Ритуалы бесконечности - Страница 12

— И вы пытаетесь представить эту встречу как случайную? Куда же мы теперь направляемся, герр Штайфломайс? В Париж? Ждете самолет?

Штайфломайс улыбнулся:

— Думаю, что нет. В действительности мне оказалось довольно трудно обнаружить вас после уничтожения З-15. По-моему, З-15 — это ваш термин для обозначения детальной симуляции Земли?

— Да, но симуляция… Что это значит?

— Альтернативность, если вам так больше нравится.

— Вы каким-то образом связаны с Р-отрядами?

— Есть некоторая связь между мной и Отрядами Разрушителей. Это подходящий термин. Создан вашим отцом?

— Да, как мне кажется. И что это за связь? Что такое Р-отряды? На кого они работают?

— Я посетил эту планету не только для того, чтобы ответить на ваши вопросы, профессор. Знаете, вы и ваш отец доставили моим патронам много хлопот. Вы даже не представляете, как много. — Штайфломайс улыбался. — Поэтому я так сопротивлялся выполнению приказов, направленных против вас.

— Кто это — ваши патроны, и какие это приказы?

— Они очень могущественные люди, профессор. Мне приказано убить вас, чтобы вы не могли мешать их планам.

— Кажется, вам нравится, что я доставляю им неприятности? — заметил Фаустаф. — Вы не противодействуете им? Вроде как ведете двойную игру. Вы на моей стороне?

— На противоположной, профессор, — их и ваши цели имеют много общего. Я противостою вам всем. Всем, кто занимается этими разрушениями и созиданиями. Я чувствую, что все должно умереть — медленно, загнивая… — Штайфломайс улыбался теперь более грустно. — Но я — послушный исполнитель. Я должен выполнять приказы вопреки моим собственным наклонностям.

Фаустаф засмеялся, невольно восхищенный притворством Штайфломайса:

— Значит, вы влюблены в смерть?

Штайфломайс, казалось, воспринял этот вопрос как своего рода осуждение.

— А вы, профессор, влюблены в жизнь. А жизнь — ведь это так незрело, полуоформленно. Противопоставьте этому непреодолимое простодушие смерти.

— Вы как будто в юношеском заблуждении, — сказал Фаустаф наполовину для себя. — Вы не старались немного смягчиться?

Штайфломайс поморщился, уверенность покинула его, тогда как Фаустаф успокоился и был в довольно хорошем расположении духа, отвечая на вопросы Штайфломайса.

— Я думаю, что вы дурак, профессор. Я сделаю так, что ваша жизнь будет короче, чем у бабочки-однодневки. Наивны вы, а не я.

— Значит, вы не получаете удовольствия от жизни?

— Мое единственное развлечение заключается в изучении разложения Вселенной. Она умирает, профессор. Я продолжаю жить только затем, чтобы увидеть ее смерть.

— Если это правда, то какое значение имеет это для вас или для меня? Когда-нибудь все обязательно умрут, но это не отбивает у нас охоту жить.

— Но это же бессмысленно! — закричал Штайфломайс и вскочил. — Это бессмысленно! Все это не имеет значения. Посмотрите на себя. Как вы проводите время, воюя и проигрывая сражения при защите крохотной планеты — сколько это может продолжаться? Зачем вы это делаете?

— Мне это кажется стоящим. Вы не чувствуете жалости к людям, которые погибают при разрушении планет, — сколько это может продолжаться? Почему? По-моему, они должны иметь возможность прожить столько, сколько в состоянии.

— Но для чего они используют свои жалкие жизни? Они суетливы, материалистичны, узки — жизнь не дает им действительного наслаждения. Большинство даже не ценит искусство, которое создают лучшие из них. Они все и так мертвы. Это вам не приходило в голову?

Фаустаф возразил:

— Их радости настолько ограничены, что в этом я с вами согласен. Но они делают то, что им нравится. Их жизнь хороша сама по себе. И ведь не одни удовольствия делают жизнь стоящей.

— Вы говорите так, словно вы один из них. Их развлечения вульгарны. Они не заслуживают того, чтобы на них тратили время. Вы — прекрасный человек. Вы понимаете такие вещи, которые они бы не сумели понять. Но даже их нищета ничтожна и ограничена. Позвольте этим пародиям на Землю умереть, а их обитателям — исчезнуть вместе с ними!

