Пески Марса [сборник] - Страница 7

— А почему выбрали именно Mare Imbrium?

— Потому что оно плоское, его карта составлена очень подробно, и пейзаж там один из самых интересных на Луне. Кроме того, именно там всегда приземлялись космические корабли со времен Жюля Верна. Думаю, вы знаете, что это название переводится как Море Дождей.

— Когда-то я весьма неплохо знал латынь, — сухо отозвался Дирк.

Впервые за все время их общения Мэтьюз был так близок к улыбке.

— Не сомневаюсь. Но давайте-ка удалимся отсюда, пока нас не поймали. Насмотрелись?

— Да, спасибо. Конечно, впечатление ошеломляющее, но все же не намного страшнее, чем в кокпите трансконтинентального реактивного лайнера.

— Страшнее, если знаешь, что происходит за всеми этими панелями, — мрачновато отозвался Мэтьюз. — Арнольд Клинтон — это наш царь и бог по части электроники — однажды сказал мне, что только в компьютерных и контрольных схемах три тысячи проводков. А уж в коммуникационных схемах их наверняка несколько сот тысяч.

Дирк его едва слушал. Он впервые начал сознавать, как быстро бежит время. Две недели назад, когда он сюда прибыл, старт космического корабля казался событием, отнесенным в далекое, неопределенное будущее. Так думали во всем мире; а теперь оказалось, что все совсем не так. Дирк озадаченно посмотрел на Мэтьюза.

— Ваш отдел по связям с общественностью, — сказал он, — похоже, весьма умело всех обманул. Но в чем смысл?

— Политика чистой воды, — ответил Мэтьюз. — В прежние времена приходилось разглагольствовать напропалую и давать безумные обещания, чтобы привлечь к себе хоть какое-то внимание. А теперь мы предпочитаем говорить как можно меньше до тех пор, пока все не будет готово. Только так можно избежать фантастических слухов и последующего разочарования. Помните КХ-пятнадцать? Это был первый космический корабль с человеком на борту, который достиг высоты в полторы тысячи километров, — но еще за несколько месяцев до запуска этого корабля все считали, что мы отправим его на Луну. И конечно, когда корабль выполнил ту задачу, которая была перед ним поставлена, все были разочарованы. Так что теперь я иногда называю свое подразделение Отделом противодействия публичности. Наступит необычайное облегчение, когда все закончится и мы сможем выговориться.

На взгляд Дирка, это была очень эгоистичная политика. Ему казалось, что те пять человек, которых он только что видел, имели гораздо более веские причины желать, чтобы «все закончилось».

«До сих пор, — записал Дирк в своем дневнике в этот вечер, — я, образно говоря, только надкусывал Межпланетное общество с краешка. Мэтьюз держал меня силой своего притяжения, и я кружил около него, будто малая планета. Я должен достичь параболической скорости и сорваться с орбиты (я потихоньку начинаю усваивать профессиональную терминологию, как мне и обещал Мэтьюз).

Теперь мне хочется познакомиться с учеными и инженерами, которые являются главной движущей силой организации. Что ими руководит? Представляют ли они собой скопище Франкенштейнов, озабоченных лишь технической стороной проекта и не желающих думать о последствиях? Или они видят — быть может, гораздо более ясно, чем Мак-Эндрюс и Мэтьюз, — к чему все это может привести? М. и М. порой напоминают мне парочку агентов по торговле недвижимостью, пытающихся продать Луну. Они делают свою работу, они выполняют ее хорошо — но кто-то должен был их изначально вдохновить. И в любом случае они находятся несколько ниже верхней ступеньки иерархической лестницы.

Генеральный директор показался мне очень интересным человеком, хотя я видел его всего несколько минут в первый день, — но не его же мне допрашивать с пристрастием! Возможно, неплохо было бы побеседовать с его заместителем, поскольку мы оба калифорнийцы, но он в отъезде, в Штатах.

