Соблазнение Джен Эйр - Страница 14
— В таком случае вы скатитесь еще ниже.
— Возможно. Но зачем мне этого бояться, если я могу получить сладкое, свежее удовольствие? Удовольствие сладкое и свежее, как дикий мед, который пчелы собирают с душистых полей.
— Оно ужалит вас. И мед будет горек.
— Откуда вам знать. Вы же никогда не пробовали.
Конечно, он был прав. Я никогда не пробовала жизни, о которой он говорил. Мне даже захотелось признаться ему, что втайне я стремилась испытать нечто подобное тому, на что он намекал. Что жаждой удовольствия наполнены самые сокровенные глубины моего сердца. Однако нечто большее тревожило сейчас мою душу, нарушая хрупкое равновесие между моими помыслами и внешними проявлениями. Я не могла смириться с его страстью к сладким, свежим удовольствиям (подразумевал ли он под этим сладких свеженьких девочек?), если его опыт, его поступки стали причиной столь очевидных боли и разочарования. Иных причин для тревоги по поводу его страсти к удовольствиям я не видела.
— Как вы серьезны, как задумчивы. Однако вы знаете о предмете моих рассуждений не больше вот этой мраморной статуэтки. — Он снял одну из фигур с каминной полки. — Вы не имеете права поучать меня, если сами еще не переступили порог жизни и совершенно не знакомы с ее тайнами.
— Возможно, вы правы, но есть одна вещь, которую я могу понять. Вы упомянули о том, что загрязненная память является непреходящим проклятием. Возможно, со временем, при должном старании, вы сможете стать человеком, достойным похвалы в собственных глазах. Если уже с сегодняшнего дня вы решительно возьметесь за исправление своих мыслей и поступков, то за несколько лет соберете новую коллекцию незапятнанных воспоминаний, к которым сможете обращаться с удовольствием.
Я встала с ощущением надвигающейся опасности, которое возникает, когда не знаешь, как вести себя дальше. Мне и так казалось, что я сказала уже слишком много и мистер Рочестер может воспринять мои слова как навязанную проповедь. Во мне он увидел непорочность, но, признаюсь, наша беседа оставила меня в смешанных чувствах. Он обмолвился о том, что легко читает по моим глазам, и теперь я боялась, что, если продолжу сидеть, пока он возвышается надо мной в такой властной позе, они выдадут меня. Возможно, он облегчил свою душу в разговоре со мной, но вряд ли меня можно было назвать непорочной наперсницей, о которой он говорил с таким восторгом, если его признания в грехе порождали у меня такие греховные мысли.
— Куда вы?
— Нужно уложить Адель.
— Вы боитесь меня.
— Вы говорите загадками, сэр, но я вас не боюсь. Лишь испытываю некоторую тревогу, потому что не хочу лепетать бессмыслицы.
— Если бы вы это сделали, то произносили бы их с таким спокойным, серьезным видом, что я принял бы ваши слова за глас разума.
Он чуть наклонился ко мне и вдруг, чего я совершенно не ожидала, взял меня пальцами за подбородок. От теплого прикосновения мое сердце затрепетало. Глаза его, встретившись с моими, показались мне тихими темными омутами.
— Вы никогда не смеетесь, мисс Эйр? Впрочем, не утруждайте себя ответом. Я изредка слышу ваш смех, и, поверьте, вы смеетесь очень искренне и радостно. Вы от природы не серьезны, так же, как я от природы не порочен. Ловудские ограничения все еще тяготят вас, сковывают ваше лицо, приглушают голос и стесняют движения. В присутствии мужчины, или собрата, или господина, называйте как угодно, вы боитесь слишком свободно улыбаться или двигаться слишком быстро. Но со временем, надеюсь, вы научитесь держаться рядом со мной раскованно, поскольку я считаю невозможным вести себя с вами формально. Когда-нибудь ваши взгляды и движения приобретут гораздо больше живости и разнообразия, чем вы осмеливаетесь вкладывать в них сейчас. Время от времени я сквозь прутья клетки вижу взгляд любопытной птицы. В клетке этой томится полное жизни, беспокойное, решительное создание. Выпусти его — и оно взлетит в небо.
