Переселенцы Трансвааля - Страница 5

А между тем идти вперед заставляла крайняя необходимость, иначе пришлось бы погибнуть от зноя и жажды среди пустыни. И волей-неволей шли, напрягая последние силы.

Наконец путешественники увидали на горизонте темное пятно, все увеличивавшееся по мере того, как к нему приближались.

— Вот и влей! — воскликнул проводник Смуц. «Влей» значило озеро, так нетерпеливо ожидаемое, оазис в этой песчаной пустыне.

При одном этом слове весь караван оживился. Пешеходы прибавили шагу, животные, инстинктивно почуявшие близость отдыха, тоже пошли быстрее и не нуждались более в понуканиях. Последние мили живо были пройдены.

Но — увы! — надежда и на этот раз обманула боеров: это озеро, так же как и предыдущее, оказалось высохшим, более того, на дне его не осталось ни капли влаги, вместо светлых струй и волн было лишь скопище миловидных голышей, покрытых слоем белой пыли, резавшей глаза своим блеском в лучах заходящего солнца.

Карл де Моор и Смуц уверяли, что возле озера будет и тень, но это тоже оказалось мечтою. Деревья, окружавшие впадину, где когда-то существовало озеро, были из тех, что дают тени не больше, чем проволочная решетка. Это были так называемые мопаны, из семейства бангиний. Подобно австралийскому эвкалипту, листья их поднимаются вверх. Солнечные лучи скользят по этим листьям, так что самое густое дерево подобной породы не дает никакой тени.

Трудно описать горькое разочарование несчастных переселенцев! Они молча перекидывались скорбными взглядами. Кричали лишь дети, усугубляя страдания взрослых, да ревели животные.

Смуц и Карл де Моор старались утешить окончательно выбившихся из сил путешественников уверениями, что немного дальше есть другое озеро, несравненно более глубокое и потому едва ли успевшее совершенно высохнуть. Но их почти не слушали. На всех лицах выражались только полная безнадежность и глубокое отчаяние. Было очевидно, что большая часть страдальцев предпочла бы лучше отдохнуть хоть под мопанами, нежели продолжать утомительный путь.

— Оставаясь здесь, мы ничего не выиграем, — говорил бааз. — Двинемся вперед. Еще несколько шагов — и мы будем у цели. Озеро само не может прийти к нам, и потому мы должны идти к нему.

Карл де Моор хотел тоже сказать что-то, но тут вдруг случилось нечто неожиданное, поразившее и его самого.

Несколько в стороне от высохшего озера деревья составляли довольно густую чащу. Из этой чащи вдруг раздались звуки, от которых одинаково задрожали и люди и животные. Звуки эти, как громовые раскаты, пронеслись по окрестностям и невольно заставили оледенеть сердца даже у людей, уже привыкших к ним. Словом, раздалось страшное львиное рычание, которое сразу узнается даже слышащими его первый раз в жизни.

Рычало по крайней мере двадцать львов, составляя дикий, нестройный концерт. Казалось, каждый из них старался перещеголять собрата силой и выразительностью своего голоса.

Несмотря на испытанное уже во многих опасных происшествиях мужество, боеры чуть было не упали духом при мысли о близких, хотя и сидевших в крепких повозках, но слишком, конечно, мало защищенных от страшных врагов, если тем вздумается штурмовать передвижные дома, заграждавшие им путь.

Все верховые, включая и молодых людей, мгновенно спешились и, осмотрев свои ружья, выстроились в одну линию возле повозок.

Весь караван пришел в страшное смятение. Испуганные животные все до одного разбежались бы куда глаза глядят, если бы не были крепко привязаны. С взъерошенной шерстью, с дрожащими ноздрями, с тревожно бегающими глазами и навостренными ушами они тщетно пытались освободиться, между тем как их проводники прятались под повозки. Ни у кафров, ни у готтентотов не было никакого оружия. В обыкновенное время они не имели в нем нужды, чтобы охранять вверенные им стада, а в пути Ян ван Дорн тоже не нашел нужным снабдить их оружием. Он опасался, как бы эти люди не вздумали взбунтоваться дорогою, если представятся слишком уж суровые испытания.

