Охотничий праздник - Страница 5

А что будет дальше? Придется голодать! Ну, нет, на это я не соглашался! Во время моих ночных битв с аллигаторами один из них был смертельно ранен, и труп этого безобразного пресмыкающегося лежал на берегу. В крайнем случае можно будет питаться и этим мясом. Несмотря на сильный голод, я в продолжение двух дней не мог преодолеть того отвращения, которое во мне возбуждало мясо аллигатора с сильным мускусным запахом. Но голод не тетка - пришлось достать нож и отрезать себе кусок мяса из хвоста аллигатора. Это уже был второй убитый мною экземпляр, а к первому противно было и подойти, так как он начал быстро разлагаться под жгучими солнечными лучами. Вскоре зловоние стало невыносимым, и к тому же не было ни малейшего ветерка, который бы уносил в сторону удушливый воздух. Не было больше возможности оставаться на острове, и я, применив свое ружье как рычаг, сбросил полусгнивший труп в озеро, в надежде, что он будет подхвачен и унесен течением. Надежда моя оправдалась, и я вздохнул свободнее; но при этом в голове моей зародился вопрос: почему труп аллигатора плавал на поверхности воды, а не шел ко дну? Потом я сообразил, что его вздуло от образовавшихся внутри его газов. Тогда мне пришла в голову одна из тех счастливых мыслей, которые появляются в экстремальных ситуациях.

А что, если бы я попробовал надуть внутренности аллигатора и превратить их в своего рода плавательные пузыри? Ведь благодаря этому я смогу покинуть ненавистный остров... Не теряя ни минуты, я принялся за дело с отчаянной энергией. Прицелившись в глаз одному из плававших поблизости крокодилов, я убил его, вытащил на берег и вскрыл ему живот своим охотничьим ножом. При помощи пера, взятого из крыла ибиса, я начал надувать внутренности, вынутые из живота аллигатора, и вскоре вокруг меня лежала масса предметов, похожих на длинные колбасы. Связав их вместе, я прикрепил их к своему телу и бросился в воду, которая понесла меня вниз по течению. Мой импровизированный плот был так устроен, что я преудобно сидел на воде, держа обеими руками свое ружье, которым я намеревался действовать как дубиной в случае, если бы аллигаторы вздумали напасть на меня. Но, к счастью, дело было в полдень, и эти противные создания дремали в полурасслабленном состоянии.

После получасового плавания, к счастью, я увидел свою лодку, которая застряла в иле, а потому течение и не смогло унести ее очень далеко. Я, конечно, перебрался в свою лодку и благополучно возвратился в селение, а дня через два раздобыл обещанную мною птицу".

Было уже достаточно поздно, когда Безансон закончил рассказывать о своих приключениях. Поскольку среди нас находились бывалые люди, которые могли поведать много интересного, то мы условились, что каждый, кому случилось быть героем или участником какого-нибудь охотничьего приключения, должен рассказать об этом, чтобы скоротать длинные вечера, которые нам еще предстояло провести у костра до прибытия в нужное место. При этом было поставлено условием, чтобы эти рассказы были связаны с птицами и четвероногими, их привычками, способами охоты на них, применяемых туземцами. Такое предложение внес почтенный ученый Адюбсон, который и сам обладал удивительным талантом рассказчика, так что даже необразованные трапперы относились всегда к его словам с большим вниманием.

Поскольку на следующий день мы собрались выступить очень рано, то все отправились спать.

Глава IV

ПЕРЕЛЕТНЫЕ ГОЛУБИ

Позавтракав и закурив, мы тронулись в путь. Часа через два после того, как взошло солнце, жара стала несносной. Приходилось ехать среди дубов-карликов, которые не только не давали никакой тени, но еще и закрывали нас от ветра, который хоть сколько-нибудь мог освежить нас. Нам пришлось переезжать вброд небольшую речушку, и в этом месте капризная лошадь доктора начала вдруг яростно лягаться, так что бедному доктору грозила опасность вылететь из седла; однако ударами хлыста удалось ее усмирить. Бедное животное, как оказалось, было ослеплено лошадиными мухами, которых на берегах рек, впадающих в Миссисипи, очень много. Лошади боятся этих мух больше, чем хищных зверей. Через пару часов мы спустились в долину довольно широкой реки, с обеих сторон которой густо росли буковые деревья. Их гладкие прямые стволы поднимались к небу наподобие колонн. Мы очень обрадовались, узнав от проводников, что нам предстояло ехать в прохладной тени этих деревьев еще на протяжении нескольких миль.

