Невыживший - Страница 3

Указательный палец Насти потянулся к кнопке звонка. Когда-то она была бежевой, со временем приобретя мутно-серый оттенок из-за налипшей грязи. Неожиданно Настя вспомнила, как они с Катей наперегонки спешили сюда, в гости к бабушке – папиной маме. Как Катя, пыхтя и охая, поднимала ее, чтобы Настя дотянулась дрожащими пальчиками до кнопки (в то время еще чистой) и сама, как взрослая, нажала на звонок…

«Еще не поздно, – вдруг подумалось Насте. – Я могу оставить продукты и просто уйти. И отец не остановит меня».

Она вздрогнула, словно со стороны услышав пронзительную трель звонка. Странно, что на общем фоне умирающего дома в квартире у отца вообще что-то работало…

Дверь долго не открывали. Может, отец ушел к какому-нибудь собутыльнику? Например, к Владимиру с пятого этажа. После смерти Кати этот неприятный лысый мужичонка чуть ли не прописался здесь.

– Иду, – вскоре услышала она кашляющий голос отца.

Настя подняла сумки, пытаясь унять дрожь. Дверь распахнулась.

– Дочка, – произнес Антон Сергеевич, раздвигая в стороны руки. В какой-то момент перед глазами Насти призрачным облаком пронесся совершенно безумный по своему гротеску образ – это не отец, а людоед, который заманивает ее в свое логово, чтобы приготовить из нее ужин. Она вымученно улыбнулась.

– Привет, – сказала она, входя в квартиру.

Антон Сергеевич обнял ее, но получилось это как-то неуверенно, робко, словно отец стеснялся. От него пахло несвежим телом и перегаром. Но кроме этих, свойственных опустившимся на дно людям запахов витал еще один, который невозможно было спутать с чем-то другим. Запах болезни. Тяжелой болезни.

– Я очень рад… – неловко проговорил отец. – Очень рад, дочка, что ты все-таки приехала.

– Я тоже, – оборонила Настя, проходя на прокуренную кухню. Застыла, увидев сидящего за столом мужчину. Уперев локти в стол, он мутным взором окинул женщину. Это был Владимир Свирин, тот самый приятель отца с пятого этажа. Он был лысым и тощим, как жердь. Немного приплюснутый череп усеивали коричневатые бляшки. Остатки жидких волос, окаймлявших череп, паутинными прядями свисали на плечи. Пальцы мужчины были крупными, напоминающими барабанные палочки, с толстыми желтыми ногтями. Он был примерно одного возраста с отцом, но выглядел намного старше своих лет. Впрочем, судьбе этого человека не позавидуешь – Катя знала, что всю свою жизнь он ютился под одной крышей с сыном-инвалидом, которого, если она не ошибалась, звали Кирилл. У этого парня были какие-то трудности с позвоночником, и он всегда передвигался на костылях. Правда, ходили слухи, что у этого Кирилла, помимо проблем с передвижением, еще и с головой не все в порядке, но подробностей Настя не знала.

На заляпанном жиром столе стояла почти опустошенная бутылка водки, куски хлеба и пустая миска, на дне которой густела застывающая лужица майонеза.

– Ой… – оживился Свирин, узнав Настю. Его мутный взгляд мгновенно преобразился, став внимательным и осмысленным, будто кто-то невидимый поднял заслонку в его черепе. Липко-сонные глаза-обмылки превратились в тлеющие угольки. – Какие гости… Здравствуй, Настенька!

Он растянул губы в гримасе, означавшей, судя по всему, улыбку, и Настя отвернулась.

– Добрый вечер, – ответила она, ставя пакеты с провизией у холодильника. Она старалась не смотреть в сторону соседа, который буровил ее пытливым взором. Неприязнь к этому субъекту зашкаливала.

– Папа говорил о тебе, – сказал ничего не выражающим голосом Владимир. Похоже, он почувствовал себя нежеланным гостем.

– Папе нельзя пить, – с упреком отозвалась Настя, начиная выгружать продукты в холодильник. Кроме двух яиц и окаменелой горбушки белого хлеба, там ничего не было, и с губ женщины сорвался вздох. – И вы наверняка знаете это. Могли бы не усугублять ситуацию.

– Настеныш, не ругайся, – примирительно сказал Антон Сергеевич, проковыляв на кухню. На нем была новая водолазка. Заметив, что отец переоделся, Настя едва удержалась от усмешки. Лучше бы душ принял и зубы почистил. Впрочем, когда у тебя рак печени, вряд ли чистка зубов решит проблему неприятного запаха.

