Соблазнение Джен Эйр - Страница 2

— Я буду иметь удовольствие увидеть сегодня мисс Фэрфакс? — спросила я, приняв от нее угощение.

— Что вы сказали, моя дорогая? Я немного глуховата, — произнесла в ответ старушка и приблизила ухо к моему рту.

Я повторила вопрос четче.

— Мисс Фэрфакс? О, вы имеете в виду мисс Варанс? Вашу будущую ученицу зовут мисс Варанс.

— Вот как? А разве она не ваша дочь?

— Нет, нет. У меня нет семьи.

Я хотела поинтересоваться, кем же приходится ей мисс Варанс, но потом решила, что задавать слишком много вопросов невежливо. К тому же я не сомневалась, что в скором времени и так все узнаю.

— Как я рада, — продолжила миссис Фэрфакс, поудобнее усаживаясь напротив меня и устраивая на коленях кота, — как я рада, что вы приехали. Будет очень приятно обзавестись обществом. Нет, я не хочу сказать, что жизнь тут лишена своих прелестей, ведь Тернфилд — милый старый дом. Возможно, он немного запущен в последнее время, но величия своего не утратил. Но, знаете, зимой даже во дворце чувствуешь себя тоскливо и одиноко. Да, одиноко. Лия — славная девушка, Джон и его жена тоже вполне достойные люди, но они всего лишь слуги, и с ними нельзя быть накоротке. От них нужно держаться на некотором расстоянии, иначе потеряешь авторитет. Маленькая Адель Варанс с няней прибыли только в начале весны. Дом буквально ожил с появлением ребенка, а теперь, когда еще и вы приехали, будет совсем весело.

От этих речей у меня потеплело на сердце. Я чуть придвинулась к ней и выразила искреннюю надежду, что мое общество покажется ей не менее приятным, чем она ожидала.

— Но я не хочу задерживать вас сегодня допоздна. Скоро двенадцать, а вы весь день провели в дороге. Устали, наверное. Если ноги у вас уже согрелись, я покажу вам вашу комнату. Я приготовила для вас спальню рядом с моей. Она довольно скромных размеров, но я подумала, в ней вам понравится больше, чем в одном из этих огромных парадных покоев. Мебель там, конечно, лучше, но в них до того неуютно, что сама я там никогда не сплю.

Я поблагодарила ее за продуманный выбор и, поскольку путешествие действительно было утомительным, выразила готовность отдохнуть.

Она взяла свечу, и мы вышли из комнаты. Сначала миссис Фэрфакс сходила проверить, заперта ли входная дверь. Вынув ключ из замочной скважины, она повела меня наверх. Мы прошли по мрачноватой дубовой лестнице мимо высокого зарешеченного окна. И лестница и длинный коридор, в который выходили двери спален, своей торжественностью больше напоминали церковь, чем жилой дом. Здесь стоял очень холодный, как в подвале, воздух и веяло пустотой и одиночеством. Я обрадовалась, когда, войдя в свою комнату, увидела, что она совсем маленькая и обставлена обычной современной мебелью.

Миссис Фэрфакс пожелала мне спокойной ночи, я заперла дверь и осмотрелась, с удовольствием подумав о том, что после долгого дня физического утомления и душевных тревог я наконец достигла безопасной гавани.

Меня охватило чувство благодарности, я опустилась на колени рядом с кроватью и поблагодарила того, кого надо было поблагодарить. Прежде чем подняться, я не забыла попросить Его о помощи на моем дальнейшем пути, моля о том, чтобы оказаться достойной милости, которая была дарована мне до того, как я ее заслужила. Почувствовав себя одновременно ужасно уставшей и удовлетворенной, я легла и вскоре забылась крепким сном.

Проснулась я, когда было уже совсем светло. А когда я увидела, как солнце светит сквозь ситцевые занавески на оклеенные обоями стены и покрытый ковром пол, столь непохожие на голые половицы и неопрятную штукатурку Ловуда, — моя маленькая комната показалась мне до того веселой и приветливой, что я вмиг воспрянула духом.

Молодость очень восприимчива к новым впечатлениям, и я подумала, что у меня начинается новая, светлая жизнь, в которой мне встретятся как цветы с удовольствиями, так и трудности с испытаниями. Возбужденная переменой обстановки, я ощутила прилив бодрости.

С наслаждением потянувшись, я почувствовала, как по всему телу разливается непривычная сладость. Мягкая тишина комнаты и доносившееся с улицы озорное пение птиц наполнили меня еще большим восторгом.

