Пески веков (сборник) - Страница 2
Но, с другой стороны, если допустить возможность путешествий во времени, то непонятно, что может препятствовать вмешательству путешественника в прошлое. Тут и возникает вышеупомянутое противоречие, от которого избавиться можно лишь… ценой отказа от путешествий во времени. Этот путь для фантастики неприемлем. Поэтому начинаются поиски такого решения, которое устранило бы противоречие, не жертвуя гипотезой Уэллса.
Решение находится и даже не одно. Первое, наиболее простое, принадлежит малоизвестному английскому фантасту Д. Фирну. В повести «Выравниватели времени» он делает допущение, что вмешательство в прошлое приводит к появлению с этого момента совершенно нового мира с новой историей. Прежний мир, известный нам, исчезает вместе с нами. Обитателям нового мира их история кажется такой же естественной, как нам — наша. Пользуясь этим, герои повести Фирна постепенно «улучшают» историю человечества. Были и другие решения, в частности предполагалось, что все воздействия на прошлое затухают и не оказывают существенного влияния на дальнейшие события. А некоторые авторы допускали, что самое ничтожное воздействие постепенно нарастает и приводит к катастрофическим последствиям.
Наиболее оригинальный и плодотворный вариант решения предложил американский фантаст Лейнстер. В его повести «Рядом во времени» впервые возникает тема «параллельных во времени» миров. По Лейнстеру, вмешательство в прошлое приводит к тому, что наряду с нашим миром возникает параллельный, в котором начиная с момента вмешательства события происходят уже по-иному. Такой вариант получил название «развилки во времени».
Сначала казалось, что эта гипотеза снимает основное противоречие путешествий во времени, вот почему ее стали усиленно разрабатывать. Ход рассуждений при этом был примерно таков. Вмешательство героя в прошлое, из-за которого возникает «развилка», сводится к тому, что он изменяет результат какого-то исторического события — в двух параллельных мирах оно теперь имеет разные исходы. А нельзя ли сделать следующий шаг, ввести очередное фантастическое допущение, что это происходит без вмешательства, просто само собой? Тогда наступлению исторического события, которое в принципе имеет два возможных исхода, соответствует возникновение «развилки», появление двух параллельных миров. Затем от событий исторических стали переходить ко все более незначительным, и вскоре развилки стали появляться буквально на каждом шагу: ведь человек действительно может сделать шаг и вправо и влево это ситуация с несколькими возможными исходами, — значит, возникает соответствующее число развилок.
В таком виде гипотеза параллельных миров фактически уже порывает с исходной идеей Уэллса.
Что же касается основного противоречия путешествий во времени, то ни вариант Фирна, ни вариант Лейнстера в действительности этого противоречия не решают, они лишь придают ему иную форму. Например, в варианте Фирна остается непонятным, что же происходит с героем, когда мир, откуда он прибыл, исчезает в результате его вмешательства в прошлое. А в варианте Лейнстера невозможно логически непротиворечиво указать дальнейшую судьбу героя после возникновения развилки.
Поэтому начинается следующий этап поисков. На этот раз он завершается созданием фантастической гипотезы «временной петли». Согласно этой гипотезе, вмешательство в прошлое возможно и в то же время оно не приводит ни к каким изменениям истории. Достигается это благодаря тому, что путешественник, оказывается, может совершить в прошлом лишь то, что уже предусмотрено. Следовательно, вмешательство героя в прошлое обеспечивает «нормальное развитие» событий, и в частности делает возможным прыжок из будущего, а прыжок из будущего делает возможным вмешательство в прошлое. Так замыкается круг причин и следствий.
Но и эта гипотеза не решает, а лишь маскирует противоречие. Ведь в ней причины и следствия меняются местами, события не имеют ни начала, ни конца — в результате само возникновение петли становится необъяснимым.
