Письма Кэмптона — Уэсу - Страница 6
Это все делали вы, Дэн; но создал вас, кормил и защищал от врагов — я. Пока вы мечтали о цели, я тяжело работал. Когда надвигалась опасность и раздавались ночью крики и плач дрожащих от страха женщин и детей и сильные мужчины падали духом, а у ворот слышался шум сражения и звуки боевого рога, — вы бежали к вашим алтарям, тщетно взывая к призракам земли, моря и неба. А я? Я перепоясывал чресла, вооружался и бежал на поле сражения; а иногда и погибал, чтобы могли жить вы, женщины и дети.
А в годы мира вы благоденствовали и жирели. Но лишь благодаря нашей крови и уму могли мы, воины, создавать вам эти годы мира. А когда вы блаженствовали, вы смотрели на мир, видели его красоту и мечтали о большей красоте. И благодаря мне ваши мечтания осуществлялись, и чудеса воплощались в камне, бронзе и драгоценных сортах дерева.
Вы много размышляли, пребывали в мире духовных интересов и, возвышаясь над временем и пространством, стремились к вечности, а я тем временем ограничивал себя работой мозга и рук. Я покорил вещество. Я изучал погоду, смену времен года, посев и созревание растений и сделал плодородной землю. Я построил дороги, мосты и гавани, проник в тайны металлов и узнал свойства материи. Шаг за шагом, с великим трудом я побеждал и заставлял служить себе слепые силы природы. Я строил корабли, рыскал по морям и находил новые страны. Я покорял народы, устраивал государства, укреплял империи и охранял мир.
Вы размножались, и искусства процветали. Вы были жрецом, певцом, танцовщиком и музыкантом. Вы воплощали свои мечты в красках, металлах и мраморе. Вы писали эпические поэмы и лирические стихотворения, Дэн Кэмптон. И я тоже размножился. Я охранял ваше обиталище от голода, меча и огня и принуждал своих соплеменников повиноваться вам. Я разрабатывал методы управления и изобретал системы права. Моими трудами создавались формы общежития и учреждения. Вы воспевали их, будучи их рабом, но я был их создателем и мог видоизменять их по своему желанию.
Вы преклоняли колена перед алтарем идеала. Я же искал факты и законы, управляющие фактами. Я был работником, создателем и освободителем. Вы шли проторенной дорожкой. Традиции связывали вас по рукам и ногам. Вы удовлетворялись всем и воспевали существующий мир. Вы были рабом догмы. Средневековая церковь утверждала, что Земля плоска, и вы воспевали плоскую Землю, плясали и устраивали представления на плоской Земле, помогая опутывать меня цепями и жечь на кострах, когда мои факты или законы, управляющие фактами, колебали вашу догму. Вся смелость и мощь Данте не помогла ему подняться над материальным изображением ада. Мильтон не мог сбросить с себя Люцифера и преисподнюю.
День ото дня вы становились прекраснее. Я же не только приносил все больше пользы, но и прокладывал вам пути к новой красоте. Вы не считались с этим. Вам казалось, что источником всех чувств является сердце. Я же изучил систему кровообращения. Вы окутали мир покровом очарования и всепрощения; я же создал медицину и хирургию. Для вас голод и чума были актами божественного правосудия и посылались в наказание за грехи; а я обратил мир в житницу, оздоровил города. Вам народные массы казались жалкими, обойденными творениями, награждаемыми раем или поджариваемыми в аду. На земле вы не могли предложить им ни благоденствия, ни счастья. Роли нищих и королей распределялись божественным Провидением. Но я поколебал прерогативы королей, опрокинул троны и поднял пресмыкающихся в пыли.
Моя работа не окончена. Изобретениями, открытиями и разумными предприятиями я собираю мир в одно целое. Подъем только начат. И в великом, создаваемом мною мире наши взаимоотношения останутся теми же, какими они были в далеком прошлом, Дэн. Я, создавший и освободивший вас, дам вам место и свободу. И по-прежнему мы будем спорить с вами, как в тот день, когда вы впервые пришли ко мне и застали меня за работой. Вы станете издеваться над материей, а я буду подчинять ее своему господству. Вы можете смеяться надо мной и моей работой, но вы будете присутствовать на наших пирах, и уста ваши не будут заграждены молчанием. Ибо, когда я покорю землю и порабощу материю, вы восславите человека и, как встарь, воспоете мои деяния.
