Моисей - Страница 19
Не исключено, пишет Фрейд, что в качестве наместника Гесема Моисей пользовался у евреев симпатией и уважением, но он все равно был для них чужаком. Не исключено также, что он не говорил или не очень хорошо говорил на иврите, и именно поэтому ему и понадобился Аарон в качестве посредника и переводчика (в некоторых переводах Библии на древние языки функция Аарона так и представляется – переводчик). Отсюда, по Фрейду, становится понятным, откуда берет свое начало версия, что Моисей был заикой и косноязычным – таким он казался тем, к кому обращался, то есть евреям.
Одновременно Фрейд пытается объяснить происхождение левитов и той путанице в числе колен еврейского народа, которая возникает у рядового читателя писания. Напомним, что у праотца Иакова, согласно Пятикнижию, было 12 сыновей, и отсюда – 12 колен Израиля; однако затем он объявляет сыновей Иосифа Ефрема и Манассию отдельными коленами, и их становится 13, но земля обетованная все равно делится между 12 коленами, так как колено Леви не получает своего надела. По версии Фрейда, левиты поначалу вообще не были коленом Израиля – они были египтянами, чем-то вроде личной гвардии Моисея, беззаветно преданной ему лично. В дальнейшем они не получают свой надел в Эрец-Исраэль – Земле Израиля, но становятся кастой священников, призванных хранить учение Моисея. Часть из них служила в Храме и охраняла его, а часть жила среди всех остальных евреев и укрепляла их в верности идее Единого Бога.
Любопытно (хотя Фрейд об этом не упоминает), что слово «левит» в иврите можно произвести от слова «левайа» – «сопровождение», и таким образом, в самом этом слове при желании можно усмотреть правоту версии Фрейда – левиты как бы сопровождали Моисея, во время любых народных волнений занимали его сторону и четко выполняли его приказы.
Однако, развивает Фрейд свою версию дальше, следует понять, что Моисей-египтянин не мог быть принят еврейским народом в качестве вождя, и для того, чтобы Моисей мог войти в эту роль и понадобилась легенда о том, что на самом деле он родился в еврейской семье, но волею Бога оказался во дворце фараона, где и рос и воспитывался. Тем не менее, евреи продолжали считать Моисея чужаком, и именно этим, по мысли Фрейда, и объясняются то и дело вспыхивавшие против него бунты в пустыне и, прежде всего, бунт Корея (Кораха). Наконец, именно в связи с тем, что он по крови не принадлежал к еврейскому народу, Моисей отдал обязанности первосвященника Аарону и от последнего начался отсчет рода священников-коэнов, единственных, кто был наделен правом вести храмовые службы и, прежде всего, совершать жертвоприношения Богу.
В пользу версии Фрейда говорит и определенная хронологическая близость смуты, начавшейся после смерти Эхнатона и исхода евреев из Египта: между двумя этими событиями, если принять во внимание еврейскую хронологическую версию, проходит всего 34 года. Это – вполне реальный отрезок времени для того, чтобы Моисей, будучи наместником Гесема, мог стать признанным политическим и духовным лидером рабов-евреев.
Фрейд доходит до того, что начинает утверждать, что во время одного из бунтов евреев против Моисея последний был убит, и чувство вины за это убийство, якобы, гнездится в массовом подсознании еврейского народа.
Одновременно Фрейд вовсе не настаивает, что Моисей был лидером всего еврейского народа и что именно он является единственным создателем целостной концепции иудаизма. По его версии, Моисей вывел из Египта лишь часть евреев, которым передал концепцию этического монотеизма Эхнатона. Однако возле горы Синай евреи столкнулись либо с родственными им семитскими племенами, либо даже со своими соплеменниками, которые вышли из Египта чуть раньше и служили у Синая, бывшего в тот период вулканом, богу этой горы. Не исключено, что у этой группы семитов был другой духовный и политический лидер, разработавший систему ритуалов такого служения.
В результате слияния этих двух начал – ритуального и этического – и сложилась, по версии Фрейда, та монотеистическая концепция, которая и по сей день лежит в основе иудаизма.
