Счастье - Страница 3

Гарри наслаждался ужином. Это было, ну, не совсем в его натуре и, конечно, не поза — говорить о еде и предаваться «в бесстыдной страсти белой плоти лобстеров и фисташковым шарикам мороженого — зеленым и холодным, как веки египетских танцовщиц».

Когда он поднял на нее глаза и произнес:

— Берта, какое восхитительное souffle[4]! она чуть не расплакалась от детской радости.

О, но почему она ощущает сегодня такую нежность ко всему в мире? Все было хорошо — все на своем месте. Все, что случилось, казалось, снова наполнило до краев чашу ее блаженства.

И где‑то в глубине сознания цвела груша. Наверное, она сейчас вся серебряная, освещенная Луной бедняги Эдди, серебряная, как мисс Фалтон, что сидит напротив и крутит мандарин в своих изящных пальцах, таких бледных, что, кажется, они источают свет.

Чего она не могла понять (это было чудом), как ей удалось угадать состояние мисс Фалтон и так точно. Она ни на мгновении не сомневалась, что была права, и все же, чем она могла это подтвердить? Абсолютно ничем.

— Наверное, такое случается очень редко между женщинами и никогда между мужчинами, — подумала Берта. — Но пока я буду варить кофе в гостиной, может, она себя чем‑то и выдаст.

Что она хотела этим сказать, она не знала и что произойдет потом, тоже не могла представить.

И пока она так размышляла, она вдруг поймала себя на том, что разговаривает вслух и смеется. Ей нужно было говорить, чтобы не смеяться от распиравшего ее желания смеяться.

«Если я не засмеюсь, я умру».

Но когда она заметила, что Рожица имеет смешную привычку запихивать что‑то за лиф своего платья, как будто у нее там небольшой тайный склад орехов, Берете пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не рассмеяться слишком сильно.

Наконец, с ужином было покончено. И:

— Пойдемте, я покажу Вам нашу новую кофеварку, — предложила Берта.

— Мы покупаем новую кофеварку только раз в две недели, — отозвался Гарри.

На этот раз мисс Фалтон взяла за руку Рожица, и мисс Фалтон, склонив голову, прошла за ней в гостиную.

Огонь в камине погас и превратился в мерцающее «гнездо птенцов Феникса», как сказала Рожица.

— Не включайте пока свет. Так красиво.

И она снова уселась у камина. Ей всегда было холодно… «конечно, без ее маленького красного фланелевого жакета», подумала Берта.

В этот момент мисс Фалтон «подала знак».

— У Вас есть сад? — спросил спокойный сонный голос.

Это было так восхитительно, что Берте оставалось лишь подчиниться. Она подошла к окну, раздвинула шторы и открыла большие окна.

— Вот! — выдохнула она.

Две женщины стояли рядом и глядели на изящное цветущее дерево. Хотя оно было неподвижно, казалось, оно, как пламя свечи, стремится вверх, как будто указывает вверх, колеблется в ярком воздухе, становясь все выше и выше, пока они смотрят, и уже почти касается края круглой серебряной Луны.

Сколько они так простояли? Обе, захваченные кругом этого неземного света, прекрасно понимая друг друга, существа иного мира, и думая о том, что делать в этом с благословенным сокровищем, горящим в груди и спадающим серебряными цветами с волос и рук…

Вечность? Или мгновение? И пробормотала ли мисс Фалтон:

— Да, только это.

Или Берте почудилось?

Потом внезапно включили свет и Мордочка сварил кофе, а Гарри сказал:

— Моя дорогая мисс Найт. Не спрашивайте меня о моей малышке. Я совсем ее не вижу. Пока она не заведет любовника, у меня не возникнет к ней ни малейшего интереса.

На мгновение Мордочка вынул свой глаз из‑под стекла, затем вернул его в привычное положение, а Эдди Уоррен допил кофе и поставил чашку с выражением душевной муки на лице, как будто увидел на дне паука.

— Я хочу дать возможность молодым проявить себя. Мне кажется, Лондон просто кишмя кишит первоклассными ненаписанными пьесами. Я им хочу сказать: «Вот театр. Давайте. Действуйте».

— Ты знаешь, мой дорогой, что я собиралась декорировать комнату для Джейкоба Нейтана. Меня так и подмывало создать тему жареной рыбы — спинки стульев в форме сковородок, а на занавесках вышить жареную картошку.

