Три женщины в городском пейзаже - Страница 11

От неожиданности она застыла, чувствуя, как отчаянно забилось сердце. Открыть? Нет, не буду. Зачем? Но все же открыла. Удивилась – постарел. Сутулый, седой, морщины, потухший взгляд. В общем, прибитый. Мимоходом глянула в зеркало: ну тоже не ах, и она уже не молодуха.

Сели на кухне, накрыла чай. Сережа молчал.

Лида не выдержала:

– У тебя что-то случилось?

– Случилось. – Кажется, он обрадовался ее вопросу. Или ей показалось? – Случилось, – повторил он, – и давно. Знаешь, Лидка…

Она вздрогнула от этого «Лидка». Хотела сказать – да господь с тобой, какая я тебе Лидка? Мы, Сережа, чужие люди! Да и столько лет прошло. Не сказала, пожалела. Всегда всех, дура, жалела. Но весь его вид, потухший, потерянный, сникший… Как сейчас говорят – сбитый летчик. Впрочем, «летчиком» он никогда не был… Летчик – это другое.

Попросил выпить. Лида удивилась: он никогда не пил, так, бокал шампанского на Новый год. А здесь – выпить. Откопала полбутылки вина. Выпил он жадно, залпом, одним махом.

Потом заговорил. Просил прощения, говорил, что совершил ошибку. Страшную, чудовищную, дичайшую ошибку! Да, увлекся. Не разглядел. Идиот! Там же все было ясно.

Чужой человек, ничего общего, они с ней с разных планет, живут как соседи. Сын… Да, сына он обожает. Но сын не очень получился. Как говорят – неудачный. Куча проблем, даже стыдно рассказывать. В общем, Лидка, я как на острове, домой идти не хочу, а идти некуда. Вот такая расплата…

Лида молчала. Торжествовала, получив сатисфакцию? Вряд ли… Жалела его? Сама не понимала. И да, и нет. Ну в конце концов, она же не святая. Однако в душе что-то перевернулось, заныло, как застарелая болячка, зазудело, как давно успокоившийся укус.

– Разведись, – сухо усмехнулась она. – Тебе, кажется, не привыкать.

Он обреченно посмотрел на Лиду.

– Сын. Уйду – он совсем пропадет, я это знаю. Его мать не справится. Да и по большому счету ей все равно.

– Ну тогда живи. Дети – это главное.

Он молча кивнул.

У двери посмотрел ей в глаза:

– Можно я буду к тебе заходить?

Лида покачала головой:

– Нельзя, Сережа. Нельзя. Знаешь… да нет, откуда? Откуда тебе это знать? Столько лет, Сережа! Столько лет я об этом мечтала, чтобы ты вернулся. А теперь все, понимаешь? Все, слава богу, прошло!

– Понимаю. Ты права. Извини.

Он ушел, а Лида еще долго сидела в темной комнате. Сидела и вспоминала, зная, что та жизнь давно прошла – что вспоминать?

Тасе, разумеется, рассказала.

– Не получилось, значит… – вздохнула она. – Ну что ж… Нет, я его не жалею, о чем ты? Но парнем он был неплохим. А вышло все бумерангом.

– Вышло и вышло, – отрезала Лида. – Я-то при чем?

По счастью, Сережа больше не приходил. Но спустя время позвонил:

– Как ты? Здорова? Знаешь, а я все же ушел, не выдержал. С сыном общаюсь, но… Мне кажется, там уже ничего не исправить.

Пожелав ему удачи, Лида медленно положила трубку.

У мамы случился гипертонический криз. Приехала «Скорая», настаивала на госпитализации. Мама решительно отказалась:

– Я сама врач, сама себя вылечу. Введите магнезию, и вы свободны!

Врач развел руками:

– Ну и характер у вас, мадам! – Кивок в Лидину сторону: – А вам нелегко.

Разумеется, в тот день Лида осталась у мамы. К вечеру давление нормализовалось, и она облегченно выдохнула. Признаться, мысли роились всякие: а если мама сляжет, не сможет себя обслуживать, и тогда ей, дочери, придется жить с ней. А жить с Ольгой Ивановной, как известно, непросто.

Нет, Лида никогда не оставит ее! Но съехаться после стольких лет раздельной жизни? Сложно представить… Или наоборот – просто? Не смогут они ужиться. Никогда. Да и Лида взрослый человек, давно привыкший к одиночеству.

Ах, как было стыдно от этих мыслей! Как она корила себя, как ругала! Как обзывала последними словами!

– Лида, посиди со мной, – крикнула из своей комнаты Ольга Ивановна. – Лида, ты меня слышишь?

