Не дразните бультерьера (Час тигра) - Страница 3
Дым папиросы отгонял комаров. Чуть сгорбившись, я пересек поляну и углубился в лес. О человеке, который чудил сегодня утром на берегу безымянной протоки, я вспоминал, как о постороннем. Меня нынче, согласно паспорту, зовут Николаем Семеновичем Кузьминым, а его звали Семеном Андреевичем Ступиным.
Формально Семен Андреич погиб несколько лет назад в городе Москве в результате дорожно-транспортного происшествия. Формально сгинув, экс-Ступин влачил жалкое существование в том же городе под личиной нищего бомжа. Потом из бомжа превратился в крутого бандита по кличке Стальной Кулак. Бандит Стальной наказал мафиозного Папу, поправил собственное экономическое положение и легализовался в Санкт-Петербурге в образе придурковатого бизнесмена Виктора Творогова. Жили их благородие Виктор Борисович припеваючи, в ус не дули, да вот незадача - беда нависла над друзьями-товарищами якобы покойного Ступина, и воскрес Семен Андреич, засветился. Посветился, посиял денечек, разобрался с проблемами и опять сгинул во мраке. А из мрака возник уже Колькой Кузьминым, любителем грибов и папирос.
Еженощно Колян Кузьмин уступает свое стареющее тело обратно Семену Андреевичу, и тот поддерживает физическую оболочку в боеспособном, так сказать, состоянии. Зачем? А иного состояния Семен Ступин не приемлет. Дед-японец, чужой по крови, но родной по духу, вырастил, воспитал, взлелеял из младенца Семы Самурая ночи, иным в этой жизни Ступину уже не быть. Никогда, к сожалению...
Надо сказать, телесная оболочка Семена Ступина оправилась от былых ран и пребывает в отменной для своих лет физической форме. И психика соответствует дедовским стандартам, и все прочее, кроме... Кроме души. Душа никак не может забыть женщину с редким именем Клара. Душа помнит чудесное единение с этой женщиной, фантастическое, уникальное слияние двух сущностей. Клара вторгается в сны Николая Кузьмина и будит Семена Ступина. Клара, единственная и неповторимая. Моя Клара, которую я никогда не увижу более наяву...
Стоп! А ну-ка, Семен Андреич, ступай прочь в подсознание. Твое время кончилось, солнце взошло. Я Коля, Николай Семенович Кузьмин. Я - крестьянин, не знаю я никакой Клары, незнаком.
Воспоминания о Ступине заняли у меня всю дорогу от полянки до деревни. Мозг вспоминал влюбленного Самурая ночи, а крестьянские зоркие глаза тем временем примечали грибные шляпки в жухлой траве и грубые руки трудящегося, орудуя стареньким перочинным ножиком, бережно срезали дары природы под корень. На опушку я вышел с полным лукошком. В нынешний дождливый август грибов в лесу уродилось видимо-невидимо.
В мое отсутствие деревенька воспряла от сна и зашевелилась, загомонила, зажила. Тощие, облезлые курицы деловито прохаживались по уличной обочине, а их престарелые хозяйки копошились в огородах. И курицы, и бабушки-огородницы исподволь одаривали меня косыми внимательными взглядами. Я шел посреди улицы, дымил "Беломором" и вежливо раскланивался со старушками, явно не одобрявшими мое грибное, дачное хобби.
Как всегда, в трех шагах от дома из дырки в соседском заборе мне навстречу выскочила сука Мариана. Дурная собаченция скупо облаяла полуночника грибника и исчезла в заборной прорехе, а над частоколом подгнивших досок всплыло сморщенное личико соседской бабушки Любы.
- Здрасть, баба Люба, - кивнул я учтиво.
- И тебе, Коля, здоровья, - сдержанно ответила старуха. - Много грибов нарезал?
- Во. - Я показал лукошко. - На масле пожарю, считай, обед бесплатный.
- Оно, конечно, экономия, - неохотно согласилась баба Люба. - Масло нынче дорогое, а так...
- Семеныч! - перебил тещу появившийся на крыльце соседской избы хозяин Мирон. - Семеныч, а ну погодь! Дело есть!
На ходу заправляя фланель клетчатой рубашки в шерстяные, не по сезону брюки. Мирон колобком скатился с крыльца. Баба Люба сердито поджала губы, демонстративно развернулась ко мне спиной и едва шагнула в глубь двора, как облюбованное ею место с той стороны забора занял торопыга Мирон.
- Семеныч, твой "толчок" на ходу?
"Толчком" Мирон обзывал мой "Москвич"-пикап. Когда я перебрался сюда, в эту деревню на постоянное место жительства, то первым делом купил мотоцикл, лошадку - "Яву", старенькую, но вполне работоспособную, а потом позарился на дешевизну и взял "Москвича" по бросовой цене, совершенно "убитого". Денег и, главное, нервов на реанимацию "толчка" я потратил немерено, кое-как заставил это автомобильное недоразумение ездить, однако периодически подлый "Москвич" вновь превращается в груду металлолома на потеху смешливому Мирону.
Кстати, на самом деле Мирона зовут Мишей. Мирон - производная от фамилии Миронов. Кличка прилипла к моему нынешнему соседу еще в школе, "сто лет назад", образно выражаясь. Миша Миронов посещал младшие классы школы-интерната в райцентре, недалече от родной деревни, когда по телеящику в очередной раз повторяли советский суперсериал "Адъютант его превосходительства". Телесериал смотрели всем интернатом, а в том сериале, кто помнит, был такой отрицательный персонаж Мирон. В "честь" теле-Мирона и перекрестили Мишу. Историю своей клички-имени Мирон-Миша рассказывал мне не без гордости, между прочим. Оно и понятно: отрицательный образ подлого бандита и куркуля времен Гражданской войны в новейшие времена многими воспринимается как объект для подражания.
Интересные соседи мне достались. Глава семьи сам себя называет именем героя советского телесериала, собаку свою нарек именем героини мексиканской "мыльной оперы", и телевизоров у них в избе аж целых четыре штуки. Телеманы какие-то, честное слово. Впрочем, что нас всех, народ, связывает сегодня, кроме телевидения? Ничего, к сожалению...
- Так чего, Семеныч? "Толчок" катается? Или, это самое... Он, мать те в дышло! Чой-то у тя на лбу?
- Споткнулся, упал, очнулся - шишак. - Я сдвинул кепку с затылка на брови, спрятал шишку. - Бегает "толчок", чего надо-то?
- Дело есть, земляк! Слышь, моя "Нива", это самое, накрывается. Движок, мать его в дышло, кашляет, а я, слышь, отгул взял, яблоки собрался в Москву продавать. Выручай, Семеныч! Бензин мой, смотаемся в Москву, сдадим, это самое, фрукты, и литр с меня, а?