Завтра у меня начинается курс "астронавтики без слез", обещанный Мэтьюзом. Скорее всего, речь идет о фильме-инструктаже из шести катушек, и мне его не показали раньше только потому, что никто из этих записных гениев не мог починить тридцатипятимиллиметровый кинопроектор. Альфред клянется, что, как только я просмотрю этот материал, я смогу быть на короткой ноге с астрономами.

Будучи историком, я, по идее, должен ко всему относиться без предубеждений и наблюдать за деятельностью Межпланетного общества бесстрастным взором. Но так не получается. Меня все больше и больше волнуют конечные результаты этой работы и совершенно не удовлетворяют уклончивые объяснения Альфреда и Мака. Наверное, именно поэтому мне так не терпится встретиться с ведущими учеными и выслушать их мнение. Быть может, тогда я смогу обзавестись собственным суждением — если мне вообще положено о чем-то судить».

« Позже.Безусловно, это мне положено. Вспомнить хотя бы Гиббона [13]или Тойнби [14]. Если историк не делает выводов (верных или неверных), он просто чиновник».

« Еще позже.Как я мог забыть? Сегодня я проехался до Оксфорд-серкус в новом автобусе с турбинным двигателем. Он едет очень тихо, но если прислушаться, то услышишь, как мотор негромко напевает очень высоким сопрано. Лондонцы чрезвычайно гордятся этими автобусами, поскольку нигде в мире пока нет ничего подобного. Я не понимаю, почему над такой простой вещью, как автобус, потребовалось трудиться так же долго, как над космическим кораблем, но мне сказали, что это было неизбежно. Наверное, это как- то связано с инженерной экономикой.

Я решил пройтись пешком до своей квартиры и, выйдя на Бонд-стрит, увидел золоченый фургон, запряженный лошадьми, который словно сошел со страниц "Пиквикского клуба". Видимо, этим фургоном доставляли товары какому-нибудь торговцу. На боку затейливыми буквами было написано: "Осн. 1768".

Подобные противоречия делают Великобританию загадочной страной для иностранцев. Конечно, Мак-Эндрюс сказал бы, что безумцы не британцы, а англичане, — но я не чувствую особой разницы».

— Вы уж простите, что я вас покидаю, — извинился Мэтьюз — Фильм замечательный, но у меня просто нет сил смотреть его еще раз. Если не ошибаюсь, я выдержал уже пятьдесят просмотров, не меньше.

— Идите, все в порядке! — рассмеялся Дирк. — Я впервые буду смотреть кино в гордом одиночестве — это что-то новенькое.

— Вот-вот. А к концу я вернусь. Если захотите, чтобы какие-то ролики вам показали еще раз, просто скажите киномеханику.

Дирк откинулся на спинку кресла и обнаружил, что оно не слишком удобное для того, чтобы расслабиться по полной программе. Что ж, того, кто создал это кресло, не стоило судить слишком строго — ведь этот кинозал был исключительно функциональным.

На экране появилось название фильма, снабженное коротким сопроводительным текстом:

Экран потемнел. Затем посередине появилась узкая полоска звездного света. Она начала постепенно расширяться, и Дирк понял, что он находится под открывающимся куполом какой-то крупной обсерватории. Звездное поле продолжало расширяться, Дирк словно бы приближался к нему.

«На протяжении двух тысячелетий, — зазвучал негромкий голос, — люди мечтали о путешествиях к иным мирам. Историям о межпланетных полетах нет числа, но только в нашем веке была создана техника, которая помогла этим мечтам сбыться».

На фоне звездного поля возник темный силуэт — тонкий, заостренный, словно бы стремящийся ввысь. Фон стал светлее, звезды исчезли. Осталась величественная ракета, стоявшая посреди пустыни. Ее серебристая обшивка сверкала под лучами солнца.

Вспыхнуло пламя такой силы, что казалось, будто песок плавится. Затем гигантская ракета начала медленно подниматься, словно ее тянули на невидимом тросе. Камера скользнула вверх: ракета уменьшилась в размерах и устремилась в небо. Не прошло и минуты, как от нее остался только шлейф выхлопных газов.