Погружение в музыку, или Тайны гениев-2 - Страница 10
Не вдаваясь в разъяснение чисто музыкальных терминов, скажу так.
Тональность – это как бы единое измерение. И все, что находится в одной тональности, соотносится друг с другом, может вступить в контакт, понять друг друга. Например, разговор между двумя людьми в одной тональности приводит к взаимопониманию, к возможности решить обсуждаемый вопрос.
Иное дело – политональность. То есть два человека, которые не имеют точек соприкосновения.
Например, один любит другого всем сердцем, всей душой, а другой этого первого люто ненавидит. Представьте себе возможность общения между двумя подобными людьми.
Или как в нашем случае: один всем своим умирающим от голода телом обращается к другому. Другой же мог бы помочь, спасти от смерти, но он даже не способен услышать вопли смертника, ибо милосердие не заложено в его сердце. Так вот, темы богатого и бедного звучат одновременно в разных тональностях!
И поскольку речь идет о музыке, то именно музыка способна воссоздать конфликт не на уровне живописном (где существуют изображения двух конкретных людей), не на поэтическом (как у Лермонтова: «И кто-то камень положил / В его протянутую руку»).
В музыке Мусоргского они оказались непримиримы не на вербальном (словесном, смысловом) уровне.
Они непримиримы на энергетическом уровне, на уровне космическом.
Представьте себе величайшую космическую катастрофу – вспышку сверхновой.
При взрыве выделяется количество энергии, превышающее количество энергии нашего с вами Солнца в 10 000 000 000 000 000 000 раз. При этом погибают миллионы звезд, звездных систем, планет. На тысячах планет, возможно, были цивилизации.
Своя любовь, свой Бах, свой Шекспир, планы провести лето, поэзия, невероятной красоты города. И вдруг все превращено в ничто!
Не пугайтесь, нам подобная вспышка не грозит. Я просто привел пример космической политональности.
И все ценности Духа, все силы Разума – ничто по сравнению с нечеловечески грандиозной стихией Космоса.
С точки зрения космического явления под названием «вспышка сверхновой» невозможно даже говорить о милосердии или о том, что при вспышке погибли великие цивилизации, о том, что погибли дети или навсегда уничтожены рукописи, в которых была заключена формула Бессмертия.
Только в музыке подобную катастрофу можно выразить.
Ибо в музыке возможна единовременность и даже механическое соединение несоединимого.
Все новаторства Мусоргского в истории музыки, все его невиданные звуковые открытия ведут к тому, что композитор внедряется во многие сферы жизни, которые до него, пожалуй, считались недоступными даже музыке.
И для того чтобы суметь это сделать, он невольно перешел границы, которые музыка как вид искусства ставит перед творцом.
Музыка Мусоргского – это театр, психология, риторика (то есть невиданное богатство живой человеческой речи).
Мусоргский впервые показал, как музыка без слов, достигнув высшей невербальности, открывает вербальность на новом уровне.
Ведь чисто формально перед нами – часть из сюиты (модуляция 8). А с точки зрения литературы и живописи – жанровая сценка (сценка из народной жизни).
Но по звучанию эта музыка находится на уровне совсем не бытовом, никак не жанровом, а превращается в музыку вне Времени и Пространства. На это способны только сверхгении!
Так вот, разные тональности двух одновременно звучащих тем у Мусоргского – катастрофичны.
И это – Вселенская катастрофа.
Послушайте музыку Мусоргского в двух вариантах: в оригинале (Мусоргский написал ее для фортепиано) и в оркестровке французского композитора Мориса Равеля (модуляция 10). О том, какой вариант вам ближе – фортепианный или оркестровый – и почему, напишите на чистом листе бумаги. Только не забудьте оставить свободное место на бумаге.
Кто знает, быть может, через несколько лет вы вернетесь к вашей записи и измените свое представление.
А может быть, и не измените! Но главное – вернуться.
Прелюдия к пятой встрече
По пути на пятую встречу выйдите в дорогу немного раньше, чем обычно.
Посмотрите на окружающий вас мир как на подарок.
Каждое мгновение нашей жизни неповторимо.
Вечное стремление человечества остановить мгновение и есть одна из главных причин того, что появилось искусство.
Даже мамонт, высеченный на стене пещеры, – это попытка сохранить впечатление, момент, мгновение, продлить это чувство, это неповторимое ощущение победы человека над могучим зверем.
Попробуйте посмотреть на все, что нас окружает, другими глазами. Не спешите, созерцайте.
Представьте себе, что вы прибыли с другой планеты, – и все привычное станет вдруг непривычным.
Люди, деревья, движения.
Иной взгляд, о котором я сейчас пишу и которым предлагаю посмотреть и увидеть, – это особенность творческой личности.
Таким образом вы подготовите себя к восприятию совсем особого явления в искусстве.
Мы с вами попадем на праздник деталей, где каждая травинка или снежинка, каждая капля или сосулька, каждое облако или туча – целый мир.
Мы незаметно приблизились к этому явлению, когда упомянули имя Мориса Равеля.
Нам предстоит сейчас попасть в иное измерение. Вы готовы к этому? Тогда…
Встреча пятая
«Глубокий обморок сирени»
О. Мандельштам
ИМПРЕССИОНИЗМ
Вот стихотворение Мандельштама, пытаясь разгадать которое бьются поэты, художники, литературоведы, просто любители искусства.
По поводу этого стихотворения исписаны тысячи страниц, предложены сотни вариантов.
Давно выяснили, что оно создано под впечатлением картины Клода Моне (модуляция 11) под названием «Сирень на солнце». Давно просмотрели каждую деталь на картине. (У вас тоже есть такая возможность.)
Пытались найти шмеля, который «хозяйничает» «в этом солнечном развале».
Поскольку я – тоже один из тех, кто бьется, то осмелюсь поделиться с вами своими мыслями по поводу этого стихотворения:
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени.
Здесь очень хорошо ощущается ирония поэта.
Дело в том, что первая и вторая строчки абсолютно не соответствуют друг другу.
Первая – традиционное начало лекции традиционного музейного экскурсовода.
Вторая же звучит так, что, услыхав ее, нормальный музейный экскурсовод тотчас же сам упал бы в обморок.
Потому что после традиционной первой строчки должна следовать столь же традиционная вторая. Например, так:
Художник нам изобразил
Сирень под жарким июньским солнцем.
И вдруг совершенно неожиданное – про то, что на картине изображен «глубокий обморок сирени»!!!