— Проблема с нашими молодыми людьми в том, что они слишком романтичны. Нельзя уйти в море без тазика и не пострадать от морской болезни. Но почему у них не хватает мужества захватить с собой тазик?

— Ужасное стихотворение о девушке, на которую напал нищий и больше во всем лесочке — ни души.

Мисс Фалтон утонула в самом низком, глубоком кресле и Гарри начал обходить гостей, предлагая сигареты.

По тому, как он стоял перед ней, встряхивая серебряную коробку и резко выпаливая: «Египетские? Турецкие? Вирджинские? Они тут все смешаны», Берта поняла, что мисс Фалтон не просто скучна ему, но по — настоящему неприятна. И по тому, как мисс Фалтон ответила: «Нет, спасибо. Я не буду курить», Берта догадалась, что мисс Фалтон почувствовала его неприязнь и была задета.

— О, Гарри! Не нужно к ней так относиться. Ты не прав. Она чудесна, чудесна. К тому же — как ты можешь так не любить человека, который столь много значит для меня. Я постараюсь рассказать тебе ночью, когда мы ляжем, что произошло, что мы с ней вместе почувствовали.

При этих последних словах нечто странно и почти ужасающее пронеслось в уме у Берты. И это нечто — слепое и улыбающееся — шепнуло ей: «Скоро эти люди уйдут. В доме будет тихо — тихо. Свет погаснет. И ты с ним останешься наедине в темной комнате, в теплой постели…»

Она вскочила со стула и подбежала к роялю.

— Как жаль, что никто не играет! — вскрикнула она. — Какая жалость, что никто не играет!

Впервые в жизни Берта Янг ощутила желание к мужу.

О, она любила его, была влюблена в него, конечно, но не так. И, конечно, она понимала, что он — другой. Они так часто это обсуждали. Сначала ее ужасно волновала собственная холодность, но прошло время, и это, вроде бы, стало не так уж важно. Они были так откровенны друг с другом — такие добрые друзья. И это — лучшее проявление их современности.

Но теперь — страстно! Страстно! Это слово умирало от желания в ее горячем теле. Разве не к этому вело ее чувство счастья? Но тогда, тогда…

— Моя дорогая, — сказала миссис Норман Найт. Досадно, но мы — жертвы времени и поезда. Мы живем в Хамстеде. Было так приятно.

— Я провожу вас в прихожую, — ответила Берта. — Так мило, что вы пришли. Но вы не должны опоздать на последний поезд. Это было бы ужасно, не так ли?

— Будете виски, Найт, перед дорогой? — спросил Гарри.

— Нет, спасибо, старина.

Берта сжала его руку в рукопожатии за такой ответ.

— Спокойной ночи, спокойной ночи, — крикнула она с верхней ступеньки, чувствуя, что эта ее сущность прощается с ними навсегда.

Вернувшись в гостиную, она увидела, что другие тоже уже собрались уходить.

— Тогда можете проехать часть пути в моем такси.

— Я был бы очень благодарен судьбе, если мне не придется снова ехать одному с таксистом после такой ужасной истории.

— Вы можете поймать такси на стоянке в конце улицы. Не пройдете и нескольких ярдов.

— Это радует. Пойду надену пальто.

Мисс Фалтон направилась в прихожую и Берта последовала за ней, как вдруг Гарри буквально чуть ли не оттолкнул ее, ринувшись вслед за мисс Фалтон.

— Разрешите, я помогу.

Берта знала — он пытается загладить свою грубость — и дала ему пройти. Какой же он еще мальчишка — такой бесхитростный и импульсивный.

И осталась у камина с Эдди.

— Вы не читали новое стихотворение Булкса «Table d'Hote»?[5] — мягко спросил Эдди. — Оно такое чудесное. В последней Антологии. Оно у Вас есть? Я бы с таким удовольствием показал его Вам. Оно начинается невероятно красивой строкой: «Почему всегда должен быть томатный суп»?

— Да, — ответила Берта.

И бесшумно двинулась к столу, стоявшему напротив двери гостиной, а Эдди бесшумно заскользил за ней. Она взяла небольшую книжицу и дала ему. Они не произвели ни единого звука.