Пиратское фэнтези - Страница 50

28 августа. Провел весь день в кровати, писал, вырезал собак из дерева и пел похоронные песни. Мне нанес визит помощник капитана Убийцы, сунул в руку клочок бумаги и убежал, громко хлопнув дверью. Развернул записку, но без толку — послание скрывала большая чернильная клякса. Сложил из нее кораблик, который вскоре потонул в тазу.

29 августа. Прогуливался со Скарлет Беллой — стал свидетелем того, как Харкера берут под арест. Вмешался, в результате меня отвели в форт, заковав в кандалы. Там я встретился с неким кубинским офицером, который вскоре стал проявлять явные признаки враждебности — критиковал мои уши, спрашивал мое имя. Я объяснил ему, что не помню его. Тот ударил кулаком по столу и быстро набросал признание, потребовав от меня расписаться. Я попросил его найти человека по имени Бердетт, тот по идее должен был знать мое имя. Офицер заявил, что у него нет времени, и велел поставить крестик. Так я и сделал, быстро нацарапав сверху приказ, производящий следователя в боцманы. Как только он взял бумагу, французское пушечное ядро разнесло стену и похоронило его под обломками. Я обыскал темницу, стреляя в охранников и стряхивая пауков с одежды. Нашел Харкера и остальную команду, они сказали, что их арестовали за колдовство. Мы сбежали в лес, где при свете костра Смерть порадовал нас сценкой из короткой жизни задыхающейся макрели.

30 августа. Хэзлитт говорит, нам надо пробраться в гавань, переодевшись собаками. Остальная команда с ним не согласна, заявляет, что гончие подойдут больше. Смерть спросил: «Что такое гончие?» Матросы замолчали, потрясенные, но ответить отказались. Берринджер пошел убить медведя, но вернулся с какими-то травами, которые Джон Танни кинул в кушанье. После еды все потеряли сознание и проснулись только из-за сильной грозы. Мистер Байрон послюнил палец, проверил направление ветра и улыбнулся. Джон Конк начал кричать.

31 августа. Мы поднялись на борт корабля в четыре утра. Берринджер схватил меня за руку и сквозь стиснутые зубы заявил, что «истощен». Джон Конк окончательно спятил и теперь верит, что мир управляется медведем, играющим на трубе. Штормит. В полдень становятся видны три преследующих нас корабля, пушечный залп сносит нам задний грот. Я прошу Берринджера сменить рубашку. Он идет на меня с топором, но вмешивается Леггахорн, ударив меня в лицо. Посредине корабля пожар. Я бегу посоветоваться с коком, но тот режет лук. В нас снова попадают, в корпусе течь. Новый боцман — Глэзби. Форфанг хочет завернуть меня в горящий холст. Говорю Харкеру, что все в порядке. Команда празднует последние моменты жизни и, выстрелив Глэзби из пушки, сносит главному кораблю преследователей грот-мачту. Веселье усиливается, тут Леггахорн замечает, что у «Игуаны» на борту нет пушек и мы, похоже, угнали какой-то чужой корабль. Матросы мрачнеют. Форфанг кричит и стреляет из пушки, все топят «Игуану». Команда начинает драку, прыгая через поваленные мачты и душа друг друга у леера. Набегает большая волна. Я объявляю, что скоро женюсь. Мистер Байрон опирается о штурвал и хохочет над перспективами своей карьеры. Из брызг появляется Джон Конк, держа в руках папоротник. Мы врезаемся в риф и прыгаем прямо в бурное море. Дурное предзнаменование.

1 сентября. Провел утро на пляже, болтая с командой, те сидят посреди приливного озера и хнычут. Объявил, что, похоже, нашему путешествию пришел конец, что они блестяще справились со своими обязанностями и я с радостью отправлюсь с ними в новое плавание. Берринджер закрывает руками лицо и через какое-то время прыгает на меня со звериным воплем. Вмешивается жизнерадостный Форфанг, размахивая веслом, и я просыпаюсь на пустом пляже. Провожу на нем несколько часов в поисках плавника и цветных раковин. Нахожу ежа с черными глазами. Надеваю его на голову, спасаясь от дождя, и начинаю путь обратно в Англию, где и должен представить этот отчет.