Он смотрел на меня так пристально, что я едва осмеливалась дышать. Что, если он читает мои мысли? Потом, прищурившись, мистер Рочестер с загадочной улыбкой продолжил:
— Вы все еще намерены уйти?
Он засунул руки в карманы.
— Пробило девять, сэр.
— Ничего. Задержитесь на минуту. Адель еще не готова ложиться. Мое положение — спиной к камину и лицом к комнате — отменно подходит для наблюдения. Разговаривая с вами, я посматривал и на Адель. У меня есть свои причины считать ее интересным объектом для изучения. Когда-нибудь я, возможно — нет, обязательно расскажу вам почему. Около десяти минут назад она достала из своей коробки розовое шелковое платьице, и лицо ее засияло от восторга, когда она его развернула. «Il faut que je l’essaie! Et à l’instant même!»[12] — воскликнула она и умчалась из комнаты.
Я не смогла удержаться от короткого смешка и почувствовала облегчение, поскольку возникшая между нами атмосфера нарушилась, но, когда он наклонился еще ближе ко мне, говоря беспечным, доверительным тоном, мое сердце снова стало биться быстрее.
— Сейчас она с миссис Фэрфакс. Вернется с минуты на минуту, и я уже знаю, что увижу. Это будет миниатюрная копия Селин Варанс, такой, какой она появлялась на сцене, когда поднимался…
Он оборвал себя и потер щеку. Потом вздохнул. Было видно: он задумался о Селин Варанс, и в этот миг я поняла, что она, должно быть, для него много значила.
— Впрочем, неважно. Останьтесь. Посмотрим, прав ли я.
И как только он это сказал, из коридора донесся торопливый топот маленьких ножек. Адель вошла в комнату, преобразившаяся так, как и предсказывал ее опекун. Платье розового атласа, очень короткое, собранное у пояса пышными складками, сменило простое коричневое, в котором она была до того. Лоб девочки окаймлял венок из роз, на ногах красовались шелковые чулки и белые атласные туфли.
— Est-ce que ma robe va biеn? — воскликнула она и нагнулась вперед. — Et mes souliers? Et mes bas? Tenez, je crois que je vais danser![13]
И, расправив платье, малышка, выделывая незамысловатые па, грациозно прошла через всю комнату, дойдя до мистера Рочестера, встала на цыпочки и сделала оборот, после чего упала на одно колено и воскликнула:
— Monsieur, je vous remercie mille fois de votre bonté! — Потом, вставая, прибавила: — C’est comme cela que maman faisait, n’est-ce pas, monsieur?[14]
— Именно так, — подтвердил мистер Рочестер и для меня негромко произнес: — Сomme cela она выуживала английское золото из карманов моих британских бриджей. Но я тогда был зелен, как травка на лугу по весне, мисс Эйр, совсем зелен, как вы сейчас. Однако моя весна ушла и оставила на моей ладони вот этот французский цветок, — он кивнул на Адель, которая в танце кружилась по комнате, — от которого мне иной раз так хочется избавиться. Но я сохранил его и ращу согласно католическому принципу, гласящему, что одно доброе деяние может искупить множество грехов, больших и малых. Когда-нибудь я объясню вам все это.
Он на секунду задержал на мне взгляд, и его глаза блеснули, точно два черных гладких камня. На какое-то головокружительно короткое мгновение меня охватило пьянящее желание с головой окунуться в их глубины и разведать их притягательные тайны. Признаюсь, после нашего разговора тем вечером я была совершенно очарована им и преисполнена желания узнать все, что можно, о матери Адели, о женщине, которая выуживала золото из его карманов.
Мне пришлось довольствоваться его обещанием рассказать мне свою историю и тем, что он определил меня на роль наперсницы. Последнее означало, что я смогу проводить с ним вечера, подобные сегодняшнему. Мысль об этом наполнила меня таким радостным возбуждением, которого я никогда раньше не испытывала.
Не знаю, что меня выдало, быть может, глаза, потому что он вдруг резко и без всякого чувства произнес: