Ранние стихотворения, незавершенное, отрывки, наброски - Страница 29
Изменить размер шрифта:
* * *
И я слыхал, что божий свет
Единой дружбою прекрасен,
Что без нее отрады нет,
Что жизни б путь нам был ужасен,
Когда б не тихой дружбы свет.
Но слушай – чувство есть другое:
Оно и нежит и томит,
В трудах, заботах и в покое
Всегда не дремлет и горит;
Оно мучительно, жестоко,
Оно всю душу в нас мертвит,
Коль язвы тяжкой и глубокой
Елей надежды не живит…
Вот страсть, которой я сгораю!..
Я вяну, гибну в цвете лет,
Но исцелиться не желаю…
K ***
Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный,
Без томной робости твой ловит светлый взор,
Движенья милые, игривый разговор
И след улыбки незабвенной.
* * *
Как сладостно!… но, боги, как опасно
Тебе внимать, твой видеть милый взор!..
Забуду ли улыбку, взор прекрасный
И огненный, волшебный разговор!
Волшебница, зачем тебя я видел —
Узнав тебя, блаженство я познал —
И счастие мое возненавидел.
КОЛОСОВОЙ
О ты, надежда нашей сцены!
Уж всюду торжества готовятся твои,
На пышных играх Мельпомены,
У тихих алтарей любви.
Когда явилась ты пред нами
в первый раз
* * *
Могущий бог садов – паду перед тобой,
Прияп, ты, коему все жертвует в природе,
Твой лик уродливый поставил я с мольбой
B моем смиренном огороде,
Не с тем, чтоб удалял ты своенравных коз
И птичек от плодов и нежных и незрелых,
Тебя украсил я венком из диких роз
При пляске поселян веселых.
1819
БАЛЛАДА
Что ты, девица, грустна,
Молча присмирела,
Хоровод забыв, одна
В уголку присела?
«Именинницу, друзья,
Нечем позабавить.
Думала в балладе я
Счастье наше славить.
Но Жуковский наш заснул,
Гнедич заговелся,
Пушкин бесом ускользнул,
А Крылов объелся».
Вот в гостиной стол накрыт —
Поскорее сядем,
В рюмках пена закипит,
И балладу сладим;
Вот и слажена она —
Нужны ли поэты? —
Рюмки высушив до дна,
Скажем: многи леты
Той, которую друзьям
Ввек любить не поздно!
Многи лета также нам,
Только с ней не розно.
* * *
Все призрак, суета,
Все дрянь и гадость;
Стакан и красота —
Вот жизни радость
Любовь и вино
Нам нужны равно;
Без них человек
Зевал бы весь век.
К ним лень еще прибавлю.
Лень с ими заодно;
Любовь я с нею славлю,
Она мне льет вино.
ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ
Красноречивый забияка,
Повеса, пламенный поэт.
* * *
За старые грехи наказанный судьбой,
Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке,
С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке —
Я стражду – Эскулап ручается собой.
* * *
Лаиса[160], я люблю твой смелый, вольный взор,
Неутолимый жар, открытые желанья,
И непрерывные лобзанья,
И страсти полный разговор.
Люблю горящих уст я вызовы немые,
Восторги быстрые, живые.
МАНСУРОВУ
Мансуров[161], закадышный друг,
Надень венок терновый!
Вздохни – и рюмку выпей вдруг
За здравие Крыловой[162].
Поверь, она верна тебе,
Как девственница Ласси,[163]
Она покорствует судьбе
И госпоже Казасси.[164]
Но скоро счастливой рукой
Набойку школы скинет,
На бархат ляжет пред тобой
‹И ляжечки раздвинет.›
* * *
Милый мой, сегодня
Бешеных повес
Ожидает сводня,
Вакх и Геркулес.
Бахус будет дома,
Приготовил он
Три бутылки рома
С бочкою
* * *
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
НА АРАКЧЕЕВА
В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон:
Кинжала Зандова везде достоин он.
* * *
Напрасно, милый друг, я мыслил утаить
Обманутой души холодное волненье.
Ты поняла меня – проходит упоенье,
Перестаю тебя любить…
Исчезли навсегда часы очарованья,
Пора прекрасная прошла,
Погасли юные желанья,
Надежда в сердце умерла.