Кряхтя, отец начал убирать со стола.

– Я поставлю чай? – предложил Свирин. Он поднялся, собираясь взять чайник, но Настя убрала его в сторону:

– Спасибо, Владимир…

– Борисович, – хихикнув, подсказал он.

– Вот именно. Мы уж как-нибудь сами, Владимир Борисович.

– Сами? – переспросил Свирин и придвинулся ближе к женщине. Неожиданно он протянул свою костлявую руку к ее правому плечу, и Настя, изменившись в лице, отстранилась.

Владимир ухмыльнулся, осторожно сняв с ее блузки ворсинку.

– Тсс… Ты что такая нервная?

Настя многозначительно посмотрела на отца, который меланхолично возил по столу из стороны в сторону грязной тряпкой, вероятно, рассчитывая, что после этих манипуляций он станет чище.

– Извините, но мы хотим побыть одни, – сказала Настя. На ее лице проступила бледность, но голос звучал решительно.

Глаза-угольки сверкнули, и рот Владимира разъехался еще шире:

– Конечно. Извините.

– Володь… – начал отец, но Свирин похлопал его по плечу:

– Все в порядке. Я зайду позже.

«Не надо сюда заходить! – хотела закричать Настя. – Ни позже, ни раньше, вообще никогда!!»

– Всего хорошего, – бросила она.

Отец хмуро взглянул на нее:

– Успокойся. Лучше проводи дядю Володю.

С каменным выражением лица женщина вышла в тесный коридор. У самых дверей Свирин внезапно резко повернулся:

– Не ругай отца. Он не виноват, что все так вышло.

– До свидания, – процедила Настя.

Глаза-угольки вновь сменили слякотные обмылки.

– Я знал твою сестренку, – медленно произнес он. – Вы были очаровашки. Жаль. Очень жаль, что так получилось.

– Уходите! – не выдержала Настя, распахивая перед ним замызганную дверь. У нее перехватило дыхание, когда она увидела у порога сутулого, неряшливо одетого мужчину на костылях. На нем была мятая рубашка и бежевые шорты, на ширинке которых проступали подозрительно грязно-желтые пятна.

– Папа, – прогундосил тот безо всякого выражения.

– Ты чего, Кирюша? – удивился Владимир, выйдя за дверь. – Чего тут околачиваешься?

Кирилл хлюпнул нижней губой и тупо уставился на Настю. На его одутловатом, бледном, как рыбье брюхо, лице вспыхнуло изумление, будто он впервые за всю жизнь увидел женщину.

– Я… я слуфал, – проквакал он, роняя на засаленную рубашку липкие слюни. – Слуфал я. Хотел тебя позвать. Домой.

– Подслушивать нехорошо, – покачал головой Свирин. Он подмигнул оторопевшей Насте и закрыл дверь. – Идем, сынок.

– Вашу мать, – выдохнула она сквозь сжатые зубы.

Женщина вернулась на кухню.

– Ты голодная? – заискивающе спросил отец. Он стоял у окна, нерешительно теребя шнурок давно не стиранных тренировочных штанов.

Настя не выдержала.

– А если и да? – ядовито усмехнулась она. – Ты бы меня яичницей угостил?

Лицо Антона Сергеевича покрылось пятнами.

– Зачем ты так?

Она плюхнулась на стул и глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Папа, я просто не могу понять некоторых вещей. Ты знал, что я сегодня прилетаю. Ладно, молчу о том, что ты меня не встретил – у тебя проблемы со здоровьем. Но ты мог хотя бы немного прибрать в квартире? Не звать в гости этого Свирина?! – Настя устало посмотрела в темное окно. – В конце концов, ты мог бы воздержаться от выпивки, – добавила она угрюмо.

Отец с виноватым видом присел за стол.

– Зачем ты пьешь? – не унималась Настя. – Если у тебя рак печени, то алкоголь тебе противопоказан!

Антон Сергеевич сцепил перед собой пальцы в «замок».

– Не начинай, дочка, – выдавил он. – Ты мне напоминаешь твою мать. Она тоже…

– Моя мать мертва, – сухо перебила его Настя. – Не нужно приплетать сюда тех, кто не может тебе ответить.

Отец закашлялся.

– Хорошо, – покорно кивнул он, когда приступ утих.

– Для чего ты водишь к себе этого Свирина?