он испытующе посмотрел на меня. Его сплошь голубые глаза, казалось, пронзали меня насквозь.

— Может быть, — сказал он.

— Арджав… ты сделаешь это?

— Мы, элдрены, никогда не действовали под влиянием своих чувств и страстей — в отличие от вас, людей. Во всяком случае, мы никогда бы не смогли уничтожить целый народ во имя собственного спасения, Эрекозе. Так что не смешивай наши духовные ценности с человеческими.

— Я и не смешиваю, — ответил я. — Это ведь моя собственная инициатива, я первым заговорил об этом оружии. Я не смогу вынести, если ваша благородная раса будет дотла уничтожена скотами, что расположились лагерем у ваших стен!

Арджав встал и поставил свою книгу обратно на полку.

— Иолинда сказала правду, — промолвил он тихо. — Ты предал свой собственный народ.

— Народ — слово, в общем-то, довольно неопределенное и бессмысленное. Ведь именно вы с Эрмизад призывали меня к тому, чтобы я стал личностью. Я уже выбрал, с кем мне быть и оставаться.

Он закусил губу.

— Ну что ж…

— Я хочу лишь одного: остановить это безумие, — сказал я.

Принц стиснул свои тонкие бледные руки.

— Арджав, я прошу тебя во имя той великой любви, которую мы с Эрмизад испытываем друг к другу. Во имя той великой дружбы, которой ты одарил меня. Во имя жизни всех элдренов. Я умоляю тебя, позволь мне принять необходимое решение относительно этого оружия, если в том возникнет необходимость.

— Из-за Эрмизад? — он поднял свои тонкие брови. — Из-за тебя самого? Из-за меня? Из-за моего народа? Не во имя мести?

— Нет, — тихо сказал я. — Не думаю, чтобы я стал мстить.

— Ну, хорошо. Я предоставляю тебе право принять это решение. Думаю, что это справедливо. Я тоже не хочу умирать. Но помни: нельзя действовать так необдуманно, как это часто делаете вы, люди.

— Я буду помнить это, — пообещал я.

И, по-моему, я свое обещание сдержал.

Так проходил день за днем, пока не стало холодать: приближалась зима. Если зима успеет наступить, то мы пока спасены, ибо нужно быть дураком, чтобы до самой весны вести столь тяжкую и длительную осаду.

Видимо, они тоже это понимали. Иолинда все-таки должна была принять какое-то решение. И она отдала приказ штурмовать Лус Птокаи.

Я уже знал, что после длительных споров и перебранок между собой военачальники выберут кого-то одного — одного из наиболее опытных, чтобы он сыграл роль их Героя.

И они избрали графа Ролдеро.

И начали готовиться к штурму.

Были использованы все виды осадного оружия, включая гигантскую пушку под названием Огненный Дракон. Таких пушек у них было несколько — чудовищные, черные, украшенные литьем с изображениями свирепых морд.

К стенам города подъехал верхом сам Ролдеро, и герольд возвестил о его прибытии. Я поднялся на городскую стену, чтобы переговорить с ним.

— Здравствуй, предатель Эрекозе! — крикнул он. — Мы решили наказать тебя — а заодно и всех элдренов, что прячутся за этими стенами. Мы непременно сотрем вас всех в порошок, но тех, кого захватим в плен, постараемся умертвить медленной смертью.

Глубокая печаль охватила меня.

— Ролдеро, — взывал я к нему, — мы ведь некогда были друзьями. Может быть, ты даже был моим единственным настоящим другом. Мы с тобой вместе пили, сражались, шутили… Мы с тобой были товарищами, Ролдеро, настоящими боевыми товарищами.

Его конь взвился на дыбы и ударил копытами.

— Все это было очень давно, — сказал он, не глядя на меня. — Сто лет назад.

— Всего лишь чуть больше года назад, Ролдеро…

— Но мы больше уже не друзья с тобой, Эрекозе. — Он посмотрел вверх, на стену, прикрывая глаза от солнца рукой в латной перчатке. Я заметил, что лицо его сильно постарело, на нем прибавилось немало новых шрамов и рубцов. Разумеется, и сам я выглядел иначе, чем прежде. — Мы с тобой очень разные, слишком разные, Эрекозе. — И Ролдеро, натянув поводья, развернул коня, с яростью вонзил ему в бока шпоры и помчался назад, в свой лагерь.

Теперь ничего не оставалось, как сражаться.

Огненные Драконы изрыгнули в стены крепости свои страшные снаряды. Зажигательные бомбы из захваченной артиллерии элдренов со свистом посыпались на улицы города. За ними следом в воздух взметнулись тучи стрел.