Соблазнение Джен Эйр - Страница 3

Я ощущала некую растерянность. Плотские удовольствия, которым увлеченно предавались девочки в дортуаре, были настолько обычным делом, что считались признаком нормальности. Однако теперь, после моего отъезда из Ловуда, акты самоудовлетворения, совершаемые мной тайком, почему-то казались мне более постыдным действом, чем я ожидала, и меня незаметно охватило незнакомое чувство, будто я делаю нечто неправильное, запретное.

Причесавшись, я разгладила на тонкой талии черное платье (оно имело совершенно квакерский вид, но, к счастью, хорошо на мне сидело), а сверху надела чистый белый передник. Я решила, что должна предстать перед миссис Фэрфакс в строгом виде, и тогда ни она, ни моя новая ученица ни за что не догадаются о моей тайне и не отпрянут от меня в отвращении. В последний раз убедившись, что все мои вещи аккуратно расставлены на туалетном столике, я покинула комнату.

Пройдя по длинному, устланному ковром коридору, я спустилась по скользким дубовым ступеням лестницы, ведущей в холл. Там я на минуту задержалась, чтобы получше рассмотреть картины на стенах (на одной, помню, был изображен высокий мужчина в обтягивающих бриджах с хлыстом в руке, высившийся над дамой с напудренными волосами, которая с безразличным выражением лица касалась пальцами жемчужного ожерелья на обнаженной груди), свисающую с потолка бронзовую лампу и большие напольные часы в потемневшем от времени и тщательного ухода дубовом футляре, украшенном затейливой резьбой.

Все здесь представлялось мне величественным и торжественным. Впрочем, роскошь была мне совсем не привычна. Наружная дверь, наполовину застекленная, оказалась открытой, и я переступила ее порог. Стояло чудное осеннее утро. Раннее солнце безмятежно озаряло потемневшие рощи и все еще зеленые поля. Выйдя на лужайку, я оглянулась и осмотрела фасад здания.

Трехэтажный дом, пожалуй, можно было назвать внушительным, но не большим — скорее, усадьба, чем замок. Зубцы вокруг крыши придавали ему живописный вид. Серый фасад четко выделялся на фоне деревьев, чьи ветви были усыпаны грачиными гнездами, обитатели которых на моих глазах поднялись в воздух и, шумной стаей пролетев над лужайкой и деревьями, опустились на большую поляну чуть дальше холмов. Холмы эти были не такими высокими, как в Ловуде, и не такими крутыми. Они вовсе не казались неприступной стеной, отгораживающей Тернфилд от остального мира, и все же, будучи тихими и пустынными, придавали усадьбе дух уединенности, какого я не ожидала здесь найти.

Я все еще наслаждалась умиротворенным видом и чудесным воздухом, прислушиваясь к карканью грачей и думая, какое славное это, должно быть, место для такой одинокой маленькой дамы, как миссис Фэрфакс, как вдруг дама эта собственной персоной появилась на пороге.

— Как? Уже встали? — воскликнула она. — Я вижу, вы ранняя пташка.

Когда я подошла, она поздоровалась со мной поцелуем и приветливо взяла меня за руку.

— Понравился ли вам Тернфилд? — поинтересовалась она, и я ответила, что здесь очень мило.

— Да, — кивнула она, — это дивное место, но, боюсь, что оно придет в упадок, если мистер Рочестер не поселится здесь окончательно. Или хотя бы не станет наведываться сюда чаще. Большим домам и хорошей земле нужен хозяин.

— Мистер Рочестер? — удивилась я. — Кто это?

— Владелец Тернфилда, — спокойно отозвалась моя собеседница. — Разве вы не знали, что его зовут Рочестер?

Разумеется, нет. Никогда прежде я не слышала о нем, однако старушке, похоже, казалось, что его существование — общеизвестный факт.

— А я думала, что Тернфилд принадлежит вам, — продолжила я.

— Мне? Господь с вами, дитя мое. Что за странная мысль! Я здесь всего лишь экономка и управляющая. Я, конечно, состою с Рочестером в отдаленном родстве по материнской линии, но я никогда не злоупотребляла этой связью. Если хотите знать, для меня это вовсе ничего не значит. Я почитаю себя обычной экономкой.

— А девочка? Моя ученица.

