Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - Страница 9
Купец распахнул дверь шире, и Андрей вошёл. Повернуться и уйти, когда перед тобой дверь гостеприимно распахнули, совсем уж неприлично.
Купец проводил его в знакомую гостиную.
– Садись, рассказывай. Василиса, к нам гость пришёл! Знаешь, как говорят татары? Гость с утра в дом – счастье в дом.
Вдруг Андрей вспомнил, что суд был – сам же Нифонта приглашал. Он кашлянул, скрывая смущение.
– Я ведь заглянуть хотел, чтобы узнать – как там суд? Чем закончился?
– А что суд? Федьку к каторжным работам приговорили, а Шкета – к штрафу и битью батогами.
– Это хорошо.
– Конечно, зло должно быть наказано. Василиса! Ты чего так долго? – И потише: – Прихорашивается небось.
Василиса и в самом деле принарядилась, вышла вместе со служанкой, живо накрыла стол.
Чай пили не спеша, с пряниками тульскими, мёдом башкирским, бубликами. Выпив один самовар, передохнули и принялись за второй. Купец оказался прямо водохлёб, в Андрея уже просто не лезло.
Андрей поделился радостью, что его перевели в розыскную экспедицию.
– А чин-то есть у тебя, парень? – не утерпел с вопросом купец.
– Есть. Коллежский регистратор, – солидно сказал Андрей.
– А чьих будешь?
– Из боярских детей.
– Дворянин, стало быть. По-старому – из бояр.
– Выходит так.
Нифонт как-то по-особенному посмотрел на дочь.
Пора и честь знать, тем более что чай уже просился наружу. Андрей откланялся. Проводить гостя до двери пошёл сам купец, тем самым оказывая уважение. У двери остановился.
– Нравится моя дочка-то?
– Нравится, – сознался Андрей.
– Так ты захаживай запросто. Василиса меня ведь несколько раз спрашивала – чего да чего Андрей не заходит? А я что? Служба, говорю, у него такая.
– Зайду непременно – вот в следующее воскресенье и зайду, – пообещал Андрей.
Вот только в следующее воскресенье исполнить обещанное не получилось, потому как в понедельник утром в экспедицию заявился посыльный.
– Лязгину и Путилову велено срочно явиться к его превосходительству генералу Чичерину.
– Что случилось?
– Я человек маленький, послан с сообщением, не могу знать.
Лязгин и Путилов уселись в служебную пролётку, прихватив с собой посыльного.
Домчались быстро. Тут и пешком-то было идти десять минут, однако из юстиц-коллегии их могли отправить на другой конец города, что уже случалось, и потому сразу поехали на пролётке.
Приехав, они поднялись на второй этаж – в приёмную генерал-полицмейстера. Адъютант, увидев уже известного ему Лязгина, сразу пропустил их в кабинет Чичерина. Сидевшие в приёмной купцы, офицеры с полковничьими погонами, другие важные господа взроптали.
Чичерин хмуро поприветствовал розыскников.
– Садитесь. Времени мало, потому говорить буду кратко. У князя Куракина из древнего и уважаемого всеми рода Гедиминовичей кража. Убийства, слава богу, нет. Он сам ко мне приезжал поутру. Зол очень – ну это понятно. Требует найти украденное и виновника. И обязательно чтобы за дело взялся Путилов. Прославился ты, Андрей. Поопытнее тебя люди есть – вон, хоть твой начальник, а поди ж ты – подавай Путилова, и всё! В России сорок семь княжеских фамилий, триста десять графов, да ещё и бароны. Ежели каждый себе Путилова требовать станет, то это что же получится?
Чувствовалось, что Чичерин раздражён.
– Расследовать оба будете – всё-таки князь. Знаете, где он живёт?
Розыскники переглянулись.
– Никак нет, ваше превосходительство.
– В Апраксином переулке, недалеко от церкви Вознесения Господня. Всё, ступайте. О результатах расследования доносить лично!
– Слушаемся, ваше превосходительство!
Они вышли на улицу. Лязгин вытер пот.
– Не люблю я по начальству ходить. И вроде невиновен ни в чём, а ощущение, как будто бы розгами высечь хотят. Ты внимательно слушал?
– Конечно.
– Чего-то я не услышал, чего украли?
– Не сказал генерал.
– Ладно, на месте узнаем. Едем!
