Самоход. «Прощай, Родина!» - Страница 6

– Это ром. Наши ночью на «нейтралку» лазили, в ранцах у немцев харчи знатные: консервы, шоколад и выпивки полно. У каждого! Представляешь? Ночью все и съели. Тушенку-то ты ел ихнюю, трофейную…

Лейтенант припал к фляжке, осушил в три глотка, крякнул и занюхал рукавом.

– У меня в роте восемнадцать бойцов осталось, неполные два отделения. Со штабом батальона связи нет, патронов осталось – одну атаку отбить. Вот жизнь, едрит твою корень!

Лейтенант достал портсигар, закурил.

– До войны пушки по Красной площади тянули, танки ехали, тягачи – где это все? Патронов и тех не хватает! – Лейтенант был явно удручен и раздосадован. Поднявшись, он с силой втоптал окурок в землю.

– Ты держись, пушкарь, без тебя нам крышка. Боец – он чувствует, когда сзади поддержка. Что у него против танков? Бутылка с зажигательной смесью. А ты со своей пушкой ему моральный дух поддерживаешь. Веришь, так картечью немцев накрыл – мои бойцы в штыковую атаку рвались!

Лейтенант неожиданно прервал монолог, повернулся и ушел. Как командир, он понимал, насколько неустойчива их позиция. Если немцы предпримут атаку с большим количеством танков – сомнут. Обидно ему было за роту, за батальон, за всю Красную армию.

Виктор его состояние понял: поддержки нет, как будто забыли. Ни пополнения, ни боеприпасов, ни еды… А впрочем, у него у самого не лучше.

Немцы начали обстрел русских позиций из тяжелой артиллерии. Виктор сразу убежал в лес, подальше от пушки. Если немцы ее засекли, находиться там просто опасно – ни окопа, ни ровика нет, посечет осколками.

Траншеи пехоты заволокло пылью и дымом – там бушевал огненный смерч.

Артиллерийский налет длился около получаса. Наконец взрывы стихли, и Виктор вернулся к пушке. К его удивлению, ни один снаряд рядом с нею не упал. Но траншея пехоты была почти разрушена и завалена землей. Да есть там хоть кто-нибудь живой?

Виктор испугался – как без пехоты воевать? И все-таки он уловил какое-то движение, показалась каска. Стало быть, есть живые! Виктор приободрился.

Как всегда, после артподготовки немцы пошли в атаку.

Внезапно над головой раздался рев мотора, и довольно низко пролетел наш, советский штурмовик Ил-2, за ним – еще два. С ходу они принялись штурмовать позиции немцев. Стреляли из пушек и пулеметов, сбрасывали бомбы.

Самолеты делали заход за заходом.

Пехотинцы выскочили из траншеи, бросали вверх пилотки и кричали «Ура!» – в первый раз за несколько дней они ощутили поддержку.

Отбомбившись, штурмовики улетели. Виктору был знаком их силуэт по фото и документальному кино.

Немецкая атака захлебнулась. Два танка горели, и в бинокль были видны многочисленные трупы в серой форме.

До вечера попыток наступления не было. Немцы зализывали раны, а может быть, решили наступать на другом участке.

Сидеть одному у пушки не хотелось, и Виктор пошел к пехотинцам. Некоторые блиндажи и пулеметные гнезда были разрушены, большие участки траншеи засыпаны землей, стенки ее обвалились.

Виктор нашел блиндаж лейтенанта.

– Жив? – удивился лейтенант. – А у меня под ружьем четверо. Расстреляем завтра все патроны и уйдем. Есть будешь?

– Буду.

– Есть рыбные консервы и галеты.

– У меня что, выбор есть?

Лейтенант ножом вскрыл банку и подвинул ближе к Виктору бумажную пачку галет – все надписи на пачке были на немецком языке. Понятно, трофей.

Виктор быстро съел угощение.

– Можно я у вас посплю?

– Места много, не стеснишь.

Виктор улегся на топчан. В блиндаже, под накатом и теплее и спокойнее.

Спал крепко, а проснувшись, увидел за столом лейтенанта.

– Садись, завтракай.

Такие же, как и вчера, консервы, но уже без галет – кончились.

Поблагодарив за завтрак, Виктор прошел к пушке. Что-то здесь изменилось, но что, он сразу и не понял. А когда дошло, схватился за голову – из пушки вытащили затвор. Пушка есть, а затвора нет. Сам Виктор его не снимал – он это помнил точно. И случайно зашедший на позицию пехотинец тоже не мог этого сделать. Для этого знания нужны, пушка – не винтовка.

