Привидение гризли - Страница 3

Так как ни она, ни он не обратили на нас особого внимания, мы только поклонились, проезжая мимо, и поскакали вперед. Конечно, нас удивил этот одинокий старый фургон с его содержимым – мужчиной, женщиной и ребенком, – двигающийся в Калифорнию. Достаточно, чтобы возбудить любопытство и строить предположения.

Мы все еще говорили об этом, когда боковое ущелье, способное дать прибежище снежному барану или медведю, заставило нас свернуть с дороги. Мы решили, что сможем вернуться на дорогу кружным путем. Лошади у нас свежие и выдержат несколько лишних миль.

Свернув в боковое ущелье, мы начали подниматься. Ехали мы молча, в надежде на удачный выстрел. Временами в таких ущельях пасутся дикие овцы, которые иногда приходят пить из ручьев, протекающих по дну. И когда начинают убегать по крутым склонам, их можно подстрелить.

Однако главная причина, по которой мы покинули тропу, заключалась в том, что два человека из нашего каравана – наш проводник и еще один – проехали вперед, чтобы выбрать место для ночевки.

Пока они едут перед нами, у нас нет надежды встретить дичь на торной тропе. Именно поэтому мы с нее и свернули.

Поднявшись на значительную высоту и не встретив в зарослях никого крупнее сойки, мы оказались на каменном выступе. Крутой обрыв мешал продвижению вперед, и чтобы снова выйти на основную тропу, нам следовало вернуться по боковому ущелью.

Раздосадованные двойной неудачей, мы уже готовы были направить лошадей вниз, когда до нас донесся из ущелья какой-то звук. Мы продвинулись на шаг-два вперед и, вытягивая шеи, заглянули вниз с края обрыва.

Да, там, внизу, был источник звука – группа людей, очевидно, с того же фургона.

В центре находился типичный человек из «страны Пайк», в домотканой куртке с высокой талией и короткими рукавами, в поношенной войлочной шляпе, в тяжелых грубых сапогах с заткнутыми в них брюками. Он сидел верхом на лошади, вполне соответствовавшей всаднику по своей грубой внешности. Человек был высокий, длиннобородый, в зубах он держал трубку. За спиной торчал ствол длинного ржавого ружья. К седлу были прикреплены сковорода, котелок для кофе и несколько других предметов посуды и кухонных принадлежностей.

Вторую фигуру в группе представлял пес, бежавший рядом с лошадью.

Но было и четверо других, и именно они прежде всего привлекли внимание, заставили изумленно на них смотреть. Это все были дети, старшему едва исполнилось лет шесть.

Двое, самые маленькие, сидели на лошади вместе с мужчиной: один у него на коленях, второй – сзади, на крупе, обхватив мужчину за пояс. Остальные двое – мальчик и девочка – держались за хвост лошади, как будто собирались потащить ее назад. Картина была такая уморительная – особенно в таком отдаленном месте, – что мы с моим спутником едва не расхохотались. Остановила нас только крайняя нелепость зрелища, лишившая нас дара речи.

Прежде чем они к нам вернулась, поведение мужчины заставило нас сохранять молчание. Всадник был явно чем-то встревожен. Он неожиданно натянул повод и схватил ружье, как будто собирался им воспользоваться. Глядя прямо перед собой, он словно расспрашивал тропу впереди.

«Индейцы!» – подумали мы, тоже глядя вперед, в дефиле. Но тут же изменили свое мнение, увидев между двумя скалами огромное четвероногое. Его туловище заполняло все пространство между камнями.

– Гризли, клянусь святым Хьюбертом! – воскликнул мой спутник.

Мы были одинаково взволнованы, увидев этого знаменитого повелителя Скалистых гор, и оба разочарованы, потому что животное было далеко за пределами досягаемости наших ружей. Чтобы выстрелить, нам нужно было проехать еще не менее мили.

В этот момент каждый из нас отдал бы сто долларов, чтобы оказаться на месте человека из «страны Пайк». Может быть, подумали мы, и он рад был бы с нами поменяться.

Но нет. Вместо того, чтобы повернуть и устремиться назад, к фургону, как, по нашему мнению, следовало поступить человеку с четырьмя детьми, рослый бородатый мужчина и не думал отступать. Фургона еще не было видно, но даже если бы он был поблизости, это ничего не изменило бы. «В Миссури мне приходилось видеть такое, что никакой гризли меня не испугает», – так сказал он нам впоследствии, когда мы познакомились.

Со своего места, совершенно вне игры, мы могли только смотреть. Так мы и поступили, к своему удивлению и даже изумлению, потому что последующее оказалось загадкой, которую тогда мы не могли разрешить.

Вместо того, чтобы отступить, отец четверых детей – дети по-прежнему жались к лошади – направился к зверю, который преграждал ему путь и явно бросал вызов. В пятидесяти ярдах от животного мужчина поднял свое длинное ружье, прицелился и выстрелил.

К нашему удивлению, выстрел не имел никаких последствий. Пуля, несомненно, попала медведю в голову: мы видели, как одновременно с грохотом выстрела поднялась кожа над глазом животного. Но медведь не шевельнулся, не ушел со своего места.

Человек из «страны Пайк», по-видимому, удивился не меньше нас. Мы слышали его восклицания, подтверждающее это. Весь его вид свидетельствовал об изумлении.

Но он лишь мгновение оставался неподвижным. Быстро перезарядив ружье, он опять прицелился и выстрелил – с тем же результатом.

Как и раньше, мы видели, что пуля попала в медведя, и как и раньше, животное не шевельнулось! Ни конечности, ни вся туша не дрогнули, не слышно было и рычания.

Мы с моим спутником еще больше удивились. Такое непостижимое зрелище поставило нас в тупик.

Миссуриец, казалось, разделял наше изумление: мы слышали его восклицания, перемежающиеся проклятиями.

Он опять зарядил ружье и в третий раз выстрелил в гризли. Но на этот раз спешился и подошел к животному на двадцать шагов.

Промахнуться он не мог: слишком хорошо он для этого стрелял; однако, результат был прежним. Медведь по-прежнему стоял на том же месте, где мы впервые его увидели; он не упал, хотя три пули пробили ему голову; и не собирался ни нападать, ни убегать.

Это было слишком даже для зрителей на безопасном удалении.

Мы с моим спутником были в полнейшем недоумении. Очевидно, и мужчина внизу тоже ничего не понимал. Но теперь мы увидели, что он дрожит и готов отступить. Он, не боявшийся ничего смертного – ни животного, ни человека, – испугался сверхъестественного. Существо, неподвижно стоящее между камнями, не могло принадлежать земле. Это не медведь, не гризли, это вообще не животное, а привидение, существо из другого мира.