Я отбросила стеганое покрывало, подставляя солнцу свое тело под тонкой муслиновой рубашкой, и растянулась, как греющийся на солнышке кот. Когда сделалось теплее, я почувствовала, что моя рука как бы сама собой легла на гладкую внутреннюю поверхность бедра.

Сейчас (не то что вчера в экипаже) я знала, что у меня есть время. Я закрыла глаза, и тут же мне вспомнилась Эмма Уилби. Когда умерла моя самая дорогая подруга, Хелен Бернс, у меня образовалась глубокая привязанность к Эмме, и сейчас я принялась воображать, как понравились бы ей эта комната, это залитое солнечным теплом пространство и уединенность. И в то же время я не могла не вспомнить, какой огонь разжигала в нас недозволенность наших встреч, когда мы изучали тела друг друга в общественных местах Ловуда.

С моих уст сорвался непрошеный стон, когда я вспомнила тот далекий первый день в библиотеке. Мне в память врезалось лицо Эммы, когда она, оставаясь у моих разведенных в стороны ног, посмотрела на меня ненасытными горящими глазами. Я сидела на самом краешке твердого рабочего стола, задрав подол платья, в одних чулках до середины бедер. Длинные рыжие волосы Эммы щекотали кожу, и я боялась дышать, понимая, что в любой миг в библиотеку могут войти, но не могла оттолкнуть ее. Я дрожала от ее прикосновений, как трепещущая на ветру птичка, а она шептала, что не нужно бояться.

Моя рука приподняла легкую ткань рубашки и скользнула к тому месту, которое так часто ласкала Эмма. Пальцы почувствовали влажную шелковистую расселину, мне вспомнилось первое прикосновение ее подрагивающего языка к моему бутону. Я почувствовала, как, раскрываясь, точно цветок, мое естество пылает огнем под льющимся в окно солнечным светом. Память увлекла меня к Эмме, к тому мгновению, когда я, испытывая страх и острое удовольствие, прижалась к столу, пронзенная молнией наслаждения, которое разожгла во мне подружка. Я вспомнила, как она раскрыла меня кончиками пальцев, раздвинув мои увлажнившиеся курчавые волосы, и припала ртом к моему естеству. Аромат моего сока, оказавшегося на ее губах, возбудил меня сверх всякой меры, так, что я застонала, а она, сжав мои бедра, еще крепче приникла ко мне ртом, всасывая, втягивая в себя.

Чувствуя, как жадно раскрывается теплая, влажная пещерка, я проникла в себя пальцем, потом потерла напрягшийся бутон. Я содрогнулась, с уст сорвался вздох, вызванный воспоминаниями о бойком язычке Эммы, и разум мой, подобно разбившемуся зеркалу, рассыпался сверкающими осколками наслаждения.

Испытав удовлетворение, я через какое-то время пришла в себя, встала с кровати — моя плоть все еще пульсировала от удовольствия — и тщательно оделась. Несмотря на вынужденную скромность — все мои вещи были очень простыми, — от природы я была аккуратной и всегда следила за тем, как выгляжу.

Не в моих привычках было небрежно относиться к своему внешнему виду или оставаться равнодушной к тому, какое впечатление я произвожу на окружающих. Напротив, чтобы хоть в какой-то мере удовлетворить свое стремление к красоте, я старалась выглядеть настолько хорошо, насколько позволяло мое положение. Порой я жалела о том, что недостаточно красива. Иногда мне хотелось, чтобы щеки мои были розовее, а нос прямее, и чтобы у меня был алый ротик. Я мечтала быть высокой и стройной, с красивыми формами, иметь такую же, как у Эммы, полную упругую грудь, которой она так гордилась. Мне казалось большим несчастьем, что я такая маленькая и бледная, что у меня такие неровные и резкие черты, хотя свежесть моих сосков и ягодиц высоко ценилась остальными девочками в Ловуде.

Почему мои женские качества вызывали у меня подобные сомнения и сожаления? Трудно сказать. Тогда я не знала четкого ответа, и все же мне представлялась причина моих волнений, логическая и вполне естественная причина. Мое пребывание в Ловуде закончилось. Хелен, Эмма и другие подруги остались в прошлом, и уже никогда рядом со мной не окажется девочек, в обществе которых я так часто находила утешение. Интересно, как долго я смогу хранить воспоминания о них? Ведь те уже начали ускользать, растворяться, словно призраки, оставляя меня в томлении, суть которого пока была для меня непонятной. Оказавшись в новом месте, не имея за плечами иного опыта, кроме общения с теми невинными худенькими созданиями, я чувствовала неуверенность перед лицом этого взрослого мира, к которому теперь принадлежала.