Морфология праздника - Страница 8

Цель всякой науки – описание своего объекта, рассматриваемого и изучаемого в различных связях, поворотах, в изменяющихся пропорциях и объеме. Для этого необходим специальный язык – язык научного описания, который наука постепенно вырабатывает в общении со своим предметом. Все части этих отношений подвижны: меняются со временем точки зрения, меняется сам предмет, объем сведений об объекте изучения; меняется отношение к смежным научным дисциплинам. Соответственно и язык науки постепенно трансформируется и переоформляется, заимствуя и изобретая, удерживая одни элементы и отказываясь от других.

Может показаться несколько неожиданным то, что к настоящему времени наука о музыкальном фольклоре в наибольшей степени освоила междисциплинарные аспекты, граничащие:

с этнографией – функциональный контекст бытования, этнографическая реальность поэтики некоторых жанров в целом и конкретных локальных традиций как формы жизни фольклора, обрядовая музыкальная драматургия и т. д.;

с диалектологией – опыты выявления ареалов отдельных фольклорных явлений и их картографирование;

с историей, археологией и этнолингвистикой – попытки соотнесения некоторых музыкально-фольклорных ареалов с этноплеменным членением восточных славян; выявление ареала восточнославянской архаики (школа Н. И. Толстого); соотнесение данных музыкальной фольклористики с невероятно устойчивыми во времени очертаниями «историко-культурных зон» [Герд, Лебедев, 1999, 2001] и др.;

со структурной лингвистикой и этнологией – опыты построения музыкально-структурных типологий разного масштаба.

В то же время перед музыкальной фольклористикой остается открытой задача осмысления общих закономерностей традиционного музыкального мышления. Оно проявляется в непрерывном потоке повторяемых и одновременно обновляющихся текстов (это фундаментальное свойство традиции). Но традиционное музыкальное мышление не предполагает саморефлексии (во всяком случае, в русском фольклоре), не описывает себя самое, поэтому одну из важнейших задач науки о музыкальном фольклоре в самом общем плане можно определить как необходимость дополнить внутреннее, имманентное бытие фольклора его осмыслением, не вступая с ним в противоречие.

Если мы представим себе многократно возникающий в рассуждениях о традиционной культуре образ череды поколений, то наш путь (восхождение к пониманию фольклора) окажется кратким частным опытом общего нерасчленимого движения, а фольклор в целом откроется как некий процесс, медлительный и в масштабах своего времени несоизмеримый с единичным сознанием – разве что с самосознанием этноса. Что можно поставить рядом с этим самодвижущимся явлением, чему уподобить – кроме языка?!

Значит, сокровенная суть, которую мы должны постичь, входя в область музыкального фольклора, накапливая и пополняя фактический материал, набираясь слухового опыта и осваивая приемы аналитического описания – это музыкально-поэтический язык фольклора и формирующее его музыкальное мышление. Разумеется, становление традиционного музыкального мышления и поэтической системы взаимосвязаны и переплетены между собой, но мы обязаны рассматривать этот процесс со своей стороны, с позиции музыкантов.

Процесс жизни музыкально-фольклорной традиции состоит из множества параллельных рядов, бесконечных повторов, переплетений, смещений, изменений и трансформаций. И потому бессмысленно претендовать на то, что его становление можно описать последовательно и исчерпывающим образом. Традиционное музыкальное мышление как сложное процессуальное целое не поддается словесному описанию, но, анализируя и сопоставляя музыкальные тексты, мы можем пережить реальность этого процесса в разных масштабах: в единичном исполнительском акте одного певца или сложившегося певческого ансамбля; в музыкальной драматургии обрядовой формы или крупной песенно-хороводно-игровой композиции молодежной беседы или Троицких гуляний; в долговременном действии жанрово-стилевой доминанты локальной традиции, своеобразно формирующей или переформирующей ее жанрово-стилевую систему; наконец, в соотношении стадиально разных слоев фольклора.

