С видом на Нескучный - Страница 7

Почему мать с ней подружилась, что у них было общего? Да ничего. А нет, не так: какое-то время у них был общий муж, Верин отец.

Жила Лариска в соседнем подъезде, в однокомнатной, выданной комбинатом, квартире. Мать туда бегала «попить кофейку», и после визита от нее попахивало коньяком и сигаретами.

Отец злился, скандалил, поносил «эту шалаву белобрысую», то есть Лариску, последними словами, а потом… потом к ней ушел.

Кроме боли, унижения и обиды был еще стыд – на глазах у всех, у всего дома и всего комбината! Да еще и тут, под самым носом! Хуже позора не придумать.

Вера помнила, как мама тогда похудела. Килограммов на десять, не меньше. Не ела, не пила, только страдала.

Поддерживали ее соседки и старые подружки по комбинату. Старый друг лучше новых двух. Эх, мама! Куда тебя утащило? Какой кофеек, какой коньячок?

Мать и жалели, и осуждали – сама виновата, указала своему мужику дорожку! А нечего было с этой дружить, не нашего поля ягода.

Нечего, верно. И не нашего поля, тоже верно. И сама виновата. Только сердце у Веры рвалось на куски, когда она видела, как страдает мама. И тогда поклялась – все сделаю, а мама будет счастливой! Самой счастливой на свете! Правда, как это сделать, Вера не представляла. Ни плана «А», ни плана «Б» у нее не было.

С отцом она общаться категорически отказалась, а завидев его на улице, сворачивала в другую сторону.

Однажды Лариска ее подловила и елейным голоском заверещала:

– Ой, Верунечка, заходи в гости, папа переживает.

Ну и так далее. Всякое, дескать, в жизни бывает, но плохой мир лучше доброй ссоры. Вера ответила грубо:

– Не нужен мне ни ваш плохой мир, ни добрая ссора. Ничего мне от вас не нужно! Видеть вас не могу!

– Ласковое теля двух маток сосет, – крикнула ей вслед Лариса.

Не оборачиваясь, Вера бросила:

– А не пошла бы ты вместе со своим муженьком!

Когда закрыли комбинат, отец с новой женой уехал на север на заработки. И это было для Веры счастьем – теперь, выходя из подъезда, она не оглядывалась, боясь повстречаться с ним или его новой женой. Но, пожив на севере несколько лет, они все же вернулись. Счастье, что Вера уже была далеко.

Потеряв работу, поникла и мама – как жить, на что? Настали смутные, дикие времена. Бывшие одноклассники, обыкновенные мальчишки, превращались в гопоту и бандитов. Странное дело – разбойничать в Энске было особенно негде, да и крышевать тогда было почти некого – разве что по мелочи. Пара-тройка ларьков со всякой всячиной – вот и весь бизнес. Но все же создавались группировки – так важно они себя называли. Какие уж там группировки. Обычные мелкие банды: ограбить случайного прохожего, вскрыть магазин или ларек, отобрать скудный заработок у бабок на рынке, ну или наехать на черных – так, а зачастую куда хуже, называли прибывающих в город кавказцев. Впрочем, скоро и те, пришлые, захотели себя защищать и создавали свои группировки.

А через какое-то время куча мелких шаек пропала: кто-то сел, кто-то уехал, а кого и похоронили. На кладбище за Вериным домом разрастались новые захоронения, бандитские, и вот там кореша изгалялись в меру своего вкуса и финансовых возможностей – памятники ушедшим бойцам ставили дорогие, богатые, с пафосными эпитафиями и с бандитскими атрибутами в виде толстенных золотых цепей на шеях усопших, здоровенных печаток на пальцах, выгравированных силуэтов «мерседесов» на заднем виде и пачки «Мальборо» на переднем. Все это было смешно и дико, с портретов смотрели бывшие одноклассники или соседи, зеленые пацаны, не попробовавшие жизни. Зато теперь они считались героями. На их могилы приходили родители – заплаканные женщины в черных косынках, с трудом держащие себя в руках мужики, их отцы и матери, растерянные, ничего не понимающие. За что погибли их дети? Ладно б война, Афганистан или что-то подобное, но так вот, быстро и запросто? Матери прибирали могилы, сажали привезенные с дачек цветы, разговаривали со своими сыновьями, а отцы, мужики закаленные, прошедшие многое, в том числе и советскую армию, нервно курили и втихаря смахивали слезу.

