Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений - Страница 19

И Клингберг согласился «дружить».

Что подвигло его к согласию на подобное сотрудничество? Только ли боязнь разоблачения в глазах коллег и крах карьеры? Те, кто знает Клингберга, утверждают, что это совсем не так. Он любил свою работу, но не стал бы цепляться за карьеру. Да и даже если бы ему грозило разоблачение, всеми годами своей предыдущей работы он доказал, что является прекрасным, высокопрофессиональным врачом и ученым…

Нет, все, видимо, было гораздо сложнее. Маркус Клингберг, с одной стороны, не мог не чувствовать благодарности по отношению к Советскому Союзу за то, что эта страна спасла его жизнь, дала возможность продолжить образование и, в принципе, способствовала его карьере (вспомним, что войну Клингберг закончил в чине майора медицинской службы и ему предлагали продолжить работу при ГРУ!).

С другой стороны, часто выезжая на научные конференции, Маркус Клингберг сблизился с тем кругом американских ученых, которые считали, что у США не должно быть монополии ни на один вид оружия массового поражения, что СССР играет важную роль в стабилизации политической ситуации в мире и т. д., то есть стояли на откровенно просоветских позициях.

И, видимо, именно эти соображения и взяли в конце концов верх в Маркусе Клингберге.

Во всяком случае, за свою работу в качестве шпиона он не получил ни копейки, ни цента, ни агоры. А работу проделал поистине огромную. После того как он согласился на «сотрудничество», Маркуса Клингберга обучили приемам фотографирования документов, прослушивания и всему тому, что должен знать разведчик. И в течение многих лет он передавал в СССР сверхсекретную информацию обо всем, что происходит в стенах его института, в котором работало к тому времени более 300 ученых. Таким образом, Советский Союз, а значит, и арабские страны, были в курсе того, каким химическим и биологическим оружием обладает Израиль и от каких видов аналогичного оружия он разработал эффективную защиту. А это означало, что в течение десятилетий… институт в Нес-Ционе работал зря.

Вот почему Маркуса Клингберга назвали самым опасным шпионом за всю историю страны, а ущерб, нанесенный им ее обороноспособности, был оценен в миллионы и миллионы долларов…

О том, что советская разведка в курсе всех новых разработок института в Нес-Ционе, ШАБАК начал подозревать еще в 60-е годы. В 70-е это стало ясно окончательно, и израильские спецслужбы решили во что бы то ни стало вычислить советского агента. Тогда-то один из коллег Маркуса Клингберга и указал на него как на потенциального шпиона. Более того, он выразил уверенность, что утечка информации идет через него и только через него.

Клингберг был вызван в ШАБАК, прошел проверку на детекторе лжи, которую выдержал с редкостным хладнокровием – проверка показала, что подозрения против него беспочвенны. Спустя несколько лет он снова был вызван на такую проверку – и снова вышел из нее чистый, как стеклышко.

Но в 1982 году, когда утечка информации стала нетерпимой, ШАБАК вновь решил заняться Клингбергом, подключив к этому делу и «Моссад».

Сотрудники «Моссада» установили круглосуточное наблюдение за Клингбергом и выяснили, что тот выехал на очередную научную конференцию в Швейцарию раньше, чем следовало, – по всей видимости, для того, чтобы встретиться там с советским резидентом. Наблюдение за рубежом подтвердило это предположение, но, тем не менее, спецслужбы не торопились с арестом Клингберга.

Теперь ШАБАК снял специальную квартиру, из которой круглосуточно следил за Клингбергом и прослушивал все его разговоры. Наконец, когда необходимые доказательства его вины были получены, прокуратура дала ордер на его арест – но только на 48 часов. Все попытки тогдашнего министра обороны Ариэля Шарона продлить этот срок закончились безрезультатно. И значит, нужно было придумать некий ход, который помог бы легко «расколоть» Маркуса Клингберга. И такой ход вроде бы был найден…

В начале 1983 года начальник советского отдела «Моссада» пришел к Клингбергу по очень важному, как он сказал, делу.

– Доктор Клингберг, – продолжил он, – вы, конечно, помните экологическую катастрофу в Милане, когда произошла утечка отравляющих веществ. Нечто подобное случилось в Малайзии. У нас нет с этой страной дипломатических отношений, но в некоторых областях мы сотрудничаем. И у вас есть возможность на месте понаблюдать за последствиями аналогичной катастрофы. Вы готовы туда поехать?

– Конечно, – откликнулся Клингберг.

А спустя день информация о несуществующей катастрофе в Малайзии была передана СССР… Теперь никаких сомнений не оставалось: Клингберг – предатель.

17 января он простился с женой, взял чемодан и вышел во двор своего дома на тель-авивской улице Ласков, где его уже ждала машина.