Вздрогнув и вынырнув из своих мыслей, Лида вскочила с дивана.

Мама… бледная, отечная. Слабая и старенькая. Ни былой силы, ни мощи – как бы ни старалась, как бы ни храбрилась. А ведь еще чуть-чуть – и не сможет справляться сама. Да, придется съезжаться. И Тася слабеет. Сил все меньше, оптимизм и всегдашний задор почти испарились. И она нуждается в помощи. Что делать? Ей-богу, смешная ситуация! Две ее старушки и… она, Лида. Одна на двоих! Ох, папочка! Ну ты и шутник!

На две части не разорваться, а деваться некуда.

Да уж, картина – три женщины в городском пейзаже! Три одинокие, не очень счастливые женщины.

– Лида, – кашлянула Ольга Ивановна, – послушай меня. Я хочу тебе кое-что рассказать. В общем… Я не думала, что решусь. Да и смысл? Абсолютно бессмысленно. А я не из тех, кто делает бессмысленные вещи. В общем, Лида, был у меня человек. Да, да, и не делай большие глаза. Друг, любовник, возлюбленный – как тебе угодно. Мой коллега, доктор, из соседнего отделения. Наш роман, – горько усмехнувшись, продолжала мать, – длился почти всю жизнь. Да, Лида, всю жизнь! А точнее – почти двадцать лет. И я его очень любила. Уверена – он меня тоже. Но, как ты видишь… – она посмотрела на дочь, – ничего из этого не вышло.

– Почему? – Лида не узнала свой голос. – Почему, мам? Он был женат?

– Нет, не был. Точнее – давно был в разводе. Я была замужем. И… в общем, я так и не смогла на это решиться.

– Ты? – удивилась Лида. – Ты не смогла решиться? Мама! Храбрее и решительнее нет человека на свете!

Мать кивнула:

– Ну да. А вот не смогла. Из-за вас. Из-за тебя и твоего отца. У вас же была с ним такая крепкая связь. Как бы ты жила с отчимом? Как бы Валя пережил предательство? Да нет, наверняка пережил, не он первый, не он последний. Но как бы он пережил расставание с тобой?

Опустив голову, Лида молчала.

– Вот именно, – продолжила мать. – Ты меня понимаешь. Оставить тебя с ним? – Ольга Ивановна покачала головой. – Нет, невозможно! Он бы наверняка женился, у мужиков это быстро, да и такого, как Валя – ты ж понимаешь! – подобрали бы на следующий же день. А кто попадется, какая женщина? Как она будет относиться к моей дочери? А если родится ребенок? И будет моя Лидка за няньку и за прислугу? – Мать покачала головой. – Нет, я не могла. Как представлю, что скажу тебе, что лишаю тебя отца… В конце концов, ну не получилась у нас с ним совместная жизнь – подумаешь! А может, и хорошо, что не получилась! Быт этот дурацкий, кастрюли, носки… Ты же знаешь, как я это любила. А так мы все сохранили. И страсть, и трепет, и нежность. И еще были наши совместные отпуска, море, солнце и – все остальное.

Лида по-прежнему молчала.

– Вот так, – усмехнулась мать. – Правда, я часто думала – а может, зря? Зря я не решилась? Ты же знаешь, с твоим отцом мы жили не очень. Не очень понимали друг друга, да и во всех остальных смыслах все было не очень… Ну да, наверное, зря. Было бы на свете хотя бы два счастливых человека. А так – три несчастных.

«Четыре! – хотелось крикнуть Лиде. – Было бы четыре счастливых человека! Ты со своим этим… доктором и отец с Тасей! А я… Да как-нибудь пережила бы, не померла бы и не повесилась».

Но Лида молчала. Господи, какая нелепость! Какой кошмарный бред, какое вранье. И у матери, и у отца были любимые люди. Но ни один не решился – ни один! Жалостливые такие, совестливые, упивающиеся своим благородством! А на деле – ни на что не способные слабаки, малодушные слизни и тряпки. Всю жизнь сплошное вранье. Жалели они друг друга! Дочку жалели! Да не дочку жалели, а просто боялись! Боялись решиться, взять на себя ответственность. Объясниться. Изменить свою жизнь. Вот и… Ничтожные трусы, сломавшие жизни – свои и чужие. Боже, какая нелепость! Если бы они узнали правду друг о друге!

– Ладно, мам, – вздохнула Лида. – О чем теперь говорить?

– Не о чем, – согласилась мать. – ты права. Жизнь-то прошла. И вообще – зачем я? Глупость какая… Старею, Лида. Прости.