Соблазнение Джен Эйр - Страница 12

Объяснения миссис Фэрфакс лишь разогрели мое воображение. Какие такие невзгоды свалились на мистера Рочестера? Что могли сделать с ним отец и старший брат, чтобы он навсегда утратил покой?

Когда я разделась и начала молитву, мне вдруг пришло в голову, что все мои догадки могут быть ошибочными. Я ведь совсем мало знала о мужчинах, особенно о мужчинах, занимающих такое положение, как мой хозяин. Кто знает, вдруг все они ведут себя так при встрече с гувернантками своих подопечных. А может быть, есть даже более простое объяснение. Причиной его несдержанности могла быть боль в лодыжке. Я стала молиться о том, чтобы он поскорее выздоровел, а заодно и о прощении для себя, если я действительно, как предполагал мистер Рочестер, была в какой-то степени виновата в том, что он получил травму.

Гораздо позже, лежа в кровати под одеялом и не в силах заснуть (столь напряженная работа разума отгоняла сон), я смотрела на потолок и думала: что, если мистер Рочестер тоже не спит? Смог ли он выбросить меня из мыслей так же легко, как избавился от моего общества?

Когда сон наконец пришел, мне приснилось, что картина в большой гостиной ожила и обнаженные фигуры стали, смеясь и догоняя друг друга, бегать между деревьями.

Несколько последующих дней мистера Рочестера я почти не видела. Утром он обычно был занят делами, а днем к нему приходили джентльмены из Милкота или другие соседи, которые часто оставались на обед. Когда нога его позволила вновь садиться на лошадь, он стал часто уезжать, очевидно с ответными визитами, и возвращался, как правило, очень поздно.

За это время Адель лишь изредка призывали к попечителю, а мое общение с ним свелось к случайным встречам в холле, на лестницах или в коридоре, где он проходил мимо с надменным, холодным видом, отвечая на мое приветствие то сухим кивком и равнодушным взглядом, то поклоном и вежливой улыбкой. Перемены его настроения меня не задевали: я предполагала, что они вызваны причинами, никак со мной не связанными.

Однажды он собирался, как обычно, пообедать с гостями, но джентльмены ушли пораньше (на какое-то общественное собрание в Милкоте, как поведала мне миссис Фэрфакс), и, поскольку вечер выдался промозглый и ветреный, мистер Рочестер не поехал с ними.

Вскоре после того, как господа отбыли, он позвонил в колокольчик и нам с Аделью было велено спуститься. Я причесала свою ученицу, одела ее покрасивее, убедилась, что в моем обычном квакерском наряде поправлять нечего, и мы направились вниз. Пока собирались, Адель все рассуждала о том, пришла ли наконец ее petit coffre, потому что из-за какой-то ошибки прибытие багажа отложилось. Радости ее не было предела, когда, войдя в гостиную, она увидела на столе небольшой картонный ящик. Девочка будто инстинктивно угадала, что это ее подарок.

— Ma boîte! Ma boîte![9] — вскричала она и бросилась к столу.

— Да, это наконец твоя boîte. Бери, истинная дочь Парижа, отнеси ее в уголок и там раскрой, — произнес глубокий, немного насмешливый голос мистера Рочестера из глубин громадного кресла. — И смотри, — продолжил он, — не надоедай мне вопросами. Делай свое дело в тишине: tiens-toi tranquille, enfant, comprends-tu?[10]

Но предупреждение было излишним, потому что Адель уселась со своим сокровищем на диван и уже нетерпеливо развязывала шнурок, удерживавший крышку. Преодолев эту преграду и сбросив на пол несколько слоев серебристой шелковой бумаги, она воскликнула лишь:

— Oh ciel! Que c’est beau![11] — и предалась восторженному созерцанию содержимого ящичка.

— Мисс Эйр пришла? — осведомился хозяин и чуть приподнялся, чтобы посмотреть на дверь, у которой я все еще стояла.

— А, вот вы где. Ну проходите же. Присаживайтесь вот сюда.

Он придвинул к своему креслу стул.