IX
ДЭН КЭМПТОН — ГЕРБЕРТУ УЭСУ
Лондон.
3-а Куинс Роод. Челси.
28 декабря 19… г.
Занавес опустился над иллюзией, но за первым действием идет второе. Как и прежде, новая иллюзия заключает в себе абсолютное добро и окончательную истину. Мы — зрители и актеры одновременно, и потому наш ослепленный взор и ленивая мысль не находят в пьесе ошибок. Мы вполне удовлетворены. Нам мешают только те пронзительные звуки, что несутся из оркестра, когда настраивают инструменты. «Так боремся мы, полулюди».
Я перечитываю твое письмо, пытаясь уловить красоту твоих иллюзий. Я готов принять на свой счет все сомнения, вызванные моей системой иллюзий.
Ты восхваляешь практическую толпу. Ты присоединяешься к тем, кто претворяет мысль в действие, и вдохновляешься грубой силой, размышляя над ее подвигами и забывая, что прогресс направляется не толпой, а избранниками.
Америку открыл не экипаж Колумба, а сам Колумб. Экипаж колебался между Старым Светом и Новым, как колеблется всякая толпа. Между мечтателями и его надеждой стали враждебные силы, и ему пришлось покорить их, чтобы достичь земли. Но я не буду повторять твою ошибку, распределяя людей по категориям. Исключительно интеллектуального или эмоционального склада людей не бывает; человек обычно представляет смешение двух начал. Мы развиваемся, продвигаясь вперед извилистой линией, а не ломаной. Чувствование и мышление не исключают взаимно друг друга, и крупный человек чувствует глубоко и сильно потому, что его мысль возвышенна и умственный горизонт широк. Здравый смысл вполне совместим с повышенной чувствительностью.
Я буду воспевать совершенные тобою деяния, если они будут достойны песнопений. Я пропою Песню Меча, если меч «поразит ничтожное, лживое племя». Все, что способствует лучшей жизни рода, само по себе представляет песнопение, и я, конечно, не откажусь принести свою дань на алтарь рода.
Когда ты поймешь, что «Илиада» является столь же великим даром, как деяния Ахилла, и что «Илиады» вообще более значительны, чем воспеваемые ими подвиги, — ты перестанешь делить людей на деятелей и певцов. Ты не станешь более унижать себя в глазах певцов.
Профессор Бидуэлл влюблен, и влюбленность мешает ему работать. Несомненно, с этой точки зрения преимущество на твоей стороне. И все же ты теряешь гораздо больше, чем выигрываешь. Ты разбил мечту и проснулся. Ради чего? Какова реальность твоего мира? Где светят звезды твоего неба? Герберт, ты будешь известен людям лишь красотой своей мечты. Тебе кажется, что ты выполнил задание, разрешил проблему, проник в тайну и стал пророком материи. Но материя не включает понятия духа — поэтому цель твоих изысканий остается непонятной. Твой эпос расы упускает из виду расу. Ты воспеваешь ветви и листья, а не освещенный солнцем или тенистый лес. Бидуэлл думает, что его весьма заурядная девица — «полуангел, полуптица, создание, исполненное чудес и возвышенных порывов». Возможно, что Бидуэлл преувеличивает, но если он не испытывает таких чувств к своей жене — у него нет жены. Барбара слушалась голоса своего сердца. Это звучит сентиментально, но тем не менее для этого требуется большое мужество. Я был несколько непоследователен, что огорчился, узнав о ее любви к калеке. Бидуэлл и Барбара мудрее и счастливее тебя, Герберт, из рук которого была вырвана карта Парнаса.
Можно ли считать одно состояние сознания лучше другого? Я думаю — да. Лучше пылать прекрасными юными мыслями, трепетать и волноваться, чем медленно и тупо пресмыкаться в мире плоской действительности; лучше надеяться, мечтать и стремиться к великой гармонии, чем быть слепым, глухим и немым, — это лучше и для типа, и для бессмертной мировой души. Мне представляется это самым важным: от этого зависят жизнь и смерть. Насчет остального — не знаю. Данным мне прозрением я могу лишь угадывать величие и различать пустоту. Ты идешь дальше и дотрагиваешься до завесы, скрывающей от нас тайну. «Хорошо», — говорю я и молюсь про себя: «Помоги ему, Боже». Но для этого требуется большое напряжение. Ощущаешь ли ты священный трепет? Протягиваешь ли в молитве руки, мечтая о красоте? Чувствуешь ли ты ее?