Бук принадлежит к самым красивым деревьям, растущим в Америке. Поселенцы, имеющие обыкновение не щадить леса, оставляют в покое буковые деревья. Это объясняется тем, что в местах, где растет это дерево, всегда почва неплодородная. К тому же бук горит гораздо хуже дуба, клена или тополя, так что очистить площадь от буковых деревьев дело нелегкое и в физическом и в материальном отношении.

Мы молча продолжали наш путь, как вдруг внимание наше было привлечено необычайным шумом. Казалось, что хлопали тысячи рук, потом послышались свистящие звуки, точно неожиданный порыв сильного ветра пролетел по деревьям. Мы увидели, в чем дело, и вслед за единодушным криком: "Голуби, голуби!" раздались выстрелы, после которых упало на землю десятка два птиц. Оказалось, что случайно мы наткнулись на то место, где отдыхали перелетные голуби. Вскоре мы очутились в самой середине стаи, и каждый из нас мог настрелять голубей столько, сколько ему хотелось. Но в лесу не так-то легко было собрать убитых птиц, мы разбрелись в разные стороны, и только часа через два снова собрались у фургона, в который сложили всю свою добычу. В ожидании прекрасного ужина мы тронулись в путь, не обращая больше внимания на голубей, стаи которых продолжали летать над нашими головами взад и вперед.

Обычно Ланти готовил нам на ужин жаркое, но в этот раз он решил угостить нас вкусным паштетом из голубиного мяса и свиного сала, положенного туда для вкуса. Нечего и говорить, что мы быстро разделались с паштетом, оставив тарелки пустыми. В этот вечер мы разговаривали в основном о диких американских голубях, и Адюбсон сообщил нам о них следующее:

"Перелетный голубь размерами своими несколько уступает домашнему и при полете напоминает маленького сокола, если не принимать во внимание его раздвоенный хвост, напоминающий хвост ласточки. У самцов перья на шее отливают зеленым, золотистым и пурпуровым блеском, но эта блестящая окраска сразу же пропадает, если голубь убит или попадает в неволю. Самка меньше самца и не так красива, как он. Но удивительнее всего многочисленность перелетных голубей: попадались стаи, в которых насчитывали более миллиона птиц! Это число не должно казаться баснословным; напротив, оно ниже, чем должно быть.

Но откуда же берутся эти огромные стаи? Дикие голуби водятся во всех местностях Америки и высиживают там своих детенышей по нескольку раз в год. Иногда на одном дереве можно видеть сотни гнезд. Часто голуби просиживают целый год на одном и том же месте, покидая его только для поисков пищи, даже если для этого приходится лететь за сотни миль. Но что значит это расстояние для голубя, свободно перелетающего через Атлантический океан и заглядывающего иногда в Англию!

Понятно, что хищные птицы охотно посещают места, в которых живут дикие голуби и высиживают своих детенышей. Коршуны, стервятники, ястребы, соколы и даже большие белоголовые орлы охотятся на голубей и опустошают их гнезда. В некоторых местностях фермеры ружьями и длинными палками убивают голубей тысячами и нагружают своей добычей целые фургоны. Ночью на голубей охотятся при свете факелов или же расставляют в разных местах горшки с горячей серой. Эти ночные охоты отличаются большим оживлением и шумом: хлопанье миллионов крыльев, похожее на громовые раскаты, выстрелы, хриплый крик мужчин, веселый писк женщин и детей, лай собак, ржанье лошадей, треск горящих факелов и стук топоров - сливаются в один общий гул. Когда людям надоедает подобная охота и они удаляются на покой, то место их занимают волки, лисицы, еноты, кугуары и большие черные медведи. Можно подумать, что перелетные голуби, имея столько врагов, должны были бы окончательно исчезнуть с лица земли, но плодовитость этих птиц так велика, что и без этих врагов они все равно погибали бы тысячами от недостатка пищи. Для прокормления тех громадных голубиных стай, о которых упоминалось выше, требуется зерна не менее восемнадцати миллионов четвертей.