Щит на вратах - Страница 61
Подмастерье — хромоногий, вечно обозленный на весь мир Нарцесс, тоже любитель особых любовных утех, чужих здесь не привечали — заявился ближе к ночи, привез с собой на тележке переносную наковаленку, горн, уголь, вместо приветствия лишь буркнул угрюмо:
— Ну, кого заковать?
— Идем. — Филофей похлопал его по плечу. — Закуешь, потом выспросим кое-что…
— Как же мы выспросим? — резонно переспросил подмастерье. — Ежели, надо полагать, раб ваш сон-травой напоен?
— Напоен, да, но несильно. Ткнешь шкворнем — живо проснется. — Филофей зло осклабился и подозрительно посмотрел на принесенные кузнецом цепи. — Не тонковаты ли?
— Для твоих невольников — в самый раз, — потряс головой Нарцесс и глухо расхохотался.
Ждану снилось поле. Желтое, привольное, все в снопах сжатой ржи. Пряталось за ближним орешником нежаркое осеннее солнце, в высоком голубом небе пролетали стаи птиц. Птицы надрывно кричали, прощаясь до следующей весны с этим полем, орешником, с рекою и дальним лесом, синим-синим, словно бы покрытым туманною дымкой. Посмотрев на птиц, Ждан наклонился к снопу и обернулся, услышав позади звонкий девичий смех. Улыбнулся, узрев знакомую девушку, Здравку, веселую, с карими искрящимися очами и волосами цвета выгоревшего на солнышке льна, тоненькую, как солнечный лучик.
— Здравка! — громко воскликнул отрок. — Тебя ли вижу?
— Меня. — Девушка снова засмеялась. — А вот тебя что-то давненько не видно в селище! А ведь помнишь, на Ярилу…
— Помню. — Ждан покраснел. — Целовались…
— А я уж думала — позабыл.
— Да не позабыл, нет! У князя я теперь служу, Здрава, в дружине молодшей.
— Вот как?! Ну, иди сюда, поцелую… Ой, что это у тебя на спине? Никак плети?
— Было дело, — усмехнулся Ждан. — Едва живой остался.
— Бедненький… Ну, иди же!
Отрок медленно — хотелось бы быстрее, но ноги все равно двигались медленно — направился к деве. Та уселась на сноп, улыбаясь, поправила на голове венок из красно-желтых осенних цветов. Ждан вдруг вскрикнул — прямо из-под снопа выползала отвратительная жирная гадина со скользкой черной кожей и злобным немигающим взглядом.
— Что ж ты встал, Ждане? — Здравка раскинула в стороны руки, едва не задев змею. Та подняла голову, зашипела, раскрыв пасть с ядовитым зубом, и, прошелестев кольцами, бросилась… Ждан прыгнул, пытаясь защитить девушку… И почувствовал, как гадюка ужалила его в предплечье. Больно, словно огнем ожгла… Не выдержав, отрок закричал… и проснулся.
Жуткая боль в предплечье не проходила, еще бы — уж больно здорово прижгли раскаленным шкворнем. Ждан застонал, осмотрелся. Он лежал на ложе в своей каморке, руки и ноги были скованы цепью. Перед ложем на узкой лавке сидели двое: один — уже знакомый отроку Филофей, бывший в доме за главного, другой — угрюмый, какой-то скособоченный парень в кожаном переднике. Рядом с ним, на жестяном листе, горкой лежали тлеющие угли.
— Ну, — нехорошо усмехаясь, осведомился Филофей, — так кому ты подавал знаки?
— Какие знаки? — Ждан выдал себя, ему бы молчать, делая вид, что не понимает греческой речи, уж потом-то сообразил, да поздновато.
— Кому ты светил в окно, тварь? — Филофей подошел к ложу и, размахнувшись, хлестко ударил отрока по щеке. — Отвечай!
Ждан молчал. Ответил бы, да пока не знал как. Вот и думал, тянул время.
— Ах, не хочешь говорить? — Мамона накинулся на юношу с кулаками, разбил в кровь губы. — Не хочешь?!
— Постой, господине. — Усмехнувшись, угрюмый подмастерье Нарцесс взял большие клещи и, захватив ими горячий уголек, осторожно положил его на обнаженную грудь отрока. Ждан закусил губу…
— Ага, не нравится?! — довольно захохотал Филофей. — Добавь-ка еще угольку, Нарцесс.
— А может, лучше его оскопить? — Нарцесс щелкнул клещами.
— А что, — обернувшись, Мамона подмигнул подмастерью, — давай! Чай, не сдохнет. А сдохнет, так туда ему и дорога.
