В лабиринтах развивающегося мозга. Шифры и коды нейропсихологии - Страница 17

Думаю, что для читателя теперь очевидно, почему сегодня все журналы наполнены статьями о роли амигдалы в формировании шизофрении и других психозов, всевозможных видов патологической агрессии, сексуальных расстройств, депрессии и т. д. В амигдале не «локализованы» все эти формы поведения: ее недостаточность приводит к невозможности адекватного выбора между мотивациями, что и ведет к прогрессивному нарастанию разного рода дезадаптаций человека.

Ясно, что ситуация упрощена до уровня комикса: вообще не указаны цепочки прямых и обратных связей амигдалы с более высокими уровнями мозга и телом. Но и эта цифра, по-моему, впечатляет: ведь мы не все время находимся в субклиническом (клиническом) состоянии… Значит, наш миндалевидный комплекс справляется со своей задачей, реализует свой «индивидуальный талант» – фактор выбора между несколькими мотивациями.

Основой теории и практики синдромного анализа послужили клинические данные. Но последующие разработки показали, что синдромный анализ валиден не только как топический (при локальных поражениях мозга), но и как функциональный подход: для исследования нормативных процессов в рамках нейропсихологии индивидуальных различий, нейропсихологии детского возраста и возраста инволюции. Ведь любой человек может быть описан на языке системно-динамического факторного анализа. То есть через индивидуальный ансамбль адаптивных нейропсихосоматических механизмов, позволяющий ему с большим или меньшим успехом реализоваться в жизни. У каждого из нас факторная организация ВПФ и поведения в целом обеспечивает комплементарность коммуникаций среды, психики, тела и мозга.

Синдромный анализ всегда проводится с позиций двух взаимодополняющих идеологем нейропсихологии: теории трех функциональных блоков мозга (III ФБМ) и теории межполушарного взаимодействия. Эти теории описывают систему координат, несущие оси мозговой организации психических процессов. Соответствующие им этапы нейропсихологического анализа подробно описаны в следующих частях книги. Здесь мы обозначим их в целом, как бы пунктирно.

Три функциональных блока мозга – мощнейший адаптационный механизм, связанный прежде всего с глобальными процессами инициации, тонизирования и энергетизации нашего поведения, которые реализуют себя в континууме «Я (сам) – Не Я (другой, внешний мир)». Этот уникальный, специфический только для человека способ существования заключается в принципиально разных видах и формах непроизвольной и произвольной саморегуляци, находящихся в постоянном взаимодействии. То есть в возможности управлять источниками (внутренним и внешним) собственного поведения. Или как минимум в принятии факта существования таковых. Результатом этого взаимодействия становится активация базовой, доминирующей программы психической деятельности и/или поведения в целом.

В этой архитектонике, естественно, предусмотрено и аппаратное, операциональное обеспечение имеющей место программы. Оно представляет собой матрицу диалога с собой и окружающим миром в виде упорядоченной схемы разнообразных средств и способов самоактуализации, включающую всегда и когнитивный, и эмоциональный, и соматический аспекты. В совокупности программные и операциональные конструкции психической деятельности мозга являются главным «гарантом» нашей адекватной адаптации. При этом все системы человеческого поведения оказываются иерархически, «по вертикали» в той или иной степени многократно продублированными на разных уровнях мозговой организации.

Рассуждения в дискурсе теории III ФБМ – это анализ любого психологического феномена, прежде всего в контексте вопроса «что?». Что именно, какой фактор является системоорганизующим, то есть производным от глубинных источников, причин, целей, планируемых результатов того или иного поведения: в норме и патологии, актуально и в динамике – на длительных отрезках жизни человека? Вопрос о системообразующих (ориентированных на прагматическое воплощение этих процессов) факторах ставится в этой системе анализа вторым.

Ведя разговор о функциональной асимметрии мозга и межполушарных взаимодействиях, мы обращаемся к иной – «горизонтальной» (ассимилирующей в себя передне-заднюю, внутриполушарную) церебральной организации степеней защит и свобод психической деятельности человека. Здесь совсем по-другому расставлены акценты, принципиально иная точка отсчета и соответственно точка опоры для нейропсихологического анализа. На первом плане здесь стоит именно вопрос «как?». Как достигается или может быть достигнута та самая цель, которая инициирована предвкушаемым, желаемым результатом. Этот вопрос непосредственно ориентирован на поиск системообразующих факторов.

Проблема асимметричной функциональной специализации полушарий мозга человека и их парной работы раскрывает контекст базовых вариантов, средств и этапов приема, обработки, хранения внутренней и внешней информации; выработки алгоритмов взаимодействия с ней. Здесь внимание концентрируется на системно-динамической межполушарной организации отдельных психических актов и их констелляций; их функциональных, процессуальных и пространственно-временных характеристиках. Следовательно, вектор нейропсихологического анализа направлен на исследование способов и путей получения упомянутого результата. Равно как и промежуточных целей, ведущих к нему.

Очевидно, что достижение того или иного результата всегда связано с активностью субъекта, а активность принципиально возможна только в виде двух психических функций – движения и речи. Но движение – это всегда движение тела человека. Соответственно, в противоположность смысловому континууму «Я – Не Я» идеологемы III ФБМ, базовым для идеологе мы межполушарного взаимодействия становится континуум «Тело – Речь» и все производные от этих краевых понятия.

У этих двух осей – вертикальной и горизонтальной (соответственно подкорково-корковой и право-левополушарной) – есть главное, что делает их неотъемлемым условием нормального существования человека. Помимо осуществления собственных функций, они образуют своего рода систему координат. На уровне каждого из трех блоков есть функциональная асимметрия и взаимодействие, которые, в свою очередь, имеют иерархическое подкорково-корковое строение. Это обстоятельство принципиально.

Наибольшее число ошибок квалификации, артефактов и мифов о мозговой организации поведения человека в норме и патологии связано с тем, что учитывается какая-то одна ось, да и та анализируется не совсем корректно.

Следует остановиться на одном весьма интересном обстоятельстве. Как феномены, так и объяснительные гипотезы горизонтального свойства возникают в картине мира человека раньше, чем вертикального. Это и понятно: нормальное, естественное человеческое пространство, доступное и не требующее дополнительных усилий для манипуляций с ним, располагается в горизонтальной плоскости (глаз, рук и т. д.). Ведь для того, чтобы освоить вертикаль, нужно как минимум поднять (опустить) голову. Именно поэтому человек и непосредственно-чувственно, и символически осваивает вертикаль гораздо позже, чем горизонталь.

Парадокс заключается в том, что в природе (мозге, психике) уровневая вертикальная организация сама по себе существенно старше, чем горизонтальная. Точнее, горизонтальная модель, предполагающая медленное и диффузное распространение активности, заканчивается на медузе. Уже у червей (и далее в эволюции) доминирует вертикаль – отчетливая продольная ось, которая у человека превращается в позвоночный столб, где находится спинной мозг, венчающийся головным. Итак, объективно вертикальная плоскость является системоорганизующим фактором развития, но восприятие этого очевидного факта оказывается необычайно трудоемким. Что легко объяснимо: восприятие горизонтали всегда легче, потому что она досягаема, более привычна; она земная, потому понятна. Наконец, рассмотрение любого феномена (явления природы, искусства, науки или другого человека) по горизонтали изначально предполагает равенство с ним. А это комфортно, поскольку имплицитно отрицает наличие принципиальных различий между субъектом наблюдения и его объектом.