Виктора охватило отчаяние – без затвора стрелять невозможно. На него надеется лейтенант и его бойцы, а он…

Виктор уселся на станину – что делать? Попробовать снять затворы с разбитых пушек? Но подойдут ли? Качество производства скверное, достаточно сказать, что у такого простого изделия, как автомат ППШ, магазины подгонялись вручную, напильником. От другого автомата они зачастую просто не подходили. Тогда что говорить о таком сложном изделии, как пушка?

Виктор и пошел бы снимать затворы, но из леса к пушке неожиданно вышел Илья. Вот уж кого не ожидал увидеть Виктор!

Подносчик снарядов гаденько улыбался. В правой руке он держал снятый затвор пушки, на плече висел карабин.

– Геройствуешь? – не здороваясь спросил он и уселся на станине напротив Виктора.

– Не всем же дезертировать, как тебе…

Следил он из леса за Виктором, что ли? Или узнал о стрельбе в одиночку по гильзам и пустым снарядным ящикам? Зачем тогда явился? Совесть пробудилась? Но в этом Виктор сильно сомневался…

– Небось, голодуешь? Тут километрах в двух деревня брошенная. Жители ушли, а на улице наша разбомбленная автоколонна. Я хлеба с консервами наелся до отвала.

– Ты зачем явился? Жратвой дразнить? Так я не мародер…

– Ну да! Я у тебя и дезертир, и мародер. Еще как-нибудь обзовешь – заброшу затвор в кусты. Попробуй найди…

– Если сказать больше нечего, иди восвояси.

– Ой какие мы грозные! Немцы с самолета листовки сбросили – полно около деревни. Я подобрал одну. На-ка, прочитай… – Илья вытащил из кармана листовку и протянул ее Виктору.

Виктор взял лист бумаги, взглянул на текст. В начале было: «Русский солдат! Германские войска подходят к Москве, зимовать они будут в столице. Сопротивление бесполезно».

А дальше – о прелестях жизни в плену. Под теплой крышей жить будут, есть сытно – даже нормы питания приводились. Виктора поразило – 25 граммов мармелада к вечернему кофе! У наших солдат иной раз куска хлеба за день во рту не было.

А в конце: «Бросайте оружие, убивайте комиссаров. Данная листовка служит пропуском».

– Ты что же, к немцам хочешь перейти? – Виктор был удивлен и шокирован. Его сослуживец, с которым он воевал – пусть и один день, – готов изменить присяге и Родине.

– В тылу особисты. Заградотряд с пулеметом стоит, вовремя я их приметил. Дома тоже не спрячешься, НКВД найдет. Почему не сдаться?

Рассуждения прагматичные.

Виктора покоробил циничный тон Ильи.

– А как же присяга, семья? У тебя же мать и отец есть!

– Куйбышев от фронта далеко. А мне жить хочется – здесь и сейчас. У меня эта война уже вот где! – Илья ткнул пальцем в кадык.

Неужели он не шутит? Впрочем, изменой Родине не шутят. Предателей не любят ни в одной армии мира. Лизать немцам сапоги? Да никогда!

– Положи затвор пушки и уходи.

– Сейчас? Белым днем? Да меня лейтенант пехотный в спину из пулемета расстреляет!

– Зачем ты тогда здесь?

– Подожду, пока немцы в атаку пойдут. Пушечка-то твоя – тю-тю! Танки окопы и траншею проутюжат – тогда можно идти…

– Ну ты и сволочь! – Виктор вскочил.

Илья тоже поднялся, бросил на землю затвор пушки и стянул с плеча ремень карабина. И тут он совершил оплошность: сделав шаг назад, запнулся о станину и упал. Уже в лежачем положении попытался передернуть затвор карабина.

Виктор понял, что медлить нельзя. Еще секунда – и подносчик выстрелит. Он рванул клапан кобуры, выхватил револьвер и выстрелил.

Выстрел прозвучал негромко, не целился, а попал.

Илья выронил карабин и зажал рукою рану на животе.

– Откуда у тебя оружие? – простонал он.

– Подарок лейтенанта.

– Больно как, если бы ты знал…

Лицо Ильи на глазах бледнело, он стал часто дышать.

– Знал бы про револьвер – сразу застрелил бы…

От слова к слову голос Ильи слабел, последнее слово он произнес уже шепотом и замер.