Социально-психологические аспекты активности - Страница 18

Предполагалось, что выход из положения может быть найден в рамках комплексного подхода, заменяющего изучение мотивов изучением мотивации и позволяющего включить в понятие «мотивация» всю феноменологию реализации побуждения, начиная с возникновения потребности и заканчивая достижением цели. В этой связи в структуре мотивации выделялся и ценностно-целевой блок, и когнитивный блок, и поведенческий блок, а в ряде случаев и эмоциональный блок. Такой подход очевидно является вполне рациональным. Рассмотрение явления во всех его взаимосвязях с другими явлениями способствует лучшему пониманию функционирования феномена, позволяет открыть новое знание, ускользавшее до того от внимания исследователей.

Однако одновременно нельзя не заметить, что при этом размывается смысл изучаемого явления, в данном случае самого «мотива» как побуждения к деятельности. «Комплексно» понимаемое явление становится чрезмерно разбухшим и расплывшимся, затрудняется его операционализация в эмпирических исследованиях. Побуждение к действию начинает, например, восприниматься в неразрывной связи с его удовлетворением, результат действия оценивается как порождение определенных интенций, ценности человека рассматриваются как зависящие от представлений об их доступности, а цели – как результат сложения предыдущих успехов и неудач. Несомненно, так оно и есть, и в каких-то случаях подобный подход является вполне эвристичным. Однако у любого положительного явления всегда есть своя обратная сторона, и порой комплексный подход ведет к расфокусировке научного зрения и смещению предмета исследования. В результате возникают сомнения в том, что у людей существуют устойчивые структуры базовых ценностей и жизненных целей, некоторые исследователи предлагают отказаться от изучения содержательных различий в мотивации, а сама доминирующая мотивация начинает порой изучаться через описание типичной деятельности индивида.

Настоящая монография не призвана решать перечисленные вопросы. Однако для того, чтобы были понятны рамки, в которых в данной работе рассматриваются человеческие мотивы, представляется целесообразным указать, что под мотивом здесь, вслед за С. Л. Рубинштейном, понимается более или менее адекватно осознанное побуждение, соотнесенное с конкретным объектом, который с момента возникновения мотива является целью индивида [127, с. 443–444]. При этом за пределами рассмотрения остаются все непроизвольные, т. е. безусловнорефлекторные, спонтанные и т. п. реакции на различные раздражители. Несомненно, что эти раздражители также являются побуждениями к действию, но в данной монографии они не будут называться мотивами. Таким образом, соотнесение понимаемых подобным образом мотивов с активностью, рассматриваемой как энергетическая характеристика деятельности, представляется вполне корректным, поскольку и в том и в другом случае – даже если речь идет о неосознаваемых мотивах, которые стоят позади осознаваемых – в фокусе исследования оказывается осознанная и произвольная деятельность человека.

Опираясь на данное положение, следует внимательно рассмотреть вопрос соотношения и связи мотива и действия. Общепризнанным здесь является лишь представление о том, что мотив служит основанием действия, запуская его. Далее различные авторы видят процессы, происходящие после запуска, по-разному. В частности, существует точка зрения, характерная, например, для бихевиористов, что порожденная мотивом деятельность является своего рода операциональным оформлением мотива. «Мотивы запускают поведение или наделяют его энергией, направляют и отбирают его формы» [83, с. 249]. В этой парадигме сила мотива однозначно соответствует энергии действия. Однако происходит ли это всегда? Или же могут существовать ситуации, когда сформировавшийся сильный мотив не реализуется в действии? И – применительно к постоянной и устойчивой мотивации (например, мотивации достижения) – могут ли существовать люди, постоянно побуждаемые подобными мотивами к действию или, по крайней мере, декларирующие наличие у себя таких ярко выраженных мотивов, но при этом в целом не действующие энергично в направлении реализации данных мотивов? Ясный ответ на поставленные вопросы требует дальнейших исследований.

Описывая мотивационную сферу индивида, нельзя обойтись без определения понятий «мотив» и «мотивация». Существующая в отношении понятия «мотивация» многозначность представляется ничуть не меньшей, чем многозначность понимания термина «мотив». Видимо, именно поэтому ряд отечественных психологических словарей старательно обходит данное понятие стороной (напр., [122; 123]), а те, что не обходят, дают противоречивые, ничуть не проясняющие существо вопроса определения. И здесь представляется возможным снова согласиться с А. Л. Свенцицким, обобщенно описавшим два основные парадигмы понимания «мотивации», в которых мотивация рассматривается либо как совокупность мотивов, либо как процесс регуляции деятельности с помощью мотива [134, с. 246].

Такое двойственное положение дел, как и многое другое в современной российской психологии, обусловливается вполне естественным желанием отечественных исследователей вписаться в рамки общемировой (а значит, прежде всего, англоязычной) психологии, сопряженным с некоторым игнорированием традиционного употребления психологических понятий обычным русским языком, как это, например, случилось с понятием «активность». Нечто подобное произошло, как можно предположить, и в отношении понятия мотивация, которое на Западе традиционно понималось как функциональная переменная, характеризующая актуальный процесс реализации мотива как диспозициональной переменной (см. напр., [162, с. 33–43]), тогда как в России обычное повседневное, а следом за ним и научное употребление слова «мотивация» чаще применялось, наоборот, для обозначения устойчивого, объединяющего содержательно определенный класс мотивов, внутреннего мотивационного состояния, а не для актуального процесса мотивирования индивида, производящегося, как правило, извне.

Именно этот смысл до сих пор отражается в различных высказываниях, весьма часто встречающихся в различных литературных, публицистических и научных статьях, а также в Интернете – таких, например, как:

• «Одной из самых весомых мотиваций в обучении является любовь к языку»;

• «Мотивация стратегического руководителя – это ответственность за процветание и стабильность компании, профессиональное самопожертвование и отказ от индивидуальных целей, если они идут вразрез с корпоративными»;

• «Внутренняя мотивация – это то, почему Вы вкладываете свои усилия, почему Вы действуете изо дня в день, создавая свою команду и свою организацию. Вы это делаете ради изменения своей жизни и жизни других людей к лучшему»;

• «В нашей культуре весьма сильно развита мотивация избегания»;

• «Создать и поддерживать правильную мотивацию у сотрудников – одна из основных задач хорошего лидера».

Представляется также очевидным, что в данных примерах речь идет не только о внутреннем побуждении, но и о достаточно устойчивом личностном свойстве, существующем в течение относительно длительного периода времени и постоянно направляющем деятельность людей на достижение одного конкретного класса целей – а не о мотивации, понимаемой по аналогии со словом «активация». Очевидно, что данная устойчивая мотивация возникает вследствие постоянной актуализации стремления достичь чего-либо в определенных жизненных ситуациях, приводящей, в результате, к закреплению ситуативных проявлений в виде личностных свойств [189, р. 21].

В этой связи следует указать, что предметом изучения в настоящей работе являлась именно устойчивая мотивация, определяющая поведение респондентов в большинстве ситуаций, т. е., иными словами, мотивация достижения изучалась как свойство индивида, а не как состояние (в понятийной системе Д. Макклелланда это называется «мотивационной диспозицией» – в отличие от ситуативного «актуализированного мотива» [83, с. 237]). В этой связи конкретная мотивация реальных действий, которую приходилось оценивать индивиду, отвечая на вопросы теста, рассматривалась им в обобщенном виде, что позволяло в известной степени элиминировать отношение данного индивида к реальным обстоятельствам конкретной жизненной ситуации.