Моисей - Страница 15
Для того, чтобы оценить всю силу тех знамений, которые, согласно Пятикнижию, дает Бог Моисею, следует вспомнить, что змея была в Египте символом царской власти и украшала корону фараона, а Нил обожествлялся египтянами. То, что простой пастушеский посох обращался в огромного змея, а затем снова в посох, то есть змей, этот символ владык Египта становился просто игрушкой в руках Моисея, должно было, казалось, произвести сильное впечатление на евреев и еще большее – на египтян. И, само собой, их должно было повергнуть в шок превращение воды в Ниле – главном кормильце Египта – в кровь. Что касается проказы, то это страшное заболевание было хорошо знакомо египтянам того времени (вспомним, что, согласно преданиям, и дочь фараона и ее брат, новый фараон болели проказой) и считалась у египтян неизлечимой. А, следовательно, то, что Моисей мгновенно, что называется, легким движением руки исцелялся от проказы, это также должно было повергнуть и евреев и египтян, по меньшей мере, в изумление. Однако при этом не чудеса, а именно те слова, которые Моисей должен был передать евреями от имени Всевышнего, должны были стать доказательством истинности его миссии – эти слова были своего рода паролем посланца Всевышнего, передававшимся из уст в уста в течение более двух столетий.
Но Моисей продолжает упрямиться и прибегает к последней имеющейся у него отговорке – он напоминает ему о своем физическом недостатке, да и вообще о том, что он не является искусным оратором, и вряд ли сможет убедить в чем-нибудь евреев или фараона:
«И сказал Моше Богу: «Прости меня, Господь, но человек я не речистый – ни со вчера, ни с третьего дня, когда ты заговорил со служителем Своим, ибо я косноязычен и заикаюсь. И ответил ему Бог: «Кто дал уста человеку, и кто делает его немым или глухим, или зрячим или слепым – не Я ли, Бог?! Итак, иди, и Я будут повелевать устами твоими и укажу тебе, что говорить». И сказал Моше: «Прости меня, Господи, но пошли того, кого Ты всегда посылаешь» (Исх., 3:10-14).
Хотя выражение «ни со вчера, ни с третьего дня, когда ты заговорил со служителем Своим» большинством комментаторов воспринимается в переносном смысле, в значении «никогда», некоторые считают, что эти слова следует понимать буквально. Тогда получается, что этот разговор Моисея с Творцом мира затянулся аж на три дня. Три дня Бог убеждает Моисея принять на себя миссию пророка и вождя нации, а тот отказывается, напоминая в ответ, что он, во-первых, заикается, а во-вторых, за годы пастушеской жизни вообще отвык от общения с людьми, а, тем более, от произнесения каких-либо речей. И, наконец, с горькой усмешкой он добавляет «Пошли того, кого Ты всегда посылаешь», то есть кого угодно, но только не меня – я слишком хорошо помню, как повели себя евреи после того, как я убил египтянина: вместо того, чтоб поднять восстание, они начали осыпать меня попреками и в конце концов донесли на меня фараону. «Их невозможно вывести их рабства потому, что они стали рабами по самому своему образу мышления» – вот подлинный смысл ответа Моисея Богу.
Ряд комментаторов Писания считают, что косноязычие и заикание Моисея в глазах Бога было не недостатком, а достоинством – в этом случае в те минуты, когда он сам обращался к народу с теми или иными словами, сама его гладкая речь должна была восприниматься как чудо, доказательством того, что его устами говорит Всевышний. Однако уже упоминавшийся рав Ш.-Р. Гирш утверждает, что в данном случае Библия преподает человечеству один из первых уроков политической мудрости: следует разделять между даром красноречия и мудростью и понимать, что эти два качества редко проявляются в одном человеке в одинаковой степени. Поэтому, писал рав Гирш, выбирая лидеров общин (и политических лидеров вообще), мы должны следовать урокам Библии и принимать в расчет, прежде всего, их мудрость, а не умение красиво говорить.
Но тут Бог явно показывает, что Ему начинают надоедать препирательства со Своим избранником и ставит окончательную точку в этом разговоре:
«И разгневался Бог на Моше, и сказал: «Ведь знаю Я, что Аарон, брат твой, левит, он будет говорить. И, увидев тебя, возрадуется в сердце своем. И будешь говорить ему, а Я буду влагать слова в уста его, а Я буду повелевать твоими устами и его устами, и укажу вам, что делать. И будет так: он тебе будет устами, а ты будешь ему вместо Всесильного. И посох этот возьми в руку свою, ибо им ты будешь творить все эти знамения» (Исх., 4:14-17).
