Песок, уходящий сквозь пальцы - Страница 3

Писмейкерс! Миротворческая банда, чтоб их!

Скупой очередью в три патрона Моран снял первого, самого активного. Пустыня очнулась криками и ответным огнем. Наверное, лагерь за спиной уже переполошился, но он все равно заорал изо всех сил и полоснул от души в гулкую полутьму, сверкающую ответными вспышками.

Не убежишь теперь. Поздно.

Моран сидел прямо на песке, навалившись животом на еще теплый «галиль», и курил. Солнце уже показалось из-за края пустыни, золотистые полосы рассыпались по унылой серо-рыжей скатерти, добавив немного веселого цвета.

В ночной перестрелке миротворцев положили всех — как только огонь стих, он специально проверил следы: никто не ушел. Магрибцы потеряли семерых, да еще пятеро тяжелых стонали сейчас под пологом импровизированной палатки. Клеменс вызвал по рации подмогу, эвакуировать раненых. Морану было все равно. Сбежать не удалось, единственная радость — обзавелся не самой плохой пушкой. Хрен теперь кто ее отнимет, молодежь смотрит на него как на героя, и даже проф проворчал что-то одобрительное.

Можно попробовать на следующем привале.

— Моран? — Легок на помине, доктор стоял за спиной. — Вы точно уверены, что это писмейкерс? Слишком неумело воюют.

Трупы лежали рядком на утоптанной площадке. Вчера вечером магрибские солдаты расчистили себе место для сна, теперь на нем спали их противники. Только побудки уже не будет.

Натовский пустынный камуфляж, подсумки, жилет разгрузочный: экипировка у них отличная, ничего не скажешь, а вот люди — так себе. Мразь, отбросы, крысы тыловые. Настоящих вояк в первые годы повыбило, когда писмейкерс пытались взять ситуацию под контроль. Когда еще работала связь, и из штаб-квартиры миротворческих сил приходили какие-то приказы.

— Они растерялись от неожиданности, — отозвался Моран. — Думали, что перережут нас сонными. Часового сняли весьма грамотно, а потом… все пошло наперекосяк.

Он не стал говорить, почему. И так понятно, что, если бы не его «бессонница», на площадке такой же ровной шеренгой вытянулись бы трупы совсем в другой форме.

— Да и умельцев всех они давно закопали. Теперь одна шваль осталась, казначеи бывшие, писари да кашевары. Стволов и снаряжения море: склады ломятся, патронов — лет на десять и горючки хоть залейся. Вот они силой себя и почувствовали. Пугать местных, беженцев грабить и к стенке ставить — это они мастера. Вон, смотрите, док, двое в солдатских ботинках, один в кроссовках, а остальные и вовсе в шлепанцах. Курортнички, пижоны, мать их…

О главном Моран промолчал. Писари писарями, но и из штабных, похоже, кто-то выжил. С головой в нужном месте, а не только там, где сидеть надо. Быстро все просчитали. Едва ли не быстрее магрибских умников, если успели догнать их группу.

Клеменс присел рядом. Изжеванные кислотой рубцы явственно проступили на побледневших щеках.

— Сигарету, проф?

— Нет, спасибо, я не курю. Скажите, Моран, — он немного помялся, — вы хотели сбежать ночью?

Проводник поднял бровь, чуть улыбнулся краешком губ. Ай да док!

— Я видел: вы не стали разбирать рюкзак вечером. Да и бессонница ваша неспроста.

— Откровенность за откровенность, профессор. Да, я надеялся тихо уйти. Ни в какие высшие цели я не верю, а ваши пацанята все равно ничего и никого не в состоянии защитить. Деньги Магриба пахнут вполне конкретной подставой, которая мне совершенно не улыбается. Сами разберетесь, в общем. Теперь у меня есть неплохой ствол, два рожка, — Моран похлопал себя по трофейным подсумкам. — Жилет подберу получше. И вы меня не удержите, если я сам того не захочу. Поэтому сейчас ваша очередь. Что мы ищем?

Клеменс долго смотрел ему в лицо, молчал. Потом пожевал синими губами и глухо сказал:

— Будущее.

— Будущее кончилось несколько лет назад, профессор. 12 июня. Возможно, вы слышали об этом.

— Это не совсем стопроцентное будущее, Моран. Не панацея. Это всего лишь надежда.

Солдаты деловито обустраивали лагерь, копались с трофейным оружием. Наименее брезгливые снимали с трупов бронежилеты, разгрузочные пояса, хорошие армейские ботинки. Среди них Моран заметил Дика. В ночном бою парня задело в плечо, и теперь он гордо щеголял грязной кровоточащей повязкой. Тем, в палатке, повезло куда меньше. Одному придется ампутировать ногу, а второй — если спасатели не успеют до вечера — загнется от перитонита. Полсотни самодельной дроби в животе не слишком полезны для жизни. Передозировка свинца.

