Ползуны по скалам - Страница 45

Случись этот пожар двумя часами раньше, это было бы для них величайшим несчастьем. Но теперь они взирали на пылающий шар так же равнодушно, как, по преданию, некогда взирал Нерон на пожар великого города, расположенного на семи холмах9.

Глава LIII

ПРИСТУП ОТЧАЯНИЯ

Кажется, за все время своего пребывания в этой "долине скорби" охотники еще ни разу не испытывали такого отчаяния, как в тот злополучный день, когда лопнул их огромный мыльный пузырь. Все средства исчерпаны. Больше ничего нельзя было придумать! Да и не хотелось больше бороться. Все трое упали духом и, казалось, были морально убиты. Было ясно, что теперь им уже не на что надеяться.

Правда, это было не то отчаяние, какое овладевает человеком перед лицом надвигающейся на него неотвратимой гибели,- их жизни ничего не угрожало, и все же ими овладело горькое чувство. Они знали, что, быть может, проживут в этой долине так же долго, как прожили бы в любом другом месте земного шара. Но какую цену имеет такая жизнь? Ведь они навсегда отрезаны от мира людей, и им суждено влачить жалкое, одинокое существование.

Ни у кого из них не было ни малейшей склонности к отшельничеству. Никто из них не пожелал бы стать вторым Симеоном Столпником10. Вы, пожалуй, подумаете, что ревностно изучавшему природу Карлу было бы легче переносить такое уединение. Правда, у него были приятные спутники, с которыми не скоро соскучишься, но едва ли Карл стал бы уделять им много внимания, ибо человека, знающего, что он одинок в мире, и одинок навсегда, уже ничто не интересует: ни человеческая душа, ни книга природы.

Что до Каспара, то при одной мысли, что ему предстоит до конца дней прожить в этой долине, у него кровь холодела в жилах.

Оссару был опечален не менее своих товарищей по несчастью и вздыхал по своей бамбуковой хижине на жаркой равнине Индостана так же, как они по родному очагу в далекой Баварии.

Правда, их все же было трое, и это было огромное преимущество. Им мог бы позавидовать любой мореплаватель, потерпевший крушение и выброшенный на необитаемый остров. Они сознавали это и благодарили судьбу. У каждого было двое товарищей. Но у них невольно сжималось сердце, когда они думали о будущем: кто знает, быть может, недалек тот час, когда один из них покинет долину без помощи веревочной лестницы и воздушного шара, за ним другой, и последний останется в полном, безотрадном одиночестве...

В таких печальных размышлениях провели они этот вечер и весь следующий день. Они не замечали времени, и у них даже не было желания хоть что-нибудь приготовить себе на обед. Мысль отказывалась работать, и, казалось, их навсегда покинула энергия.

Но такое положение вещей не могло долго продолжаться. Как мы уже говорили, в душе человека таятся неисчерпаемые силы, и она способна возрождаться. Человек может оправиться после самого тяжелого удара. Иной раз кажется, что сердце его разбито, но пройдет время, затянутся глубокие сердечные раны, и вновь восстановится душевное равновесие. Закованный в цепи раб, узник в мрачной темнице, беглец, приютившийся на пустынном острове,- порой испытывают такую же яркую, живую радость, как царь, восседающий на троне, или победитель на своей триумфальной колеснице.

Не существует на земле счастья без примеси горечи, и, должно быть, не бывает безутешной печали.

Не прошло и двух дней после этого тяжелого потрясения, как все трое начали выходить из оцепенения: они снова почувствовали голод и жажду, ибо эти потребности всегда настойчиво заявляют о себе.

Карл первым вернулся к действительности.

Если им и не суждено выбраться из этой долины, рассуждал он, все же незачем предаваться отчаянию. Какой толк, если они будут мрачно сидеть целые дни напролет, как плакальщики на похоронах? Лучше вести деятельную жизнь, создать хорошие условия и питаться как следует, - ведь при некоторой изобретательности ничего не стоит добыть еду. Правда, перспектива не из веселых, но, если они будут постоянно заняты делом, им будет не до меланхолии.

Вот о чем думал Карл, проснувшись утром через день после неудачи с воздушным шаром. Карл решил подбодрить Каспара, который был до крайности подавлен. Оссару также нуждался в ободрении, и ботаник постарался поднять дух товарищей.

Сначала это ему плохо удавалось, но мало-помалу он их убедил, что необходимо действовать,- хотя бы для того, чтобы не умереть от голода. И они тут же решили вернуться к своим прежним занятиям и всеми доступными средствами добывать съестные припасы.

Каспару, как и прежде, была поручена охота, а Оссару - рыбная ловля, так как он лучше других умел обращаться с крючками, лесками и сетями.

Ботаник занялся прежним своим делом: стал обходить долину в поисках съедобных семян, растений и корней, не забывая и о лекарственных травах, которые могли пригодиться в случае болезни. Молодому охотнику за растениями приходилось встречать немало таких растений, и он отметил их на случай, если они понадобятся.

К счастью, до сих пор еще никто не прибегал к лечебным средствам, какие Карл достал в аптеке природы, и можно было надеяться, что им никогда не придется проверять их на себе. Тем не менее Карл собрал несколько видов лекарственных растений и, тщательно обработав, спрятал в хижине.

Одним из самых питательных растительных продуктов были семена сосны. Шишки этой замечательной сосны были крупные, величиной с артишок, и в каждой - по нескольку семян, с виду похожих на фисташки.

Они запаслись также диким петушиным гребешком. Из его семян, поджаренных и растертых между камнями, получалось что-то вроде муки, из которой Оссару пек лепешки. Эти лепешки, хотя и не такие аппетитные, как домашний хлеб или даже выпеченный в рядовой пекарне, казались достаточно вкусными людям, у которых не было другого хлеба.

Озеро, кроме рыбы, вылавливаемой Оссару, давало и растительную пищу. Исследуя его, ботаник обнаружил несколько видов съедобных растений, в том числе любопытный рогатый водяной орех, известный туземцам гималайских областей под названием "сингара" и широко употребляемый ими в пищу.

Встречались также великолепные водяные лилии - лотосы с очень широкими листьями и крупными белыми и розовыми цветами.