Судя по этому отрывку, Ааарон, очевидно, еще в дни юности Моисея в Египте был известен как искусный оратор, и теперь ему предстояло стать тем человеком, который говорил бы с народом от имени Моисея, облекал бы его слова и идеи в стройную и изящную речь. Как бы то ни было, поняв, что Бог закончил разговор, Моисей спускается с Синая, возвращается в дом своего тестя Иофора и сообщает ему о своем намерении направиться в Египет. Он решил не рассказывать Иофору о явленном ему откровении и о своих планах возглавить еврейский народ и вывести его из рабства. Нет, он объясняет Иофору свое желание посетить Египет сугубо личными целями: стремлением на старости лет еще раз увидеть места своего детства и юности и повидаться с теми родными, которые еще живы.
И вновь предание вносит поправку в этот разговор Моисея с тестем: оно утверждает, что Иофор с легкостью согласился отпустить в Египет Моисея, однако стал категорически возражать против того, чтобы Моисей взял с собой в Египет жену и двух сыновей – как накануне его возвращения домой из Синая Сепфора родила еще одного мальчика. Иофор испугался, что когда дочь и внуки окажутся в Египте, к ним отнесутся как к евреям, то есть обратят в рабство.
Слова тестя подействовали на Моисея, как холодный душ: он задумался над тем, а не будет ли он сам арестован как убийца, как только пересечет границу Египта. Однако Бог снова вступает в разговор с Моисеем и спешит его успокоить: «И сказал Бог, обращаясь к Моше в Мидьяне: «Иди, возвратись в Египет, ибо умерли все люди, стремившиеся лишить тебя жизни»…» (Исх., 4:19).
Уже по дороге в Египет Бог, согласно Библии, объясняет Моисею вкратце, как будут развиваться события дальше – что фараон «ожесточит свое сердце», а затем и сам Бог ожесточит сердце фараона, так что тот отпустит евреев не сразу, а лишь после того, как на Египет обрушатся жесточайшие бедствия:
«И взял Моше жену свою, и сыновей своих, и посадил их на осла, и отправился назад в страну египетскую. И взял Моше посох Всесильного в руку свою. И сказал Бог, обращаясь к Моше: “На пути обратно в Египет помни обо всех чудесах, которые Я поручил тебе совершить и сделай их на глазах фараона – а Я укреплю сердце его, и он не отпустит народ. И скажешь ты фараону: «Так сказал Бог: Израиль – мой первенец! Говорю Я тебе: отпусти сына моего, дабы Мне он служил, но ты отказываешься его отпустить, и вот убиваю Я твоего сына, твоего первенца!» (Исх., 4:21-24).
А вот далее следует вообще нечто странное:
«И было в пути на ночлеге – настиг Бог Моше и хотел умертвить его. И взяла Ципора острый нож и обрезала крайнюю плоть сына своего, коснулась ног моше и сказала: «Ибо жених крови ты мне». И отпустил Он его. Тогда сказала она: «Нужна тебе кровь – кровь обрезания»» (Исх., 4:24-26).
Этот эпизод всегда вызывал особо язвительные насмешки атеистов, видевших в нем доказательство небрежности и нелогичности тех безвестных еврейских священнослужителей, которые, по их мнению, являлись подлинными авторами «Пятикнижия».
В самом деле, с одной стороны Бог, Творец Вселенной поручает Моисею наиответственнейшую миссию и велит ему отправиться в Египет, а с другой – нападает на него ночью и хочет «умертвить» его, да вдобавок, напоминая языческих идолов, требует крови ребенка – пусть и, в отличие от этих кровожадных идолов, и только «крови обрезания», иссечения крайней плоти. Воистину выходит, что Всевышний и Сам не понимает, чего он хочет от Моисея!
«Вот, значит, как этот библейский бог ценил спасителя народа еврейского, что чуть было не умертвил его сына, и спасла его мать, обрезав кусочек его полового органа»[37], – писал Ем. Ярославский в «Библии для верующих и неверующих», этом классическом образце советской атеистической литературы.