Призрак мадам Краул - Страница 2

«Слишком строго она разговаривает, — подумала я, — ведь я впервые вижу ее и ничем не заслужила такого выговора».

Потом я прошла в соседнюю комнату, приемную, где ключница делами занималась — такую роскошную, кругом все дубовое. В камине ярко пылал огонь, горел там и уголь, и торф, и дрова — всё вместе, а на столе стоял чай, и горячий пирог, и копченое мясо. С нами сидела миссис Уайверн, веселая, толстая, и за час наговорила больше, чем моя тетя за год.

Пока я пила чай, тетя поднялась наверх посмотреть, как там мадам Краул.

— Пошла проверить, не спит ли старая Джудит Скуэйлз, — сказала миссис Уайверн. — Джудит сидит с мадам Краул, когда поблизости нет меня или миссис Шаттерс (так звали мою тетю. Очень беспокойная старуха. Когда будешь с ней, следи в оба, а она или дом подожжет, или в окно выбросится. Хоть и старая, пороху в ней еще ой-ой-ой.

— А сколько ей лет, мэм? — спросила я.

— Восемь месяцев назад девяносто три стукнуло, — ответила служанка и расхохоталась. — И не расспрашивай про старушку при тетушке — не забудь, я тебя предупредила. Принимай ее такой, какая она есть, и все тут.

— А что я должна делать, мэм, объясните, пожалуйста, — просила я.

— Со старухой-то? — переспросила она. — Тебе все расскажет твоя тетушка, миссис Шаттерс. Но, думаю, тебе придется сидеть с ней в комнате и заниматься своим делом, следить, чтобы чего не приключилось, а она пусть забавляется игрушками на столе, попросит, принесешь ей еды и питья, но главное, береги ее, чтобы чего не стряслось, а если начнет буянить, погромче звони в колокольчик.

— Она глухая, мэм?

— Не глухая и не слепая, — ответила миссис Уайверн. — Вострая, как иголка, только из ума выжила, ничего толком не помнит. Поэтому ей все равно — что Джек-Победитель великанов, что Мальчик-с-пальчик, что королевский двор, что дела государства.

— А отчего, мэм, ушла та девочка, что служила здесь до меня? Тетя написала маме, что в пятницу она собирается уходить.

— Верно, ушла.

— А почему? — переспросила я.

— Она не объяснила миссис Шаттерс, почему, — ответила служанка. — Я не знаю. Не болтай, тетя не любит болтливых девчонок.

— А скажите, мэм, старая леди находится в добром здравии? — спросила я.

— Спросить не грешно, — промолвила она. — Недавно прихворнула, но на прошлой неделе ей стало лучше. За сто лет перевалит, как пить дать, еще нас переживет. Тс-с-с! Твоя тетушка идет по коридору.

Тетя вошла и заговорила о чем-то с миссис Уайверн. Мне стало уютнее, почти как дома, я прошлась по комнате, глядя по сторонам. В буфете стояла красивая фарфоровая посуда, на стене висела картина. Стенной шкаф, скрытый за дубовой обшивкой стен, был открыт, и внутри я заметила странного вида кожаную куртку, всю в лентах и пряжках, а рукава длинные, как столбики у кровати.

— Детка, что ты там разглядываешь? — резко спросила миссис Шаттерс. Мне казалось, тетушка и думать забыла обо мне, а она вдруг обернулась и заметила, что я стою у стенного шкафа. — Что у тебя в руках?

— Вот, мэм, — я показала ей кожаную куртку. — Я не знаю, что это такое, мэм.

На бледных щеках тети выступили красные пятна, глаза вспыхнули от гнева, и, не будь между нами полудюжины шагов, она бы, наверно, влепила мне пощечину. Но она лишь встряхнула меня за плечо, выхватила странную куртку и сказала:

— Пока живешь здесь, запомни: ни во что не вмешивайся и не бери чужого. — С этими словами она повесила куртку обратно на гвоздь и захлопнула дверцу.

Миссис Уайверн вскинула руки и тихо засмеялась, покачиваясь на стуле, как всегда, когда на нее находило веселье.

На глаза мне навернулись слезы. Миссис Уайверн подмигнула тете, вытерла собственные слезы, выступившие от смеха, и сказала:

— Да чего ты, девочка ведь не хотела ничего плохого. Пойди сюда, крошка. Знаешь, что это? Костыли для хромых уток, вот и все, и не приставай больше с расспросами, тогда нам не придется врать. Садись и выпей на ночь кружку пива, а потом ложись спать.