Грозные враги не замедлили приблизиться и начали понемногу выступать из-за деревьев. Они шли к каравану не прямо, а зигзагами. Судя по страшному реву, от которого буквально мороз продирал по коже и все живое пряталось, куда можно, страшные звери были очень голодны, а потому и находились, конечно, в самом свирепом настроении. Если бы им вздумалось сразу начать дружную атаку, то, без сомнения, погибли бы все боеры или во всяком случае лишились бы половины своего скота.

Но, к счастью для переселенцев, лев, следуя своему кошачьему инстинкту, никогда не бросается зря, не изучив предварительно своего противника.

Вид повозок, представлявших для этих диких царей пустыни совершенную новинку, очевидно, смутил их. Они все легли на землю, с целью хорошенько рассмотреть эти диковинные штуки и сообразить, что бы это могло быть.

Ободренные тем, что ни повозки, ни окружавшие их люди не двигались, львы стали приближаться ползком.

Боеры только этого и ждали. Подпустив к себе зверей на расстояние выстрела, они сделали по ним дружный залп. Грохот выстрелов заставил умолкнуть рев этих величественных «кошек». Несколько львов было убито на месте.

Не давая времени зверям опомниться, боеры сделали новый залп. Когда рассеялся дым от выстрелов, стало видно, как около десятка раненых львов тащились назад, под защиту деревьев, оставляя за собою широкие кровавые следы; остальные валялись на песке в предсмертных судорогах.

Боеры и их слуги вздохнули с облегчением и огласили воздух радостными криками.

Победа была полная. Боеры не понесли ни малейшего урона. Бааз не ожидал, что стычка с таким опасным неприятелем обойдется благополучно, и едва верил глазам.

— Ну, дешево отделались, слава Богу! — воскликнул он. — Теперь опасность миновала. Остается лишь снять шкуры с наших мертвых противников. Они останутся у нас на память, в виде трофеев… Принимайтесь-ка за дело, юнцы, — добавил он, обращаясь к своим сыновьям и их товарищам. — Кстати, я должен сказать, что вы держали себя отлично — настоящими молодцами. Таким хладнокровием и такою выдержкою отличаются только вполне опытные охотники. Даже и ты, Пит, превзошел самого себя на этот раз.

Пит смутился и покраснел от похвалы отца еще более, нежели раньше от его выговора. Удостоверившись одним взглядом, что на повозке Ринвальда слышали лестный для него отзыв бааза, он последовал за своими товарищами, которые уже бросились сдирать шкуры с убитых зверей.

Обменявшись с членами семей выражениями радости по поводу блестящей победы и поговорив с ними о всех подробностях неожиданной встречи, боеры принялись обсуждать это событие между собою.

— Я сосчитал число убитых зверей. Оказывается, мы убили одиннадцать штук, — сказал Ганс Блом.

— Я никак не пойму, что значило это скопище львов, — заметил Ринвальд. — Обыкновенно эти гордые животные живут в одиночку. Они никогда не сходятся в большие стаи. У них и характер не самый подходящий для общежития.

— Засуха, вероятно, согнала их вместе, — проговорил бааз. — Должно быть, этот влей служил раньше водопоем для всех окрестных жителей пустыни.

— Очень может быть, — заметил Карл де Моор, несколько минут бродивший под деревьями. — Я вижу здесь много остовов буйволов и антилоп, обчищенных до последней возможности. Очевидно, жвачные все погибли от засухи. Остались лишь плотоядные. Если б мы не прикончили несколькими меткими выстрелами этих проголодавшихся царей пустыни, то им пришлось бы, в конце концов, съесть друг друга.

Судя по худобе трупов, львы, действительно, должны были быть очень голодны. Продолжительность их голодовки доказывалась тем, что они решились сойтись вместе целой стаей.

Одна минута колебания боеров, малейшая их оплошность, немного больше смелости со стороны львов — и от всего каравана не осталось бы почти ничего: одни животные были бы съедены голодными зверями, другие — разбежались бы в разные стороны и погибли бы в пустыне.