Трусливый Ваня - Страница 11
Баба так к окну и метнётся, а потом на скворца
полотенцем замахает:
— Кшшш... ты, окаянный! До чего напугал. Я и
вправду подумала, что это наша милая козинька просится...
М. Горький
С Л У Ч А Й
С Е В С Е Й К О Й
Однажды маленький мальчик Евсейка — очень
хороший человек! — сидя на берегу моря, удил рыбу.
Это очень скучное дело. День был жаркий; стал Евсейка
со скуки дремать и — бултых! — свалился в
воду.
Свалился, но ничего, не испугался и плывёт тихонько,
а потом нырнул и тотчас достиг морского дна.
Сел на камень, мягко покрытый рыжими водорослями,
смотрит вокруг — очень хорошо!
Ползёт, не торопясь, алая морская звезда, солидно
ходят по камням усатые лангусты, боком-боком
двигается краб; везде на камнях, точно крупные
вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких
любопытных штук: вот цветут, качаются морские лилии,
мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот
тащится морская черепаха, и над её тяжёлым щитом
играют две маленькие зелёные рыбёшки, совсем как
бабочки в воздухе, и вот по белым камням везёт
свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него,
даже стих вспомнил:
Дом — не тележка у дядюшки Якова...
И вдруг слышит, над головою у него точно кларнет
запищал:
— Вы кто такой?
Смотрит, над головою у него огромнейшая рыба в
сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и, оскалив
зубы, приятно улыбается, точно её уже зажарили и
она лежит на блюде среди стола.
— Это вы говорите? — спросил Евсей.
— Я-а...
Удивился Евсейка и сердито спрашивает:
— Как же это вы? Ведь рыбы не говорят!
А сам думает:
«Вот так раз! Немецкий я вовсе не понимаю, а
рыбий язык сразу понял! Ух, какой молодчина!»
И, приосанясь, оглядывается: плавает вокруг него
разноцветная игривая рыбёшка и — смеётся, разговаривает:
— Глядите-ко! Вот чудище приплыло: два хвоста!
— Чешуи — нет, фи!
— И плавников только два!
Некоторые, побойчее, подплывают прямо к носу
и дразнятся:
— Хорош, хорош!
Евсейка обиделся:
«Вот нахалки! Будто не понимают, что перед ними
настояший человек...»
И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук,
резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют
хором, дразня большого рака:
Под камнями рак живёт.
Рыбий хвостик рак жуёт,
Рыбий хвостик очень сух,
Рак не знает вкуса мух.
А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая
клешни:
— Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то!
«Серьёзный какой», — подумал Евсейка. Большая
же рыба пристаёт к нему:
— Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые?
— Папа сказал.
— Что такое — папа?
— Так себе... Вроде меня, только — побольше, и
усы у него. Если не сердится, то — очень милый...
— А он рыбу ест?
Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест!
Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зелёное
небо и солнце в нём, жёлтое, как медный поднос;
подумал мальчик и сказал неправду:
— Нет, он не ест рыбы, костлявая очень...
— Однако, — какое невежество! — обиженно
вскричала рыба. — Не все же мы костлявые! Например
— моё семейство...
«Надо переменить разговор», — сообразил Евсей
и вежливо спрашивает:
— Вы бывали у нас наверху?
— Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. —
Там дышать нечем...
— Зато — мухи какие...
Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо
против носа, да вдруг и говорит:
— Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли?
«Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест
она меня, дура...» И будто бы беззаботно, ответил:
— Так себе, гуляю!..
— Гм! — снова фыркнула рыба. — А может быть,
вы — уже утопленник?
— Вот ещё! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько
даже! Я вот сейчас встану и...
Попробовал встать, а — не может: точно его тяжёлым
одеялом окутали: ни поворотиться, ни пошевелиться!
«Сейчас я начну плакать» , — подумал он, но тотчас
же сообразил, что плачь не плачь — в воде слёз
не видно, и решил, что не стоит плакать, — может
быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой
неприятной истории.
А вокруг — господи! — собралось разных морских
жителей — числа нет! На ногу взбирается голотурия,
похожая на плохо нарисованного поросёнка,
и шипит:
— Желаю с вами познакомиться поближе...
Дрожит перед носом морской пузырь, дуется,
пыхтит, — укоряет Евсейку:
— Хорош! хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск,
ай-я-яй!
— Погодите, я, может, ещё авиатором буду, —
говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и,
ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает:
— Позвольте узнать, который час?
Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой
платок; везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные
шарики, одно ухо щекочет креветка, другое
— тоже щупает кто-то любопытный, даже по
голове путешествуют маленькие рачки — запутались
в волосах и дёргают их.
«Ой-ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь
смотреть на всё беззаботно и ласково, как
папа, когда он виноват, а мамаша сердится на
него.А вокруг в воде повисли рыбы — множество! —
поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика
круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут:
Как он может жить на свете без усов и чешуи?
Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои!
Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом.
Не родня ли это чудо безобразным осьминогам?
«Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня
по русскому языку в прошлом году две четвёрки
было...»
И делает такой вид, будто он ничего не слышит,
А вокруг в воде повисли рыбы — множество!
даже хотел беззаботно посвистеть, но — оказалось —
нельзя: вода лезет в рот, точно пробка.
А болтливая рыба всё спрашивает его:
— Нравится вам у нас?
— Нет... то есть — да, нравится!.. У меня дома тоже
очень хорошо! — ответил Евсей и снова испугался:
«Батюшки, что я говорю? Вдруг она рассердится,
и начнут они меня есть...»
Но вслух говорит:
— Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно....
Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась,
открыв круглый рот так, что стали видны