Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен] - Страница 21

После долгих часов поиска Джерек остановился на одежде в белых тонах, соответственно окрасив волосы, брови и губы. Он решил, что теперь полностью вписывается в интерьер подвала, особенно, если наденет только одно Кольцо с крупным красным рубином, который будет напоминать каплю свежей крови.

Джерек подумал, не захочет ли миссис Ундервуд переодеться, ведь ее серый костюм, белая блузка и соломенная шляпа приняли довольно помятый и блеклый вид. Он решил смоделировать для нее несколько нарядов и преподнести ей, как дар влюбленного. Будучи начитанным в литературе этого периода, он знал, что дары являются неотъемлемой частью ритуала ухаживания и должны встретить теплый прием.

Но нужен и другой подарок простой, но изящный. И музыка. Должна играть музыка…

После всех приготовлений осталось время, и Джерек решил поразмыслить о недавних событиях. Миледи Шарлотина, конечно, захочет отомстить ему за этот трюк с кражей ее экспоната. Досадно, если она решит действовать немедленно, и это помешает его ухаживаниям. Джерек надеялся сохранить обман в тайне и не ожидал, что Шарлотина так быстро раскусит его. Увы, но теперь изменить что-либо было не в его силах. Оставалось надеяться, что ее месть не будет чересчур изощренной.

Джерек возлежал на белых перинах и нетерпеливо ждал утра, намеренно не ускоряя ход времени, так как знал, что подобная вещь могла быть опасной для девушки.

Он обдумывал сложившуюся ситуацию. Ему понравилась миссис Ундервуд, и он с нежностью стал вспоминать ее красивую кожу и миловидное личико. Она казалась неглупой, и это тоже было приятно. Если она полюбит его завтра (что несомненно), то можно будет начать много новых игр—«ссоры», «самоубийство», «прогулки под луной», «неизбежные прощания» и так далее. Все зависело от того, насколько воображение Амелии сможет подыгрывать ему.

И будущий возлюбленный уснул с умиротворенной улыбкой на красивых губах.

Утром Джерек Карнелиан отправился ухаживать.

В полупрозрачном белом костюме, с курчавыми белоснежными волосами, с улыбающимися белыми губами, с длинными лиственными растениями в одной руке и с серебряным «чемоданом», полным одежды, в другой, он остановился перед дверью из натурального шелка, натянутого на золоченую раму, и дважды топнул об пол вместо стука (механизм стука в дверь остался для него одной из непознанных тайн).

Заиграла музыка. Это было сочинение композитора по имени Чарлз Ив, близкого по времени к 19 столетию, чьи бесхитростные сельские мелодии, должны, по разумению Джерека, порадовать миссис Ундервуд.

Для начала он сделал музыку тихой, почти неслышной.

— Миссис Амелия Ундервуд, — сказал он. — Вы слышали мой стук? Или топанье?

— Вы заблуждаетесь, любезный, если думаете, что сможете довести меня до сумасшествия! Я покончу с собой! О, чудовище!

— Вы попробовали завтрак? Я надеюсь, он пришелся Вам по вкусу? — миролюбиво поинтересовался Джерек.

Тон ее стал насмешливым, хотя напряжение и оставалось.

— Я никогда не злоупотребляла сырым мясом, сэр. Чистое виски также не соответствует моим представлениям о напитке, приличествующем леди. В другой тюрьме я получу, — по меньшей мере, ту пищу, о которой попрошу.

— Тогда просите! Просите, миссис Амелия Ундервуд! Мне казалось, что я сделал все правильно. Возможно, в вашем районе мира в то время обычаи были другими… Все же, вы должны сказать мне…

— Если мне суждено оставаться здесь пленницей, сэр, — сказала она твердо, — я прошу на завтрак два ломтика чуть обжаренного хлеба, несоленое масло, чеширский сыр, мармелад, кофе и, пожалуй, два вареных яйца.

Он сделал движение Красным Кольцом.

— Готово. Запрограммировано.