— Надежды нет, проф, это я понял три года назад. Все, кто пытается сбежать сюда из Европы, в конце концов передохнут от голода. Никакой Великий Магриб не способен прокормить столько людей. Мы просто растягиваем агонию.

Подбежал вестовой, протянул две жестяные кружки с дымящимся кофе. Варил кто-то из арабов — напиток был чудовищно крепким и горьким, как сама дерьмовая жизнь. Моран даже хмыкнул про себя: расфилософствовался, мол, умник.

— Там гуманитарный склад ООН. Сначала, еще до вулкана, туда везли помощь для суданских голодающих. Потом, когда в Евросоюзе поняли, что северное полушарие обречено, на склад стали отгружать стратегические запасы продовольствия долгого хранения. Крупы, муку, молочный порошок, консервы…

— Ерунда, док. — Моран отхлебнул огненную гущу, поморщился. — Какого размера должен быть тот склад, чтобы прокормить миллионы? С пол-Африки? А даже если и так, то на сколько его хватит? На год? На три? Я же говорю: отсрочка. Потом все равно загнемся.

— Зачем же вы тогда водите беженцев? Чтобы в Африке стало побольше голодных? Здесь их и так хватало во все времена.

— А мне все равно. Пока у меня есть деньги — есть что жрать. С каждым днем еда становится все дороже. И вряд ли что изменится, даже если весь этот ваш склад пустить на продажу…

— Я не сказал, что там выход, — Клеменс смотрел в кружку, даже поболтал ее, как будто надеялся увидеть на дне что-то необычное. — Там — надежда. Вы помните последнюю группу беженцев, которых переправили через границу? Аграрный институт?

— Помню. Магриб небось до сих пор кусает локти?

— Великий Магриб по моему совету вывез около полусотни таких групп. Спецов по ирригационному земледелию, генно-модифицированным культурам, переработке животных тканей… Почти все они осели на подконтрольных Магрибу территориях. Вашим, — он усмехнулся, — тоже предложат выгодные условия. Главное — чтобы они начали работать. А пока растущее население будет ждать результатов, как раз и пригодятся старые гуманитарные запасы. На год-два их точно хватит, даже если потоки переселенцев вырастут на порядок.

Моран хотел возразить, но профессор остановил его:

— Я знаю, что вы скажете, Морт. Мол, все равно африканское земледелие — это фикция. С той мизерной отдачей, которой можно добиться от здешних почв, прокормить четверть миллиарда беженцев не удастся все равно.

— Примерно так. Я не специалист и, конечно, не смог бы выразиться так красиво, но понимаю это безо всяких терминов. Нутром.

— Люди вроде вас считают, что все кончено. Что теперь, когда невооруженным глазом виден крах мира, не осталось ни цивилизации, ни границ дозволенного, ни цели, ни надежды. Особенно вы не верите в последнее, поэтому я и сказал вам, что наша цель — надежда. Я экономист, Моран, могу рассчитать производство и потребление, спады, вызванные засухой и неурожаем, прибыль и так далее. Но в моей научной группе есть отличные климатологи. Экологи. Они вычислили отпущенный нам срок. Через восемь, максимум десять лет атмосфера отчистится от пыли и кислотных испарений. Еще через два года можно будет думать о восстановлении почв в Европе и Средней Азии. Штатам уже не помочь, а вот у нас есть шанс. Экспансия пойдет обратно — из Африки на север, начнется своего рода Новая Конкиста…

Он запнулся, наткнувшись на внимательный взгляд Морта.

— Не верите, Моран? Или не хотите верить?

Вечером, когда два бывших сафари-джипа, наспех переделанные в броневики, вывозили раненых, на лагерь снова напали. Новобранцы показали себя достойно — и после небольшой перестрелки враг отступил, оставив на песке несколько трупов. Уголовного вида отморозок, зажимавший простреленную ляжку, отказался что-либо говорить, и магрибцы забрали его с собой. В гости к майору Гамалю. Моран и без допроса прекрасно понял, кто он, ибо на бандита из писмейкерс раненый походил не больше, чем верблюжье мясо на деликатес. Очередной фанатик, люшер, из той сильно больной на голову братии, что поклоняются бредням давно свихнувшегося психотерапевта. Ребята забавные, но ровно до того момента, как не начнут приносить тебя в жертву или закапывать в землю, назначив пленника деревом.