НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 1 - Страница 70

Впрочем, один из героев повести Геннадия Гора «Кумби», живущий в довольно отдаленном будущем, расстается с любимой женщиной лишь потому, что она, эндокринолог по специальности, пользуется различными стимуляторами, воздействующими на психику: герой перестает понимать, где же она — настоящая, что в ее чувстве искренне и что вызвано стимуляторами. Но если герой Гора и человек будущего, то психика у него явно архаична по строю. Надо полагать, люди будущего просто не станут задумываться над такими вопросами (если, конечно, применение биогенных стимуляторов войдет в повседневную практику), как мы не задумываемся, например, над тем, остался ли «настоящим», «прежним» человек, которому сделали переливание крови или подсадку тканей.

С другой стороны, это естественное и неудержимое развитие науки и техники, которое будет оказывать все большее и большее влияние на жизнь человека, может привести к самым неожиданным и грозным последствиям, если его не контролировать, не продумывать тщательно и всесторонне значение того или иного шага на этом сложном пути. И об этих реальных опасностях нельзя не думать, рисуя себе картину будущего.

Отсюда, из этих глубоких раздумий Лема о путях социального и технического прогресса, возник великолепный и по замыслу, и по художественному выполнению роман о будущем «Возвращение со звезд». Лем предостерегает человечество против необдуманных шагов, против соблазна сытости, спокойствия, мещанского благополучия.

Действие романа происходит всего через полтора века после нашего времени, но в жизни человечества совершились громадные перемены, имеющие принципиальное значение. Искусственным образом лишив человека способности убивать, уничтожили в зародыше самую возможность всякой войны, даже простой уличной драки: человек попросту не выносит мысли об убийстве и неспособен поднять руку на другого. Безопасной стала и всякого рода техника — она надежно страхует человека от травмы, от катастрофы. Вообще жизнь устроена очень уютно и удобно: быт превосходно организован, трудиться приятно и легко, развлечений масса, еда, одежда и жилье даются всем бесплатно, люди совсем не болеют и живут очень долго. И все же человечество зашло в тупик, и признаки физического и нравственного вырождения обозначились уже достаточно ясно. Те, кто желал человечеству добра, не до конца осознали результаты своих действий и причинили страшный, может быть, непоправимый вред. Человек механически избавлен от всякой опасности; он не победил, не преодолел эту опасность, не закалился и не воспитался в борьбе, не стал лучше: нет, ему просто сделали прививку. Но прививкой не создашь тех черт психики, которые должны естественно воспитаться в борьбе за царство Свободы.

Искусственное и одностороннее вмешательство в психику человека привело к непредвиденным (но логически понятным) последствиям: люди потеряли вместе со страхом и мужество, вместе со способностью убивать утратили и способность защищать других, рисковать своей жизнью во имя идеалов, во имя любви или дружбы. Исчезло стремление к подвигам, исчез героизм, погас священный огонь человеческого духа, затормозился прогресс; жизнь стала тепленькой, мещански-уютной и мещански-равнодушной, в ней нет места героическим порывам и сильным страстям…

Этот мир, мастерски нарисованный Лемом, куда мягче, уютней, привлекательней, чем тот, что рисуют американские фантасты — Рей Бредбери, Роберт Шекли и другие, о которых шла речь выше. Никакой жестокости, никакой принудительной нивелировки тут нет и в помине. Все так весело, спокойно, ласково. Принудительное лечение? Наркотики? Зачем? Ведь всем живется так хорошо, все довольны. И все-таки — мы отчетливо видим это — перед нами мир, отравленный незримым ядом, медленно и безболезненно умирающий.

Это — не мрачное пророчество пессимиста. Это — честное, взволнованное предупреждение писателя, глубоко верящего в человечество. Это — дорожный знак: «Осторожно! Здесь — крутой поворот!» Мужество состоит не в том, чтобы закрывать глаза на опасность, а в том, чтобы видеть ее и бороться против нее.