— Не люблю, когда дети болтают, — продолжил он. — Я старый холостяк, и у меня нет приятных воспоминаний, связанных с их лепетом. Если бы мне пришлось провести целый вечер tête-à-tête с каким-нибудь чадом, я бы этого не вынес. Не отодвигайте стул, мисс Эйр, садитесь там, где я его поставил. — Мистер Рочестер помолчал секунду. — Пожалуйста, — прибавил он. — Черт бы побрал эти любезности! Постоянно о них забываю. Да, и еще от простодушных старушек я, знаете ли, тоже не в восторге, но о своей мне приходится помнить. Она Фэрфакс, то есть была замужем за Фэрфаксом, а, как говорится, свой своему поневоле брат.

Он позвонил и передал приглашение миссис Фэрфакс, которая вскоре прибыла, держа в руках корзинку с вязаньем.

— Добрый вечер, сударыня. Я пригласил вас, рассчитывая на ваше милосердие. Видите ли, я запретил Адели разговаривать со мной о ее подарках, а ее распирает от желания с кем-нибудь поболтать. Не могли бы вы выслушать ее? Сделайте еще одно великодушное дело.

И правда, Адель, едва заметив миссис Фэрфакс, усадила ее рядом с собой на диван и начала быстро выкладывать ей на колени все те вещички из фарфора, слоновой кости и воска, которые обнаружила в своей boîte. Появление каждой из них девочка сопровождала восторженными объяснениями на ломаном английском.

— Ну вот, я выполнил свой долг внимательного хозяина, — заявил мистер Рочестер, — сделал так, чтобы гости сами себя заняли, и теперь могу подумать о собственных удовольствиях. Мисс Эйр, придвиньте стул еще немного ближе, вы все еще слишком далеко сидите. Я не могу увидеть вас, не изменив своего положения в этом удобном кресле, а мне не хочется его менять.

Я выполнила просьбу, хотя предпочла бы остаться где-нибудь в тени, но мистер Рочестер был так прямолинеен в своих указаниях, что об ослушании не могло быть и речи.

Находились мы в обеденном зале, и зажженная к трапезе люстра наполняла помещение радостным сиянием. В камине танцевали чистые красные языки пламени, пурпурные бархатные портьеры все так же красовались на высоких окнах и на еще более высокой арке, все было тихо, слышалась только приглушенная речь Адели (громко говорить она не осмеливалась), да в промежутках между ее высказываниями до нас доносились звуки зимнего дождя, стучавшего в окна.

Мистер Рочестер, сидевший в своем роскошном кресле, выглядел непривычно. К обеду он оделся в элегантный костюм, но галстук его был распущен, и вообще вид он имел не строгий и совсем не мрачный.

На устах его играла улыбка, а глаза блестели, уж не знаю от чего, но скорее всего от вина: кончиками пальцев он держал на весу хрустальный бокал. Как видно, после обеда его настроение улучшилось. Он был гораздо радушнее, разговорчивее и расслабленнее, чем утром. Голова его покоилась на мягкой спинке кресла, на его словно высеченных из гранита скулах и в темных глазах играли блики огня.

Минуты две мистер Рочестер изучал огненный танец в камине, а я столько же смотрела на него, а потом он резко повернул голову и перехватил мой взгляд.

— Вы рассматриваете меня, мисс Эйр, — промолвил он. — Находите меня привлекательным?

Оттого, что его внимание полностью сосредоточилось на мне, и от блеска в его глазах я вспыхнула. Мне бы стоило отреагировать на это чем-нибудь обтекаемым, ничего не значащим, но ответ слетел у меня с языка до того, как я успела подумать.

— Нет, сэр. — Признаюсь, сказав это, я опустила взгляд, потому что не могла смотреть ему в глаза, так как мое заявление было ложью.

— Право слово, в вас есть что-то удивительное! — воскликнул он. — Вы похожи на маленькую монашку, когда сидите вот так, сложив руки и опустив глаза, а когда вас спрашиваешь о чем-то или делаешь замечание, вы даете если не грубый, то по меньшей мере резкий ответ. Почему бы это?

— Сэр, я ответила, не подумав. Прошу меня простить. Мне нужно было сказать, что, когда речь заходит о внешности человека, весьма непросто ответить сразу, что вкусы у всех разнятся и что красота — не самое важное в человеке. Что-нибудь в этом роде.