До церкви Вознесения Господня добрались быстро. Вот и Апраксин переулок. Поспрашивав у прохожих, они нашли дом князя. С улицы его почти не было видно – прятался за деревьями.
Привратник долго выспрашивал о цели визита, кто такие?
– Князь Куракин сам звал к себе – злодейство у него, а ты нас в воротах держишь. Мы можем и уехать, объясняйся с хозяином сам! – вскипел Лязгин.
Привратник струхнул, отворил кованую калитку. А со стороны дома уже спускался, судя по одежде, дворецкий.
Лязгин доложил о прибытии, представился. Как только он назвал фамилию «Путилов», дворецкий переменился в лице и ухватил Андрея за рукав:
– Пойдёмте, давно ждём.
Дворецкий провёл их в дом; по широкой мраморной лестнице сопроводил на второй этаж и провёл в зал. Остановился перед пустой стеной.
– Вот.
Розыскники переглянулись. Стена голая – чего там смотреть? Лязгин обратился к дворецкому:
– Мил-человек, ты зачем нас сюда привёл? Окромя пустой стены мы ничего не видим.
– Так и я тоже, а ещё вчера здесь картина висела.
– Тьфу ты, так бы сразу и говорил.
Лязгин вздохнул облегчённо. Совсем князья сдурели – из-за картинок вызывают, отвлекая от важных дел.
– Картина-то дорогая. Князь её из-за моря привёз, огроменных деньжищ она стоит! Говорит, тысячу рублей золотом отдал.
Розыскники снова переглянулись. Тысяча рублей золотом – сумма огромная. За такие деньги улицу с домами в городе купить можно.
После Петра Великого, часто бывавшего в иноземных странах, на Руси многое переменилось. Мужи лица брить стали, парики носить и платья немецкого да голландского покроя. И мода у богатых появилась – картины известных живописцев заморских в домах иметь. Однако ни Андрей, ни Иван и предположить не могли, что картины стоят так дорого.
– Что на картине было?
– Тьфу, срамота одна. И чего только князь в ней нашёл? Бабы голые там, да не одни – с чертями рогатыми. Порядочному человеку смотреть срамно.
– Ежели срамота такая, чего же князь тысячу рублей золотом не пожалел?
Дворецкий пожал плечами и развёл руками.
– Как она называлась?
Дворецкий полез в карман, достал смятую бумажку и протянул Лязгину.
– Вот.
– Ну и читал бы сам свои каракули.
– Неграмотный я, – вздохнул дворецкий.
Лязгин стал читать вслух:
– Рубенс Питер Пауль.
В комнате на короткое время воцарилась недоумённая тишина. Потом Лязгин продолжил:
– Питер – это понятно. Сам Пётр Великий называл себя Питером. А Рубенс – это что?
– Ей-богу, не знаю, – ответил дворецкий.
Андрей тоже не знал.
Лязгин продолжил:
– Вакханалии. Ага, это понятно – блуд. Можно сказать и проще – пьянка с бабами и разврат.
– Во-во, именно, – поддакнул дворецкий.
– И кому такая срамота нужна? – скептически спросил Иван Трофимович.
– Князь после приезда сию картину гостям показывал часто, хвастал. Охочие тут же нашлись – небось на цену кинулись.
– Может быть. А какого размера картина была? – поинтересовался Андрей.
Дворецкий развёл руки:
– Во! – и в высоту: – Такая! И в раме – красивой, резной, позолоченной. – Помолчал немного и добавил: – Тяжёлая. Пока вешали на гвоздь, намучались.
– Тебя как звать-то?
– Пафнутием.
– Тогда объясни мне, Пафнутий, как картину такого большого размера, тяжеленную к тому же, могли из дома вынести, да ещё незаметно?
Дворецкий побагровел. Он отвечал за порядок в доме и целость вещей, за работу прислуги.
– Не могу сказать, для самого загадка.
– Когда картина пропала?
– Вечером была на месте – сам видел. А утром… – он горестно развёл руками.
– Гости вчера были?
– Нет, только челядь – князь с княжной на бал ездили.
– Пафнутий, ты покуда побудь в коридоре.
Дворецкий вышел.
– Ну, Андрей, чего думаешь?
– Даже не знаю, что и сказать.
– И я тако же. Конечно, среди дворянства могут оказаться любители картин, но сильно сомневаюсь, что кто-то из них на кражу ночью пойдёт.