Тайна Ольги Чеховой - Страница 63

— Конечно, читал, даже можно сказать — изучал. Но чего-то мне там не хватает. Есть какой-то пробел, даже не пробел, а прореха.

— Чего же вам не хватает?

— А вот освещения роли немецкого агента Шелленберга мне не хватает. Говорят, он больше двух недель там ошивался, всех слуг в доме Виндзоров заменил на своих эсэсовцев, с десятком влиятельных персон ужинал с целью получить их помощь в похищении. И что в результате? Виндзоры уплыли на Багамы, что, по их словам, было страшней смерти, а агент Шелленберг улетел обратно в Берлин. Как ни в чем не бывало. Так скажите, зачем прилетал?

Оленька задумчиво катала по тарелке идеально круглую печеную картофелину. Война уже закончилась, и все начальство Шелленберга уже отправилось кто за решетку, кто на тот свет. И ни от кого не надо хранить секреты. Тем более что чужим секретом можно откупиться от настойчивых ухаживаний начальника СМЕРШа. И Оленька решилась:

— Вообще-то я с Шелленбергом была знакома. Не близко, но мы относились друг к другу с симпатией — он помог мне уберечь от нацистов Белую дачу моего покойного дяди в Ялте. Мы ехали из «Волчьего логова», ехали долго, это был нелегкий день, и мы оба очень устали. И разговорились. Тогда-то он мне и рассказал, как Риббентроп приказал ему лететь в Португалию, чтобы похитить герцога Виндзора, а чтобы он не отказался, заручился согласием фюрера. Виндзор тогда скрывался в Португалии от Черчилля, который хотел обвинить его в измене за симпатии к нацистам. Риббентроп потребовал, чтобы Шелленберг попытался уговорить Виндзора добровольно уехать с ним в Германию, а если тот не захочет — силой вынудить его на побег. И Шелленберг полетел в Португалию, хотя сразу решил, что он этот приказ выполнять не станет. И постепенно подвел к тому, что Виндзор отправился губернаторствовать на Багамы, а Риббентроп принял оправдания Шелленберга. Особенно счастлив был Гейдрих, когда понял, что Шелленберг не только обвел Риббентропа вокруг пальца, но и подставил его, ловко обрушив на старика гнев фюрера за провал операции.

Абакумов пришел в восторг от рассказа Оленьки:

— Вы просто настоящий психолог, Ольга Константиновна! Вы понимали, кто кого в этом змеином гнезде ненавидит! Скажите, а как Шелленберг относился к Гейдриху? А еще лучше — как Гейдрих относился к Шелленбергу? Подумайте, прежде чем мне отвечать, а я пока закажу чай с пирожными. Что вы предпочитаете, наполеон или эклеры?

Осмелевшая Оленька сказала, что предпочитает и то и другое — она уже пару лет сидела на голодной диете.

— Как они относились друг к другу, я не знаю — с Гейдрихом я даже не была знакома, а видела его иногда издалека на приемах.

— А Шелленберг вам ничего о нем не говорил?

«Стоп, — подсказало Оленьке чутье, — не оступись, идешь по кромке льда».

— Вы что? Это ведь был его босс! И очень опасный босс — такая шла о нем молва!

— Но вы же сами писали о шашнях Шелленберга с женой босса!

— Я передавала только сплетни! И вообще, отчего у вас такой интерес к Шелленбергу? Он был чиновником третьего разряда!

— И потому вы с ним были в дружеских отношениях?

— Дружеские отношения сильно преувеличены. Но я относилась к нему с симпатией — именно потому, что он был не их породы! И никак не пойму, почему вы на нем зациклились.

— Я сейчас открою вам государственную тайну: потому что он умудрился сбежать! Не покончил с собой и не был арестован, а исчез как в воду канул.

— Да ну? Молодец! Но ведь, наверно, не он один?

— Увы, не он один. Но мы почти всех нашли, кроме тех, кого приголубили американцы.

Оленька вспомнила танкистов, которые убежали от «Иванов» к «Джонам», оставив в ее гараже пятьдесят канистр с бензином, и поверила начальнику СМЕРШа.

— А он и от бабушки ушел, и от дедушки ушел?

— Мы его все равно найдем — всегда отыщутся доброхоты нам помочь.