И наконец, мы подходим к самому последнему этапу, когда фантастика, признав невозможность решить парадоксы временнЫх путешествий, отказывается от поиска новых решений и обращается вместо этого к исходной идее. Но теперь основное внимание уделяется уже второму слагаемому путешествий во времени — самому времени, его возможным свойствам. Выдвигаются новые фантастические гипотезы — о существовании «промоин» и «трещин» во времени, о замедлении времени у светового барьера и обратном течении времени, о возможности сосуществования различных времен в одной и той же области пространства и так далее. Такова схема макроэволюции: от путешествий во времени — к проблеме вмешательства в прошлое, от него — к парадоксам, от парадоксов — к их решениям, к гипотезе развилки и ее ответвлению — параллельным мирам, от развилки — к временной петле и от нее — к свойствам времени.
Эти важнейшие варианты и отображены в данном сборнике, а последовательности их появления соответствует расположение рассказов в нем.
Рассказ американского археолога и фантаста П. Шуйлера-Миллера «Пески веков» иллюстрирует исходный вариант путешествия во времени. Герой рассказа, наш современник, попадает в далекое прошлое, в эпоху динозавров, где встречается с космическими пришельцами.
Рассказы американского фантаста-сатирика Э. Бучера «Клоподав» и А. Азимова «Баттен, Баттен!» изображают наиболее безобидные варианты вмешательства в прошлое или будущее. Поскольку о таком вмешательстве можно говорить лишь с улыбкой, то и рассказы эти одновременно иллюстрируют юмористические возможности, скрытые в этой гипотезе. Бучер остроумно рассказывает о неудачной попытке использовать информацию, полученную из будущего, Азимов же рисует, как была сделана подобная попытка по отношению к информации из прошлого. Разумеется, герои обоих рассказов неизбежно должны наткнуться на парадоксы — и оба автора находят изящные способы, как обойти эти парадоксы, вводя соответствующие «ограничительные правила».
Более серьезные попытки вмешательства в прошлое описывают болгарский фантаст В. Райков в рассказе «Возвращение профессора Корнелиуса» и румынский писатель В. Кернбах в рассказе «Бездельник путешествует во времени». Герои Райкова и Кернбаха преследуют при этом неблаговидные цели, и потому их попытки вызывают явное осуждение.
Возможные решения парадоксов, возникающих при вмешательстве в прошлое, иллюстрируют рассказы американских писателей У. Тенна «Бруклинский проект» и Ч. Оливера «Звезда над нами». В обоих из них разрабатывается вариант Фирна, в котором в результате вмешательства прежний мир заменяется новым. У. Тенн решает свою тему в свойственной ему остро сатирической манере. Он резко высмеивает американских милитаристов, одержимых ненавистью ко всему прогрессивному, к коммунизму, и не задумывающихся о судьбах мира. Он клеймит запуганных американских обывателей, которые постепенно теряют человеческий облик, но по-прежнему продолжают считать себя людьми. Чувство ответственности за судьбы человечества стремится пробудить в читателе и Чэд Оливер. Фантастическую ситуацию выбора между двумя путями истории он использует для осуждения колониальной политики, прикрывающейся лицемерными фразами о превосходстве одной культуры над другой.
С вариантом «развилки во времени» мы знакомимся в одноименном рассказе французского фантаста Ж. Клейна. Автор как бы переосмысливает обычную схему — его герои из будущего пытаются воздействовать на настоящее, тем самым создавая возможность «разветвления мира». Этот фантастический прием освещает рассказ о судьбе талантливого человека в условиях буржуазного общества трагическим светом.
Самопроизвольное возникновение развилки во времени мы наблюдаем в рассказе известного английского фантаста Д. Уиндэма «Другое «я»". Оно связано здесь с выбором человеком своего жизненного пути. Фантастический прием позволяет автору провести героя по двум различным линиям жизни — бескомпромиссной и соглашательской — и сравнить их итоги.
Испанский писатель Гарсия Мартинес в «Двойниках» принимает существование двух параллельных миров уже как аксиому и, опираясь на нее, рассказывает незатейливую, смешную историю о маленьком человеке, его нескладной жизни в нашем мире и эфемерном успехе в мире параллельном.