Судно горело.

Бегом на корму, где — сюрприз, сюрприз — компания альтекарских матросов поджаривала на длинных вилках розоватых шипастых ракообразных, разведя для этого костерок из содранных досок палубы. Разложенных на других досках палубы.

Если вы думаете, что это полный бред, значит, вы не знаете альтекарцев. Мне тоже иногда не хотелось бы их знать.

— Да какого хрена вы тут делаете?

Хватаю ведро, стоящее рядом с костром, и выплескиваю в огонь.

— Жарим пергу, шкипер, — весело объяснил боцман Скир. — А то коку не нравится запах в камбузе.

Легко понять, почему не нравится. Это не запах, а полный бред. Так же как мое пребывание здесь, посреди Суарского моря, на этой старой шаланде, в сотне световых лет — и на двадцать лет позже — от тех мест и того времени, где бы мне хотелось быть.

— Вы же, придурки, сожжете все судно.

— Да брось ты, шкип, — отмахнулся Скир своим когтистым плавником. — У нас еще уйма палубных досок. Может быть, даже… пять.

Альтекарцы не считают больше чем до четырех. Может, при желании они и могли бы, но желания у них нет. А будучи амфибиями, они относятся к перспективе утопить судно совсем не так трепетно, как я. Они хороши в драке, хороши в пьянке и хороши в сборе стручков Марко среди водорослей. Подобно мне, они не слишком-то хороши во всем остальном — что нас всех сюда и привело. И в отличие от меня, не слишком нуждаются в числах. У альтекарцев врожденное чувство места и направления, я же нуждаюсь в GPS, а это значит числа. Во всех прочих отношениях я тоже стараюсь игнорировать циферки.

А затем из марсовой бочки заорал во все горло впередсмотрящий:

— Быстрый корабль, кэптен! Быстрый корабль, быстро приближается.

Десять из десяти за точность и минус триста за информативность, но мне информации вполне хватило. В бесконечных зарослях водорослей Суарского моря встречалось только два вида судов: парусники, охотящиеся на Марко, и те, которые охотились на эти парусники. Во времена моего детства, когда мне нравилось плавать на шестнадцатифутовом катамаране у сиднейских берегов, а сверхсветовая скорость была последним писком, считали, что вся галактика наша, что вся она скоро будет подобна очень большой Земле — технологически продвинутой и упорядоченной. Едва ли не единственное, что мне нравится в галактике, — это что она не такая и не такая. Она велика — слишком велика для зашоренного взгляда, — и она хаотична, а технологически говоря, она разнообразна, как ирландское рагу. А межзвездные полеты очень недешевы. Поэтому, собирая на сотнях тысяч квадратных миль альтекарских мелей урожай стручков Марко, пользующихся в центральных мирах ненасытным спросом, вы либо используете суда местного изготовления, либо вылетаете в трубу.

Другое дело, если вы охотитесь не за стручками Марко, а за судами сборщиков стручков Марко, вот тогда импорт двигателей и топлива для них очень даже может окупиться. К тому же пиратам не нужен посредник — закупочная корпорация Рейно из Порт-Карсона. Когда мы пытаемся предпринять коллективные действия, чтобы получить более честные цены, корпорация Рейно по-прежнему богатеет, а поставку Марко обеспечивают пираты. Ни Рейно, ни планетарное начальство вроде бы и не хотят ничего с этим делать, так что каждая команда за себя и свое судно, и к чертям всех, кому не повезло.

— По местам стоять, приготовиться к бою!

В общем-то, можно бы и не орать; альтекарцы и сами разбежались по местам и занялись делом. Вязались и летели за борт кипы стручков, был вытащен наружу наш жалкий арсенал: две бронзовые пушки местного изготовления. Бегом в рулевую рубку, резкий поворот штурвала, паруса надуваются, реи трещат, и мы разворачиваемся по ветру.