Сказки русских писателей - Страница 4

          Могу попасть в большие забияки.

      Пускай же говорят собаки:

          “Ай, Моська! Знать, она сильна,

               Что лает на Слона!”»

Мартышка к старости слаба глазами стала;

      А у людей она слыхала,

Что это зло ещё не так большой руки:

      Лишь стоит завести Очки.

Очков с полдюжины себе она достала;

      Верти́т Очками так и сяк:

То к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет,

  То их понюхает, то их полижет;

      Очки не действуют никак.

«Тьфу, пропасть! – говорит она. – И тот дурак,

      Кто слушает людских всех врак:

      Всё про Очки лишь мне налгали;

      А проку на волос нет в них».

      Мартышка тут с досады и печали

      О камень так хватила их,

      Что только брызги засверкали.

  К несчастью, то ж бывает у людей:

Как ни полезна вещь, – цены не зная ей,

Невежда про неё свой толк всё к худу клонит;

  А ежели невежда познатней,

      Так он её ещё и гонит.

«Как, милый Петушок, поёшь ты громко, важно!» —

      «А ты, Кукушечка, мой свет,

      Как тянешь плавно и протяжно:

Во всём лесу у нас такой певицы нет!» —

«Тебя, мой куманёк, век слушать я готова». —

             «А ты, красавица, божусь,

Лишь только замолчишь, то жду я не дождусь,

             Чтоб начала ты снова…

Отколь такой берётся голосок?

             И чист, и нежен, и высок!..

Да вы уж родом так: собою невелички,

             А песни, что твой соловей!» —

        «Спасибо, кум; зато, по совести моей,

        Поёшь ты лучше райской птички, —

        На всех ссылаюсь в этом я».

Тут Воробей, случась, примолвил им: «Друзья!

        Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, —

             Всё ваша музыка плоха!..»

             За что же, не боясь греха,

             Кукушка хвалит Петуха?

        За то, что хвалит он Кукушку.

       Случается нередко нам

       И труд, и мудрость видеть там,

       Где стоит только догадаться

           За дело просто взяться.

К кому-то принесли от мастера Ларец.

Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;

Ну всякий Ларчиком прекрасным любовался.

Вот входит в комнату механики мудрец.

Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом,

       Так; он и без замка;

А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;

  Не смейтесь так исподтишка!

Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:

В механике и я чего-нибудь да стою».

  Вот за Ларец принялся он:

  Вертит его со всех сторон

       И голову свою ломает;

То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.

       Тут, глядя на него, иной

             Качает головой;

Те шепчутся, а те смеются меж собой.

  В ушах лишь только отдаётся:

«Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвётся.

  Потел, потел; но, наконец, устал —

       От Ларчика отстал.

И, как открыть его, никак не догадался —

       А Ларчик просто открывался.

«Соседка, слышала ль ты добрую молву? —

Вбежавши, Крысе Мышь сказала, —

Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?

Вот отдохнуть и нам пора настала!» —

           «Не радуйся, мой свет, —

       Ей Крыса говорит в ответ, —

       И не надейся по-пустому!

       Коль до когтей у них дойдет,

       То, верно, льву не быть живому:

       Сильнее кошки зверя нет!»

Я сколько раз видал, приметьте это сами:

       Когда боится трус кого,

       То думает, что на того

       Весь свет глядит его глазами.

У сильного всегда бессильный виноват;

Тому в истории мы тьму примеров слышим.

       Но мы Истории не пишем;

А вот о том как в Баснях говорят.

Ягнёнок в жаркий день зашёл к ручью напиться;

       И надобно ж беде случиться,

Что около тех мест голодный рыскал Волк.

Ягнёнка видит он, на дóбычу стремится;

Но, делу дать хотя законный вид и толк,

Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом

       Здесь чистое мутить питьё

                        Моё

             С песком и с илом?

             За дерзость такову

       Я голову с тебя сорву». —

«Когда светлейший Волк позволит,

Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью

От Светлости его шагов я на сто пью,

             И гневаться напрасно он изволит:

Питья мутить ему никак я не могу». —

             «Поэтому я лгу!

Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!

Да помнится, что ты ещё в запрошлом лете

       Мне здесь же как-то нагрубил;

       Я этого, приятель, не забыл!» —

       «Помилуй, мне ещё и отроду нет году», —

Ягнёнок говорит. «Так это был твой брат». —

«Нет братьев у меня». – «Так это кум иль сват,

И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.

Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,

       Вы все мне зла хотите,

И если можете, то всем вредите;

Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —

«Ах, я чем виноват?» – «Молчи! Устал я слушать.

Досуг мне разбирать вины твои, щенок!

Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». —

Сказал и в тёмный лес Ягнёнка поволок.

Жила-была ворона, и жила она не одна, а с няньками, мамками, с малыми детками, с ближними и дальними соседками. Прилетели птицы из заморья, большие и малые, гуси и лебеди, пташки и пичужки, свили гнёзда в горах, в долах, в лесах, в лугах и нанесли яичек.

Подметила это ворона и ну перелётных птиц обижать, у них яички таскать!

Летел сыч и увидал, что ворона больших и малых птиц обижает, яички таскает.

– Постой, – говорит он, – негодная ворона, найдём на тебя суд и расправу!

И полетел он далеко, в каменные горы, к сизому орлу. Прилетел и просит:

– Батюшка, сизой орёл, дай нам свой праведный суд на обидчицу-ворону! От неё житья нет ни малым, ни большим птицам: наши гнёзда разоряет, детёнышей крадёт, яйца таскает да ими своих воронят питает!

Покачал сизой орёл головой и послал за вороною лёгкого, меньшого своего посла – воробья. Воробей вспорхнул и полетел за вороной.

Она было ну отговариваться, а на неё поднялась вся птичья сила, все пичуги. И ну щипать, клевать, к орлу на суд гнать. Нечего делать – каркнула и полетела, а все птицы взвились и следом за ней понеслись.