Принц воров - Страница 2

– Да уж…

Нгоно уже склонился над убитым, пристально вглядываясь в черты лица несколько осунувшегося лица покойника, точнее сказать – пытаясь угадать, кто б это мог быть? Немолод, но и нельзя сказать, что пожилой, лет сорок – сорок пять, несколько обрюзгший, блондин… или это седина просто?

Инспектор склонился ниже…

– В карманах – пусто, – усмехнулся следователь, – расческа, пара использованных билетов на метро…

– А где куплены?

– «Карне».

– Понятно…

«Карне» – это сразу десяток билетиков, там так и написано на каждом – «Карне», купить их выходит дешевле, нежели по одному, на которых в таком случае было бы указана станция, где располагалась касса, скажем – «Распай» или «Ден» – «Данфер Рошро».

– Ну, – следователь поежился и саркастически прищурил левый глаз. – Что скажете, месье Амбабве?

– Да, да, говори, Гоно, – махнул рукой комиссар. – А мы с господином Ренье послушаем.

– А что тут говорить? – инспектор пожал плечами. – И так ясно, что это – приезжий, даже, может быть, иностранец – столичному жителю никакие «карне» не нужны, они предпочитают проездной или авто, скутер… Вы разрешите, господин следователь?

Молодой человек снова склонился над трупом, а потом и вообще уселся на корточки, осмотрел пиджак, джинсы, расстегнул рубашку, не поленился, перевернул труп – все хотелось взглянуть на лейбл с внутренней стороны ворота…

– Английская…

– Да, скорее всего – англичанин, – усмехнулся месье Ренье. – А может быть – и швед, и датчанин, и немец… да кто угодно.

– Организованные группы туристов заглядывают сюда крайне редко, – напомнил комиссар.

– Турист-одиночка? – следователь вскинул глаза. – А, может, он вообще не турист… приехал откуда-нибудь из пригорода. Жерве, Лила – откуда угодно. Тем более – два вокзала рядом.

Тут уж и Нгоно усмехнулся:

– А Париж и вообще – городок не очень большой. Ножик бы…

– Да, посмотри вон у криминалистов… Эй, парни, покажите!

Нож как нож, обычная финка, каким и хлеб-колбасу порезать и человека убить – раз плюнуть. Ручка… обычная, обработанная уже черным порошком – пытались найти отпечатки пальцев.

Инспектор повернул голову:

– Ну, как?

– А никак, – криминалист – длинный кудрявый парень в очках – усмехнулся и покачал головой. – Пусто. Похоже, все тщательно стерли…

– Может – перчатки?

– Может… Но вряд ли – тогда уж что-нибудь да осталось бы.

Вернув нож, Нгоно в задумчивости подошел к следователю:

– А как именно торчал нож?

– Да вот так, – месье Ренье вытащил из кармана авторучку, приложил к ране, показал, затем обтер от крови об шарф. И тут же хитровато склонил голову набок, совсем как какая-то птица. – Ой-ой-ой, месье Гоно! Кажется, вы что-то хотите сказать? Говорите.

– Отпечатков на рукоятке нет, да и торчал он – как вы показали – параллельно земле, вот так, – молодой человек продемонстрировал на себе. – А это значит…

– Так-так-так-та-ак! – азартно потер руки следователь. – Вы хотите сказать, либо убийца был очень высокого роста, либо…

– Либо нож просто метнули! Запросто… и думаю – скорее всего.

Дотоле молчавший комиссар тут же оживился:

– Тогда могли остаться отпечатки на лезвии, на самом его кончике… Эй! Слышали, парни?

– Да, господин комиссар.

На эстакаде с грохотом промчался поезд метро. Не так уж и близко – метрах в тридцати-сорока, – а показалось, будто над самой головою. И еще один звук донесся – сирена!

– О, едут уже, субчики, – неприязненно фыркнул месье Лафоне. – Явились – не запылились. Сейчас и начнется… То сделайте, это, туда запрос, сюда, агентуру подключите – как будто без них не знаем, что делать… Ну, мы с месье Ренье тут огонь на себя примем, а ты, Гоно, давай, давай, не стой, работай! В ресторанчике в этом, в «Концерте», народ поспрошай, парикмахершу…

– А она как раз там и есть, в ресторане, – напряженно вглядываясь в выходящих из только что подъехавшего полицейского авто людей, подсказал следователь. – С утра уборщицей подрабатывает, зовут Жермена Монго, приятная такая девушка, я уж с ней говорил… Но и вы, Гоно, попытайтесь, глядишь, еще что-нибудь вспомнит. В общем, действуйте – и держите меня в курсе.