Снова Фаустаф покачал головой:

— Я не последую вашему примеру, герр Штайфломайс.

— Вы надеетесь на благодарность этих людей?

— Конечно нет. Большинство из них не осознает, что происходит. Конечно, я не разумен во всех случаях, герр Штайфломайс, — он засмеялся. — Может быть, вы правы — я что-то вроде шута…

Когда Фаустаф кончил говорить, Штайфломайс, казалось, взял себя в руки.

— Хорошо, — сказал он примирительно. — Вы согласны позволить планетам умирать, как они должны?

— О, я буду продолжать делать все, что только в моих силах, если только не умру здесь от лишений или не упаду с горы. Наш разговор несколько гипотетический, если вы понимаете мое положение, — он усмехнулся.

Фаустафу показалось весьма неуместным, что в этот момент Штайфломайс залезает в карман и достает оружие.

— Вы поставили меня в затруднительное положение, признаю, — сказал Штайфломайс. — И я бы хотел еще понаблюдать за вашими дурачествами. Но этот момент удобен, ну а я обременен приказом. Думаю, я вынужден сейчас вас убить.

Фаустаф кивнул:

— Это было бы гораздо лучше голодной смерти, — признался он, желая, чтобы появилась какая-нибудь возможность бросить что-либо в Штайфломайса.

В манере, однажды выученной и неловкой, Штайфломайс направил пистолет в голову Фаустафа, тогда как профессор пытался сообразить, что же делать. Он мог толкнуть Штайфломайса или просто отскочить в сторону, рискуя упасть с уступа скалы. Уж лучше было бы ударить его.

Фаустафу, возможно, и не повезло бы, не отвернись Штайфломайс в тот момент, когда он бросился вперед, согнувшись, чтобы по возможности не попасть своим грузным телом на линию огня. Штайфломайс был отвлечен звуком мотора вертолета, кружившегося над ними. Фаустаф в прыжке выбил пистолет из его руки, и тот отлетел в сторону со звяканьем, эхом отдавшимся от скал. Он двинул Штайфломайса в живот, и бородатый человек, корчась от боли, упал.

Фаустаф поднял пистолет и направил его на Штайфломайса. Тот корчился и стонал от боли. Очевидно, он решил, что Фаустаф убьет его, и странное выражение застыло в его глазах — что-то вроде неподдельного ужаса.

Вертолет снизился, Фаустаф слышал его совсем рядом и гадал, кто бы это мог пилотировать его. Рев мотора становился все громче, пока не оглушил профессора совсем. Его одежда рвалась на ветру, созданном винтом. Фаустаф начал боком обходить Штайфломайса, стараясь одновременно увидеть находящихся в вертолете людей.

Их было двое. Один из них, с беспечной детской улыбкой, одетый в красное, был кардиналом Орелли, его лазерная винтовка смотрела в живот Фаустафа. Другой же был пилотом в коричневом комбинезоне и шлеме.

Орелли что-то кричал, но из-за рева мотора Фаустаф не мог расслышать слов. Штайфломайс поднялся с земли и с любопытством смотрел на Орелли. Сейчас Фаустаф чувствовал большую симпатию к нему, нежели к Орелли. Затем он понял, что оба они — его враги и что Штайфломайс имеет реальную возможность объединиться с Орелли. Наблюдая, как пилот аккуратно сажает вертолет ниже по склону, Фаустаф решил, что Орелли, должно быть, специально искал его. Винтовка Орелли все еще была направлена на него. Винты вертолета перестали вращаться, Орелли спрыгнул на землю и направился к ним с застывшей жесткой улыбкой на губах.

— Мы прозевали вас, профессор, — сказал он. — Мы должны были постараться доставить вас в наш лагерь гораздо раньше. Вы сбились с пути?

Фаустаф видел, что Орелли догадывается, почему он предпочел прогулку по горам визиту к злобному экс-кардиналу.

— Не имею чести быть знакомым, — Орелли с осторожной улыбкой обернулся к Штайфломайсу.

— Штайфломайс, — отрекомендовался тот. — А вы?

— Кардинал Орелли. Профессор называет меня Спасателем. Откуда вы, господин Штайфломайс?

Штайфломайс разомкнул губы:

— Я, правду говоря, вроде странника. Сегодня здесь, завтра там, знаете ли…