Моя комната была наверху, рядом со старухиной, а миссис Уайверн спала прямо у нее в спальне, кровати их стояли рядом. Я должна была приходить, как только позовут.

В ту ночь и накануне старуха была в злобном настроении. С ней случались такие приступы. Иногда она не позволяла никому одеть ее, иногда не давала снять с нее одежду. Говорят, в свое время она была красавицей. Но тех дней не помнил никто в Эпплуэйле.

Старуха обожала наряжаться. Каких только платьев у нее не было — и шелковые, и атласные, и бархатные, и кружевные — хватило бы на семь магазинов. Все они были старомодные, чудного покроя, но стоили жутко дорого.

Легла я в постель, но уснуть никак не могла. Все для меня было в новинку, а может быть, чай меня взбудоражил, я ведь не привыкла чай пить, разве что по праздникам. Я услышала голос миссис Уайверн, приложила ладонь к уху и прислушалась. Но голоса миссис Краул не было слышно; по-моему, она так ничего и не сказала.

Со старухи чуть ли не пылинки сдували. Слуги в Эпплуэйле знали, что после ее смерти всем придется паковать чемоданы, а пока что им жилось сытно и безбедно.

Дважды в неделю старуху навещал доктор, и все указания его выполнялись строго-настрого. Говорил он всегда одно и то же: старухе нельзя ни в чем перечить, только веселить и ублажать.

Так что она как легла, так и лежала одетая всю ночь, и весь следующий день, и не сказала ни слова. Я целый день сидела у себя в комнате и шила, разве что ненадолго спустилась к обеду.

Мне очень хотелось увидеть старуху или хотя бы услышать ее голос. Но для меня она была все равно, что на Луне.

После обеда тетя послала меня прогуляться часок. Прогулка мне не понравилась. День был пасмурный, кругом темно и уныло, деревья такие большие, что я даже всплакнула, вспомнив о маме, поэтому с радостью вернулась в дом. В тот вечер я сидела при свечах у себя в спальне. Дверь в комнату мадам Краул была открыта, там сидела моя тетя. В тот день я впервые услышала, как старая леди разговаривает.

Звук был странный, тихое какое-то блеяние, то ли птица чирикает, то ли зверь воет.

Я прислушалась, но не могла разобрать ни слова. Тетя ответила:

— Дьявол никому не причинит зла, мэм, коли Господь не позволит.

Тот же странный голос произнес еще несколько слов, но опять ничего не поняла.

Тетя опять ответила:

— Ну и пусть корчат рожи, мэм, пусть говорят что хотят; если Господь с нами, кто нам страшен?

Я прислушалась, затаив дыхание, но из комнаты больше не донеслось ни звука, минут через двадцать, когда я сидела за столом, разглядывая картинки в «Баснях» Эзопа, в дверь кто-то вошел. Я подняла глаза и увидела на пороге тетю. Она подняла руку, призывая меня к молчанию.

— Тс-с-с! — прошептала тетушка и на цыпочках прошла в комнату. — Слава Богу, уснула наконец. Не шуми, пока я не вернусь. Пойду выпью чаю. Миссис Уайверн придет вместе со мной и ляжет спать у старухи в комнате, а когда мы вернемся, ты сможешь отлучиться. Джудит накроет тебе ужин у меня в комнате.

И она ушла.

Я смотрела картинки в книжке, прислушиваясь к малейшему шороху, но из спальни не доносилось даже вздоха. Я принялась шепотом рассказывать, что видела на картинках, и разговаривать сама с собой, чтобы не бояться, потому что мне стало страшна в такой большой комнате.

Наконец я встала и прошлась туда-сюда, просто от нечего делать, вы ведь понимаете. Потом решилась заглянуть в старухину спальню.

Спальня была огромная, кровать с пологом на четырех столбиках, и занавески, цветастые, шелковые, от пола до потолка, плотно задернуты. У стены зеркало такое большое, каких я в жизни не видывала, и вся комната залита светом, ярким-преярким. Я насчитала двадцать две восковые свечи, и все горели. Так уж старухе взбрело в голову, и никто не смел ей перечить.

Я разинув рот глазела по сторонам. Услышав, что старуха не дышит и даже занавески не колышутся, я на цыпочках вошла в комнату и огляделась. Потом взглянула на себя в большое зеркало. Наконец мне пришло в голову: «Почему бы не посмотреть на старуху в постели?»