Однако как в религиозных, так и в научных кругах имеется немало противников версии З. Фрейда.
Во-первых, они напоминают о продолжающихся спорах вокруг хронологии египетской истории, а, значит, и сомнительности того факта, что исход евреев из Египта имел место вскоре после царствования Эхнатона. К примеру, в одном из самом авторитетном труде по истории Древнего Востока В.В. Струве[43] период правления Эхнатона датируется 1419-1402 гг. до н. э., и таким образом, его от Моисея отделяло почти столетие.
Во-вторых, они обращают внимание на то, что хотя религиозная концепция Эхнатона и в самом деле была существенным шагом вперед по-сравнению с египетским язычеством, ей все равно еще было очень далеко до монотеизма Моисея, и нет никаких оснований утверждать, что иудаизм вырос из единобожия Эхнатона.
Да, безусловно, мировоззрение Эхнатона было огромным духовным и интеллектуальным шагом вперед – настолько огромным, что его народ попросту оказался не готов принять эти взгляды.
«Подобные идеи мы не привыкли приписывать людям, жившим около четырнадцати столетий до н. э. Новый дух повеял над омертвелым традиционализмом Египта… невольно проникаешься удивлением перед царем, в чьей душе возникли в подобный век такие мысли. Он постиг идею мирового владыки, как Творца природы, в которой царь видел обнаружение благих замыслов творца в отношении ко всем своим творениям, даже самым ничтожным; птицы, порхавшие в светло-зеленых нильских воротах, казалось ему, поднимали крылья в знак поклонения перед своим создателем; и даже рыба в реке прыгала, славословя бога… Вселенский промысел Бога, по мнению Эхнатона, выражался в его отеческой заботе, равной для всех, независимо от расы и национальности… Эта сторона ума Эхнатона особенно замечательна»[44], – отмечают Д.Берстед и Б. Тураев в своей «Истории Египта». Все это и в самом деле очень близко к идеям Моисея, но вслед за этим в той же монографии называется и принципиальное отличие идей Эхнатона от идей Моисея:
«Хотя Эхнатон тем самым ясно признавал могущество, а также в необычайно степени и благость Бога, тем не менее, он не приписывал своему божеству более высоких духовных и этических качеств, чем те, которые уже раньше приписывались Амону. Царь не возвысился заметным образом от идеи благости Бога к идее справедливости и требования им этой последней от людей»[45].
К тому же, не следует забывать, что основой мировоззрения египтян было учение о загробной жизни и посмертном воздаянии. Оно составляло важную часть и учения Эхнатона. Если бы Моисей и в самом деле был египтянином, он неминуемо внес бы элементы этого учения в создаваемую им религию. Но нет – нигде в «Пятикнижии» не говорится о существовании души после смерти, в нем не приводится никакого описания загробного мира и вообще, по мнению большинства специалистов, понятие о вечности души у евреев возникает очень поздно и, вероятнее всего, под влиянием греческих философов. И с этой точки зрения иудаизм опять-таки не имеет никаких корней в египетском паганизме.
«Существует предположение, что Моисей заимствовал идею Единого Бога от тайных последователей Эхнатона, которые могли, сохраниться до его времени. Но эта гипотеза, в сущности, ни на чем не основана. В религии Моисея слишком ясно выражена связь с верой еврейских праотцев, и, кроме того, мы не находим в ней никаких следов солнцепоклонства. Бури, тучи, пламя и дым – вот постоянные символы ветхозаветных Богоявлений. Образ Солнца в них никогда не участвует. Оно не включено ни в один из поэтических эпитетов Ягве во всей Библии»[46], – писал по этому поводу о. А. Мень.
К этому же выводу в итоге приходит и П. Джонсон. «Где бы Моисей ни заимствовал свои идеи, религиозные или правовые (которые были, разумеется, неразрывно связаны в его сознании), он их взял только не в Египте. – На самом деле деятельность Моисея была направлена на отрицание всего, на чем зиждился Древний Египет»[47], – пишет Джонсон, деликатно называя позицию Фрейда «удивительной».