Конечно же, оскоплять отрока никто не собирался, такая жертва — насмешка над божествами. Ну их, еще начнут мстить, не сами боги, так Лейв или эпарх с Овидием точно. Однако Ждан-то об этом не знал! А потому, полагая к тому же, что полностью раскрыт, дернулся изо всех сил, постепенно напрягая силы, как учили когда-то Твор и воевода Вятша. Тонкие цепи не смогли оказать должного сопротивления и со звоном лопнули. Вскочив с ложа, отрок оттолкнул опешившега Филофея и, вырвав из рук подмастерья клещи, бросился вон. Прогрохотал по узкой лесенке на первый этаж и замер, прислушиваясь. Хватило ума не лезть сразу во двор, знал — там наверняка охрана. Да и собаки ночью лаяли. Конечно, перед Ирсой любая собака — щенок, умертвит — не успеешь моргнуть глазом. Ждан вздохнул… Жаль, конечно, что так получилось, что не оправдал он возложенных на него надежд. Жаль… А ведь этих, наверху, оставлять в живых нельзя! Расскажут… Впрочем, князь предупреждал — не они настоящие хозяева. Значит — убить… Сжав в руке увесистые кузнецкие клещи, Ждан затаился у лестницы. Филофей с угрюмым парнем что-то не торопились спускаться… О, боги! Как же он не подумал! Ведь в доме мог быть еще один выход!
Заперев уличную дверь на засов, юноша в два прыжка одолел лестницу, бросился к своей каморке, распахнул… Ну, так и есть, птички уже улетели… Юноша задумался.
— Помогите, — неожиданно услыхал он жалобный девичий голос. Ждан насторожился, прислушался…
— Пожалуйста, помогите…
Голос доносился из соседней каморки. Отрок откинул засов и ударом ноги распахнул дверь. Прямо на полу лежала связанная по рукам и ногам девушка, на вид чуть постарше Ждана. Довольно-таки красивая — смуглявая черноглазка с распущенными черными, как вороново крыло, волосами. Несчастная была одета лишь в короткую разорванную на груди тунику.
— Помогите же! — увидев Ждана, громко прошептала девушка. — Быстрее, они сейчас придут.
— Кто? — быстро развязывая деву, поинтересовался отрок.
— Филофей и этот, второй, угрюмый, по-моему — кузнец или подмастерье. Они сперва собрались запытать меня до смерти, но отвлеклись на какого-то парня… Случайно, не на тебя?
— На меня, — улыбнулся Ждан. — Ты знаешь, где второй выход?
— Конечно. Я знаю и черный ход… И даже ход на чердак и крышу! И собаки нас не тронут — я их кормлю.
— Поистине, тебя мне послали боги! Скорее на крышу… Найдутся здесь свеча и огниво?
— Вон там, в углу… Но зачем? — Девушка удивленно посмотрела на своего спасителя.
— Подадим знак. — Ждан сноровисто прибрал огарок сальной свечи и кресало. — Ну, теперь идем.
Они быстро прошли вдоль по коридору — девушка не обманула, в дальнем углу, за портьерой, обнаружилась потайная дверь, а за ней — выход на крышу. В темном ночном небе ярко светили звезды, и серебряный серп месяца казался повисшим на вершине росшего невдалеке кипариса. Внизу, во дворе, слышались чьи-то крики и яростный собачий лай.
— Что ж, пусть лают, — доставая огниво, мстительно усмехнулся Ждан, обернулся к деве: — Увидишь, что вскоре будет!
— Ой! — вдруг вскрикнул та. — Кто это там, внизу?
— Где? — Ждан подошел к краю крыши.
Злобной фурией метнулась к нему дева, вытянула руки, толкнула, едва сама не свалившись. Внизу послышался слабый стук — тело юноши упало на землю.
— Надеюсь, он не разбился насмерть? — спустившись вниз, небрежно осведомилась дева.
— Нет, только сломал несколько ребер, — обернувшись, пояснил Филофей Мамона. — Да псы покусали малость. Ты зачем поторопилась, Гектания? Надо было бежать с ним.
— Что я, дура, прыгать с крыши? — Гектания пожала плечами. — К тому же он хотел подать знак, хвалился, что кругом его сообщники. Пришлось помешать.
— Знак, говоришь? — Филофей усмехнулся. — Черт побери, а я ведь и позабыл!
Быстро поднявшись в келью Ждана, он снял с иконы лампадку и, раздув пламя, подошел к распахнутому окну. Вглядываясь в темноту, резко накрыл огонек ладонью… и так же резко отпустил.
Наконец-то! Сидевшая в засаде Ирса улыбнулась, увидев условный знак. Одна вспышка — «все хорошо». Жаль, конечно, что нет никаких вестей, ну что же… Хорошо, хоть со Жданом все в порядке, о чем и будет доложено.