— Мистер Рочестер — ее опекун. Он поручил мне найти для нее гувернантку. А вот и мисс Варанс со своей, как она ее называет, бонной.

Загадка объяснилась. Эта милая приветливая вдова никакая не знатная дама, а такой же зависимый человек, как и я. Однако она не перестала мне нравиться. Напротив, я почувствовала еще большую радость. Мы находились в равном положении, и я могла чувствовать себя свободнее.

Пока я размышляла над этим открытием, на лужайку выбежала девочка, а за ней вышла и няня, красивая молодая женщина с тщательно уложенными темными волосами. Я заметила ее тонкие щиколотки, когда она, ступив на траву, приподняла подол платья, а когда она окликнула свою подопечную, я обратила внимание и на ее полные губы.

Потом я посмотрела на свою ученицу, которая сначала, похоже, меня не заметила. Она была еще совсем дитя: лет семи-восьми, хрупкая, лицо бледное с мелкими чертами, пышные волосы, локонами спускающиеся до пояса.

— Доброе утро, мисс Адель, — сказала миссис Фэрфакс. — Подойдите, познакомьтесь с леди. Она будет учить вас, чтобы вы, когда вырастете, стали разумной женщиной.

Девочка приблизилась.

— C’est là ma gouvernante?[1] — Она указала на меня и повернулась к няне, которая ответила:

— Mais oui, certainement[2].

— Они иностранцы? — с удивлением спросила я, услышав французскую речь.

— Няня — иностранка, а Адель только родилась во Франции. Насколько мне известно, она впервые покинула родину полгода назад. Когда девочка приехала сюда, она вовсе не умела разговаривать по-английски. Теперь-то уже немного научилась. Правда, она так перемешивает английские слова с французскими, что я ничего не понимаю, но вы, я уверена, поймете.

К счастью, когда-то меня обучала своему языку француженка, и, поскольку я всегда старалась не упустить случая поболтать с мадам Пьеро, мне удалось добиться определенных успехов в разговорной речи, и теперь я не сомневалась, что мы с мадемуазель Аделью поймем друг друга без труда.

Услышав, что я — гувернантка, она подошла ко мне и поздоровалась за руку. Когда мы пошли завтракать, я обратилась к девочке на ее родном языке. Сначала она отвечала коротко, но, когда все сели за стол, минут десять изучала меня своими большими светло-карими глазами, а потом внезапно принялась оживленно болтать.

— Ух ты! — воскликнула она по-французски. — А вы говорите на моем языке не хуже мистера Рочестера. С вами я могу разговаривать так же, как с ним. И Софи тоже. Вот она обрадуется! Никто здесь не понимает ее. Мадам Фэрфакс только по-английски умеет. Софи — это моя няня. Она со мной приплыла через море на большущем корабле с трубой, из которой дым всю дорогу так и валил! А меня на корабле тошнило. И Софи, и мистера Рочестера тоже. Мистер Рочестер жил в красивой комнате, «салон» называется, он спал там с Софи. А у меня была кроватка в другой комнате. Я один раз чуть не вывалилась из нее — она была совсем узкая, как полка.

Я оторвала взгляд от девочки и увидела, что Софи внимательно смотрит на меня своими холодными зелеными глазами, и мне показалось, что ее щеки слегка заалели. Я даже не успела обдумать легкомысленный доклад Адели о том, что мистер Рочестер открыто делил ложе с ее няней, пусть даже исключительно ради удобства, и что они вдвоем страдали морской болезнью, — девочка снова приковала к себе мое внимание.

— И, мадемуазель… Как вас зовут?

— Эйр. Джен Эйр.

— Айр? Ба! Я это не выговорю. Ну да ладно. Наш корабль остановился утром, совсем рано, когда еще не рассвело даже, в большущем городе. Он правда был большой-пребольшой. И дома там все были такие темные и закоптелые, совсем не такие, как в моем городе, откуда я родом. Мистер Рочестер на руках отнес меня по деревянной лесенке на берег, как и Софи до этого, а потом мы втроем сели в экипаж, который отвез нас к прекрасному огромному дому — еще больше и лучше этого, отель называется. Мы все стали там жить вместе в одном номере. Прожили почти неделю. Мы с Софи каждый день гуляли по большому месту с деревьями, называется парк, и там было много детей, пруд с красивыми птицами. Я кормила их крошками.