Создавать розовые, паточные мещанские идиллии под видом картин будущего — это не значит проявлять подлинный оптимизм; это значит не понимать ни будущего, ни настоящего.

Вот, кстати, пример неудачной утопии, написанной с самыми лучшими намерениями: роман чешского писателя Яна Вайсса «В стране наших внуков».

Автор открыто показывает методику своей работы: черты будущего нужно искать в настоящем; меньше техники, больше психологии; люди будущего — не ангелы, у них тоже есть недостатки. В общих чертах все это правильно, хоть и не очень-то глубоко, но конкретизуются эти идеи в романе уж совсем беспомощно и наивно. Будущее в изображении Яна Вайсса выглядит уютной мещанской идиллией, в которую вкраплены с нравоучительной целью образы людей, имеющих те или иные недостатки; они от этих недостатков очень быстро избавляются при энергичной помощи коллектива.

Вот, например, поэт Франя — он не хотел трудиться, хотел только писать стихи. Его друг Станислав объясняет ему, что, мол, «писать стихи — это развлечение», а работать надо; «стихи — это мечты, грезы об облаках», а без работы — как же? Вот он, Станислав, кроме стихов, еще и обувь делает. Особую, индивидуальную. Полных четыре часа работает, представь себе! Но Франя не хочет шить индивидуальные ботинки, а стихи у него тем временем получаются все хуже. И наконец за него берется Кирилл — специалист по лечению характеров. Он излечивает Франю от лени, да так радикально, что его теперь, как говорится, за уши не оттащишь от работы: он вовсю драит тряпкой потускневшие от времени золотые статуи. «Разве тряпка не может быть орудием производства, если взять ее всеми пятью пальцами и с ее помощью вернуть вещи первоначальный, незапятнанный вид?» — рассуждает автор.

Тут все поразительно: и представление о поэзии, как о развлечении, и эти гигантские золотые статуи, торчащие повсюду, и тряпка как орудие производства в будущем светлом мире (уж действительно — минимум техники!), и метод перевоспитания при помощи все той же неистребимой тряпки, и стиль повествования («Город дворцов, башен и куполов в нежной дымке реки, похожий на головокружительную мечту», «Костел… темнел здесь, как неповрежденный гигантский кристалл, очищенный от наносов готических веков», и тому подобное). Но так же примерно выглядят и другие новеллы, составляющие эту утопию, В одной из них речь идет о юноше, который влюбился в девушку и из-за этого отказался лететь в космос (его перевоспитали и он полетел); в другой рассказывается о том, как у одного американца проснулись в душе пережитки прошлого, и он возненавидел негра за то, что негр отбил у него девушку (он сам устыдился и перевоспитался, а к тому же оказалось, что негр не отбивал, у него есть своя девушка); в третьей — какой-то неизвестный нахал ночью поцеловал девушку, когда та мирно спала на палубе воздушного корабля и грезила о своем любимом (нахал устыдился и исчез, из скромности так и оставшись неизвестным, а Аничка восприняла этот поцелуй, «продолжавшийся лишь одно мгновение» как подлинную катастрофу: «Аничка вспомнила Павла и с ужасом поняла, что все кончено»; она даже пыталась покончить самоубийством, бросившись с палубы корабля; ее конечно, спасли). А еще в одной новелле автор живописует Аллею колясок — «аллею статуй и скульптурных групп, изображающих эпизоды из жизни ползунков». Среди сюжетов тут и «обряд кормления», и «сидение на круглом троне горшочка». В общем, очень увлекательная аллея — под стать гуляющим по ней матерям, «готовым вот-вот вознестись от гордости»…

Вся эта идиллическая утопия с мещанской подкладкой не вызывает ни малейшего желания попасть в такое будущее — бог с ним, с этим паточным уютом и со статуями ползунков, сидящих на горшках. В своем роде это не менее пессимистично, чем самые мрачные пророчества об ужасах «водородного ада или автоматического рая», ибо тут на будущее накладывается гипертрофированная и абсолютизированная проекция бытия сегодняшнего мещанства.