– Нам нужно еще раз заехать для последнего инструктажа, – сказал сидевший за рулем сотрудник ШАБАКа, и ничего не подозревавший Клингберг благодушно кивнул.

Но на квартире, куда они прибыли, Клингберга ждал отнюдь не инструктаж.

– Ты – предатель, дерьмо! – закричал полковник ШАБАКа Хаим Бен-Ами, швыряя чемодан Клингберга на пол…

– Подонок! – продолжал он, вываливая и швыряя в сторону лежащие в чемодане вещи Клингберга.

– Мы опаздываем на самолет! – спокойно заметил в этот момент Клингберг.

– Твой самолет полетит теперь только в одну сторону. Я жду от тебя признания, доказательства у нас есть… – продолжал свое психологическое давление Хаим Бен-Ами.

– Мы опаздываем на самолет! – продолжал твердить Клингберг.

А потом прервал возгласы Бен-Ами еще одним замечанием:

– Меня уже дважды проверяли на верность, и оба раза потом извинялись…

– Ну что ж, извинимся и в третий раз, если ошиблись, – уже спокойнее сказал Бен-Ами. -

Хотя, думаю, на этот раз извиняться нам не придется…

Поняв, что с наскока Клингберга не расколешь, Бен-Ами прибег к старой как мир игре в доброго и злого следователей. Сам он играл злого.

– Ты предатель, – говорил он Клингбергу на допросе. – Причем не просто предатель, а дважды предатель: ты предал свою страну и память своих покойных родителей…

«Добрый» следователь Йоси Гиноссар, естественно, всячески сочувствовал Клингбергу и говорил, что в его ситуации так поступил бы каждый, а теперь надо просто покаяться…

Закончилось это тем, что Клингберг стал подробно рассказывать Гиноссару о том, как до 1967 года он встречался с советскими резидентами в Израиле, а затем, после того как были разорваны дипломатические отношения между Израилем и СССР, организовывал такие встречи в ходе различных международных конференций…

Все остальное уже неинтересно: история содержания Клингберга в одиночке, его попытки самоубийства, его голодовки, тяжелая болезнь и выход на свободу изможденным, качающимся от слабости стариком в 1998 году.

Впрочем, был в этой истории еще один любопытный поворот: в 1988 году Клингберг едва не стал объектом тройного обмена. Согласно его идее, США должны были обменять Клингберга на Джонатана Полларда, а затем сменять его же на американских разведчиков, до сих пор сидящих в советских тюрьмах. Но Израиль в придачу к Клингбергу потребовал информацию о пропавшем штурмане Роне Араде[37], и сделка расстроилась.

Имя Маркуса Клингберга вновь мелькнуло в заголовках израильских газет летом 2007 года, накануне выхода в свет его мемуаров. Да, Клингберг, выпущенный из тюрьмы за несколько лет до окончания отведенного ему наказания под тем предлогом, что он является смертельно больным человеком, не только не умер в последующие 10 лет, но и уехал к дочери в Париж, где и написал мемуары, на которых неплохо заработал. В них 92-летний шпион, в частности, пишет, что израильская контрразведка, расследуя его деятельность, так и не узнала главного. Во-первых, следователи ШАБАКа так и не поняли, что он, Клингберг, был по большей части пусть и чрезвычайно ценным, но всего лишь поставщиком секретной информации. А подлинным резидентом советской разведки в Израиле в те смутные годы была… его жена Ванда. Но самое главное заключается в том, что, если верить мемуарам Клингберга, в 70-х годах ему с женой удалось завербовать для работы на СССР одного из самых крупных израильских ученых, лауреата Государственной премии Израиля. И информация, которую этот ученый поставлял в Москву, была даже ценнее, чем та, которую передавал Маркус Клингберг. В своих мемуарах Клингберг рассказывает, что этот ученый умудрялся получать разрешения на участие в научных конференциях, проходивших в СССР, уже после разрыва дипотношений между Москвой и Иерусалимом. Там он и передавал ГРУ добытую им информацию. При этом его каждый раз инструктировали в ШАБАКе о том, как себя вести, если его вдруг попытаются завербовать «гэбэшники». «Это было все равно, что инструктировать кота, как ему вести себя перед миской сметаны», – с усмешкой комментирует Клингберг. Имени этого ученого он в своих мемуарах, естественно, не называет. Ну, а о Ванде он позволил себе вспомнить только потому, что к моменту выхода мемуаров она уже покоилась на тель-авивском кладбище.Сам текст мемуаров Маркуса Клингберга свидетельствует о том, что он нисколько не раскаялся в своих деяниях и не испытывал никакого чувства вины перед Израилем. Впрочем, судя по всему, Клингберг вообще относился к людям, которые ни при каких обстоятельствах не меняют своих убеждений – похоже, с годами он лишь укрепился в мысли, что служил делу мира и содействовал предотвращению новой мировой войны.