Стали появляться и незнакомые прежде слова и выражения: «забить стрелку», «фильтровать базар», «кидала», «терпила», «бомбила», «крыша» и «наезд», «по беспределу» и «включить счетчик», «кинуть ответку» и «сделать предъяву». Новый сленг так вошел в обиход, что им стали пользоваться не только бандиты.

Спустя некоторое время сферы влияния были поделены, то есть определены, и в городе наступила относительная тишина. Впрочем, и эта тишина иногда прерывалась – разборки между бандами случались, не без этого, и огромный пустырь неподалеку от нового кладбища стал местом стрелок, где зачастую слышались выстрелы.

В те годы и образовалась банда Геры Солдата, известного в городе человека, ходившего в армейских сапогах на шнуровке, за это получившего и прозвище. Впоследствии выяснилось, что ботинки были американские, а точнее – обувь служащих американских военных подразделений, доставшиеся Гере по большому блату.

В городе Геру знали все – личность известная, можно сказать, легендарная. Две ходки по малолетке, несколько лет в Подмосковье, возле какого-то авторитета. В родной Энск Герман приезжал с шиком, как и положено, – старая гремящая «БМВ», спортивный костюм и, разумеется, голда: золото, браслет в полруки, цепуха на шее, ну и котлы, в смысле часы.

До восьмого класса Герман учился в той же школе, что и Вера, но в конце учебного года его приняли, и он ушел по малолетке, чрезвычайно обрадовав этим учителей, директора и, кстати, ребят. Школа облегченно выдохнула.

Вера помнила худого, жилистого красивого подростка со злым и внимательным взглядом. Успевал Герман только по физкультуре и был любимчиком туповатого физрука.

– Гера! – улыбался во все золотые коронки физрук. – Ты красава! Далеко пойдешь, вот увидишь!

Как в воду глядел физрук – любимый ученик и вправду пошел далеко: сначала на зону, потом набираться опыта к старшим товарищам, а уж после приплыл к родным берегам.

В городе Германа встретили настороженно. От его дымящей и грохочущей «бээмвухи» шарахались, при встрече с ним отводили глаза. Поползли сплетни, что Герман собирает новую банду, что в столице у него покровители и что совсем скоро в городе будет новый хозяин – Гера Солдат.

Старый хозяин города, директор комбината, когда-то крупная шишка, в новое время не вписался и тихо спивался на даче.

Странное дело – девицы всех возрастов мечтали попасть к Герману в подружки, словно он был наследным принцем и будущим королем. А вообще-то так и было – королем города Гера стал, хозяином тоже. По сути, девицы были настроены правильно, только мало кто понимал, что эта «романтика» имеет весьма определенный и довольно предсказуемый конец.

Поначалу Гера Солдат квартировался у Райки-рыжей, продавщицы из центрального универмага, в прошлом личности важной и известной – на поклон к Райке ходили избранные. Райка, худющая, ярко-рыжая и по-кошачьи зеленоглазая, красивая, но страшно скандальная, имела дурную славу не только по части спекулятивной, но и личной, женской – первый муж сидел много лет. По первости нагруженная сумками Райка по-честному моталась на свиданки. Ну а потом перестала, нашла себе нового мужа. Тот не работал и жил за ее счет. Пил, жрал и погуливал. Драки там были кровавые, народ Райку жалел – не повезло.

А спустя несколько лет вернулся Райкин первый, сиделец. Тот разобрался по-быстрому – прибил соперника в первый же вечер. На суде говорил, что защищал несчастную женщину.

Разумеется, его снова закрыли, и Райка осталась одна – первый в тюряге, второй на кладбище. Райка надела траур по обоим – черное платье, гипюровая косынка. В общем, дважды вдова.

Ходили слухи, что она попивает, мечтает о тихой и спокойной семейной жизни, а самое главное – страстно желает родить ребенка.

Но тихая семейная жизнь не получилась – в город вернулся Гера Солдат.