В каждом из этих масштабов – своя работа, свои методики. Подобных опытов и более или менее проработанных частных методик в фольклористической литературе множество. Но в конечном итоге самой общей задачей остается, с одной стороны, поиск соотношения целого и его частей, распределение материала по группам нескольких соотнесенных уровней, но в пределах заданного целого; с другой – определение некоторых крупных вех, с помощью которых можно было бы разметить путь исторического формирования и развития традиционного музыкально-песенного мышления и системы музыкального фольклора в целом. Эту, самую сложную и «вечную» проблему помогает решать логическая классификация.

До сих пор в русскую музыкальную фольклористику включаются целые пласты прежде неизвестных или незамеченных, неосмысленных фактов. Фольклорные экспедиции открывают новые песенные традиции или восполняют представление об уже известных; в поле зрения активно входят явления, которые прежде вообще не принято было включать в область музыкального фольклора. Обозначим хотя бы три новые позиции, активно осознанные этномузыкознанием в последнее десятилетие:

1) полноценная фольклорная жизнь канонических богослужебных песнопений, в частности, пасхального и рождественского тропарей – в традиционной многоголосно-вариантной фактуре, с новым хронотопом функционирования и т. д.[29];

2) вокальные бестекстовые мелодии-сигналы ((а)уканья), которые долго и тщательно собирал и исследовал М. А. Лобанов [Лобанов];

3) весь спектр звукопроизводства и звукотворчества детей – фундаментальное исследование Т. И. Калужниковой, с большим приложением, в которое вошли виртуозно выполненные автором нотации звукозаписей, сделанных ею от детей в возрасте от 2,5 до 10 лет[30].

Наконец, только-только начала приоткрываться огромная сфера «рукописных песенников» (в том числе нотных) и запечатленная ими устно-письменная песенная культура XVII–XVIII вв. Тут, кроме частных статей, нужно назвать два основательных тома впервые публикуемых материалов [Рукописный песенник XVIII века], [Русские канты от Петра Великого до Елизаветы Петровны], см. также: [Васильева, Лапин: 290–314].

Какой же должна быть наука, способная вмещать этот поток новых материалов и отзываться на него, сохраняя свою цельность? Освоенные музыкально-этнографические подходы помогают понять, в каких обстоятельствах живут музыкально-поэтические тексты, какие потребности их порождали и что вызывает их к жизни снова и снова. Благодаря долгой работе собирания, сопоставления материалов становится понятным развертывание локальных песенных традиций в пространстве и их своеобразие. Представление об особенном, вариантном способе существования фольклорного текста постепенно переросло в понимание множественной его природы. Наконец, в рамках локально-регионального подхода сложился метод системного описания музыкально-фольклорного материала в широком обрядово-этнографическом контексте и одновременно в форме структурной типологии. Так выполнено уже упомянутое, на наш взгляд, лучшее сейчас издание подобного типа «Смоленский музыкально-этнографический сборник», подготовленный группой московских этномузыкологов школы Е. В. Гиппиуса.

Такой подход по отношению к русской обрядовой песенности очевидно и плодотворно объединяет методологические принципы В.Я. Проппа, идущие от «Русских аграрных праздников», и музыкально-аналитический структурно-типологический метод, разработанный Е. В. Гиппиусом.

Этот же подход представлен в новом вузовском учебнике по русскому народному музыкальному творчеству, который только что вышел из печати [Народное музыкальное творчество]. Поэтому я не буду сейчас останавливаться на нем подробно (в тайне надеясь, что кто-нибудь из любознательных слушателей в него заглянет). Замечу лишь, что этот комплексный подход не только позволяет охватить множество близких, однородных явлений и обосновать регулирующие их жизнь закономерности как изменчивые и вместе с тем устойчивые связи, но и, казалось бы, естественно перейти к более широким и общим проблемам. Однако тут-то и возникают новые трудности. И поскольку нам с Е. Е. Васильевой, как членам авторского коллектива названного учебника, не удалось преодолеть некоторые из подобного рода трудностей, то далее вашему вниманию предлагается эскиз основных положений той главы, которая не вошла в структуру учебника и потому не была написана.