– Ну, конечно, господин следователь. Так я пошел, месье комиссар?

– Давай, нечего тут отсвечивать – сам видишь, сколько их тут набежало.

Ресторан «Концерт» располагался на площади справа, у самой воды, позади его шумел шлюз, напротив которого, собственно, и произошло убийство, скорее всего, в период где-то между двумя-тремя часами ночи и полшестого утра, когда случайная свидетельница сообщила в полицию о лежащем в кустах трупе. Что же касаемо начала ночи, то часов до трех на площади обычно тусовались подростки, в большинстве своем – арабы, в последнее время вытеснившие с этого места африканцев (впрочем, надо сказать, борьба за «Сталинград» – «Площадь Сталинградской битвы», если правильно – шла с переменным успехом, правда, до трупов пока дело не доходило). Теоретически рассуждая, подростки, конечно, могли быть причастны к этому убийству – естественно, с целью ограбления или даже просто так, из тупого самоутверждения и «озорства», недоросли вообще народ крайне жестокий и крайне глупый. Да, все могло так и случиться, если бы не одно «но» – подростки (без разницы, арабские, африканские, французские) всегда ходят стаями человек по десять, а то и больше. И что такой стае стоит обобрать случайного прохожего, тем более – ночью? Подошли, окружили, ножиком перочинным щелкнули – кто не дурак, сам все отдаст, шансов-то на спасение нету, будь ты хоть трижды Чаком Норрисом или Джеки Чаном, стая молодых волков свалит и тигра. Нет, вряд ли недорослям нужно было бы убивать, даже по глупости – к чему, если можно и так все решить? Зачем лишние проблемы? Хотя да – эта версия болталась в голове Нгоно довольно-таки навязчиво… наверняка – так же, как и у следователя Ренье, и у комиссара.

А, может, все ж таки уже африканцы «Сталинград» держат? В смысле сбора информации это было бы куда как удобней – уж в этом-то сообществе у инспектора Амбабве агентурные наработки имелись, сам ведь африканец все-таки. А вот с арабами… с арабами не все так просто, и тут национальность Нгоно – явная помеха. Для недорослей из Магриба самый главный источник ненависти вовсе не их сверстники-французы (те – объект для зависти и поборов), – а как раз таки африканцы, китайцы, вьетнамцы. Особенно – темнокожие, их в этом районе хватало, а в окружном комиссариате, кроме Нгоно был еще только один «цветной» – кореец Этьен Пак, очень хороший парень, но, увы, к площади Сталинградской битвы никаким боком не пристегиваемый – не араб, не африканец. Вот если бы речь шла о площади Праздников – тогда другое дело…

Девушку инспектор заметил сразу – в синем халате, в косынке, она мыла тротуар (или все-таки лучше сказать – набережную), как раз перед самым заведением, где были расставлены столики и стулья. Да, наверное, эта уборщица – тот самый свидетель и есть, кто еще-то?

– Доброе утро, мадемуазель, – подойдя ближе, молодой человек вежливо улыбнулся.

– Здравствуйте, – разогнув спину, уборщица обернулась… не сказать, чтоб приветливо. – Вы, наверное, из полиции? Так я уже все рассказала тому чахоточному.

– Кому-кому? – не понял Нгоно.

– Ну, он все время носом шмыгал, чихал…

– А, вот вы о ком, – инспектор сдержал улыбку. – И все же мне бы тоже хотелось…

– Знаете что, месье? – скривила пухлые губки уборщица – о, это оказалась очень красивая юная девушка, мулатка с нежно шоколадною кожей и черными чувственными глазами! – Я, конечно, понимаю – убийство и все такое. Но поймите и вы – мне ведь работать надо. Хотите со мной поговорить? Только я вас попрошу, месье, обождите немного – минут двадцать, не больше. Я вот закончу и, пожалуйста, можно будет поговорить, сколько хотите.

– Да ради бога! – инспектор развел руками и улыбнулся. – Я вот тут, у столика, посижу, не помешаю?