«Только не я!» — чуть не выкрикнула Оленька, но вовремя сдержалась, вспомнив предупреждение Лёвы. Тем более что ее пока ни о чем не просили. Но на всякий случай предпочла прервать скользкий разговор обычной женской хитростью — объявила, что ей надо выйти в туалет, попудриться. Абакумов попытался ее остановить, — мол, носик у нее очаровательный и пудрить его необязательно. Но она посмотрела на него многозначительно: мне лучше знать, в чем я нуждаюсь, и он сдался. Только опять спросил, что заказать ей к чаю — наполеон или эклер. Она опять сказала «и то и другое» и удалилась своей самой красивой походкой, все время памятуя, что спутник смотрит ей в спину.

Туалет, хоть и в роскошном советском ресторане, был самым обыкновенным, с нарезанной газеткой вместо туалетной бумаги. Зато на одном газетном квадратике Оленька прочла, что через неделю во МХАТе состоится торжественное пятисотое представление пьесы А. Чехова «Вишневый сад» с Ольгой Чеховой в роли Раневской. Оленька захватила с собой этот, так удачно обнаруженный листик, но держала его в тайне, пока чай не был выпит и пирожные не съедены.

Похвалив пирожные, Оленька предъявила свой газетный квадратик и произнесла тихо и вкрадчиво:

— Виктор Семенович, я не видела свою любимую тетю двадцать лет. Я не прошу о встрече с ней, но позвольте мне анонимно пойти на этот спектакль — это моя единственная просьба.

Хорошо тренированное лицо Виктора Семеновича не то чтобы дрогнуло, но как-то незаметно изменилось, — если бы можно было сказать о лице, что оно мигнуло и тут же вернулось в обычное состояние.

— Я подумаю, — сказал он кратко.

Оленька не настаивала. Тем временем посетители ресторана начали потихоньку расходиться.

— А не закончить ли нам столь приятный вечер у меня дома? — спросил хозяин. — Там я смогу угостить вас тем, что в советских ресторанах не подают.

«Вот оно!» — ужаснулась Оленька, но собрала все силы, сосредоточилась и вошла в роль баронессы:

— Милый Виктор Семенович, мы с вами взрослые люди и отлично понимаем, что вы мне предлагаете. Я отвечу вам со всей прямотой: вы мне симпатичны, и в другой ситуации я бы согласилась. Но в роли вашей заключенной я не могу принять предложение своего тюремщика. Иначе мне пришлось бы до рассвета покончить с собой. Вот когда вы отпустите меня в Берлин, я с радостью приглашу вас к себе. Надеюсь, вы не откажетесь?

Абакумов обиделся. Он не поехал провожать Оленьку в служебный дом на улице Герцена, а любезно посадил ее в машину и приказал водителю доставить ее к месту назначения в целости и сохранности.

— А я пройдусь пешком, — объяснил он свое поведение, — мне тут недалеко.

— Про спектакль не забудьте подумать! — осмелилась крикнуть Оленька на прощанье. Абакумов не ответил. До того, как машина завернула за угол, Оленька обернулась и посмотрела ему вслед — он шел, слегка сгорбившись, спина у него была обиженная. А что бы случилось, если бы Лёва ее не предупредил?

Больше Абакумов не приходил ее допрашивать. Приходили другие — тихие, вежливые, безликие — и почему-то сосредоточились на Геринге, с которым Оленька была знакома меньше, чем с остальными лидерами нацистов. Если не считать дружбы с Эммой, но Эмма о муже почти никогда не рассказывала, держала язык за зубами. Об ее отношениях с мужем приходилось только догадываться, но похоже было, что она была довольна положением первой леди государства, в котором оказалась на то время, пока Адольф не решился жениться на Еве Браун. Но сейчас, после полного крушения нацизма, трудно было понять интерес следователей к бывшему министру безопасности несуществующего государства, тем более что он уже был арестован. Однако неожиданно после нескольких дней таких несфокусированных допросов Оленьку осенило: «Следователи нащупывают пути к огромной незаконно собранной сокровищнице произведений искусства, умело спрятанной Герингом в заранее заготовленных хранилищах».

«Если он заготовил тайные хранилища заранее, — разумно заключила Оленька, — значит, уже предвидел поражение, а вернее, полный разгром Германии. На что же он рассчитывал?» Зная, что Геринг человек умный и предусмотрительный, приходилось только предполагать, что и он надеялся на обещанное фантастическое новое оружие, но ожидания эти не оправдались.