Ее голос продолжал:

— На ленч… ну, это будет по-разному. Но так как климат здесь довольно теплый, уместно употреблять в пищу различные салаты. Но никаких томатов. Они дурно влияют на цвет лица. По воскресеньям — жареная говядина, баранина или свинина. Оленина в охотничий сезон, хотя, говорят, она горячит кровь, и временами — дичь. Бараньи котлеты. Вареные телячьи щечки и прочее. Я составлю вам список. И йоркширский мясной пудинг приправленный соусом из редьки. С бараниной лучше пряный соус. А со свининой — яблочный. Лук желательно подавать к телятине, хотя я предпочитаю определенные специи к телятине, которые я позже внесу в список. На обед…

— Миссис Амелия Ундервуд! — закричал в смятении Джерек Карнелиан. — У вас будет любая пища, какую вы пожелаете. Вы будете есть черепах и индюков, сердца и ляжки, подливы и соусы, рыбу и дичь. Любые звери будут созданы и умрут, чтобы усладить ваш вкус! Клянусь вам, что вы больше никогда не будете завтракать сырым мясом и виски. Миссис Ундервуд, можно мне войти сейчас!

В ее голосе прозвучала нотка удивления.

— Вы же тюремщик, сэр. В вашей воле делать все, что вам угодно. Музыка Чарлза Ива стала громче, и Джерек, преодолевая шелк двери, споткнулся и подпрыгнул не в том стиле, какой допустим при ухаживании. Сквозь грохот ударника он услышал причитания Амелии:

— Кошмар! Кошмар!

— Вам не нравится музыка? Она из вашего времени.

— Это какофония.

— Понятно, — он щелкнул пальцами, и музыка стихла. Джерек повернулся и поправил шелк на раме. Затем, с низким поклоном, который смело мог конкурировать с поклонами Лорда Джеггеда, он явил себя во всей снежной белизне.

На девушке был все тот же наряд, разве что шляпка не красовалась на ее прелестной головке, а лежала на аккуратно прибранной софе. Миссис Ундервуд стояла рядом с резервуаром, полным искрящегося шампанского, сложив на груди руки и неодобрительно поджав губы. Она действительно была самым красивым представителем Homo sapiens, какое когда-либо мог лицезреть Джерек, за исключением, конечно, самого себя. Маленькие пряди каштановых волос ниспадали на ее личико. Серо-зеленые глаза излучали спокойствие. Плечи были расправлены, спина прямая, маленькие сапожки сдвинуты вместе. Он не смог бы вообразить и создать ничего подобного.

— Ну, сэр? — произнесла она резким, холодным тоном. — Я предполагаю, что вы похитили меня. Вы в силах справиться с моим телом, но никогда не получите мою душу.

Он почти не услышал слов, упиваясь ее красотой. Но потом, спохватившись, Джерек предложил ей пучок шоколадок. Она отказалась.

— Наркотики, — отрезала она, — никогда не попадут в мой рот по доброй воле!

— Это шоколад, — объяснил Джерек.

— Шоколад, — она пригляделась более внимательно, казалось, заколебавшись на мгновение, но затем ее лицо снова приняло решительное выражение.

— Я не приму их!

Наконец, он был вынужден положить шоколад на кушетку и сесть рядом с ее шляпой. Он распылил чемодан, содержимое которого посыпалось на пол.

— А что это?

— Одежда, — ответил Джерек, — для вас. Красивая?

Она поглядела вниз на обилие цвета и разнообразие материала. Ткани мерцали. Их красоту нельзя было отрицать, и все цвета шли ей. Губы миссис Ундервуд раскрылись, щеки покраснели. Но она поддела платье сапожком.

— Это неподходящая одежда для хорошо воспитанной леди, — сказала она. — Вы должны убрать ее.

Он был разочарован, он был обижен.

— Но?… Убрать?

— Мое платье вполне меня устраивает. Правда, ему требуется небольшая чистка, но в этой… в этой клетке я нигде не могла обнаружить даже кусочка мыла?

— Вам не надоела, миссис Амелия Ундервуд, та одежда, что вы носите?

— Нет! Вот если бы я имела кусочек мыла…

— Хорошо, — он сделал жест Кольцом. Одежда у ее ног поднялась в воздух, изменила форму и цвет и поплыла к кушетке. Теперь рядом с шоколадом и шляпой лежали в ряд шесть одинаковых наборов, укомплектованных даже соломенными шляпами, каждый в точности повторял ее одеяние.

— Благодарю вас, — она стала чуть снисходительней, — это намного лучше, — она нахмурилась. — Может быть, в конце концов, вы и не такой.

Обрадованный, что сделал нечто, заслуживающее ее одобрение, Джерек решил объявить о своих чувствах. Он аккуратно встал на одно колено, приложил обе руки к сердцу и поднял глаза к небесам с видом обожания.