Мир приключений 1976 г. - Страница 168
По-иному обстоит дело в повести Михаила Шаломаева «Эффект Завалишина» (Ташкент, «ЁШ гвардия»), которая относится к фантастике «ближнего прицела», что ныне встретишь не часто. Ее уже столько «ругали», что авторы стремятся в любые заоблачные дали, лишь бы их не обвинили в бескрылости, в приземленное. Однако, мне кажется, надо правильно понимать суть возражений против этого направления. Дело вовсе не в том, что кто-то запрещает писателю вести речь о каких-либо частных открытиях или усовершенствованиях. Эпохальный полет к звездам можно описать так же беспомощно, как и новую модель телевизора. Для литературы нет запретных тем. Плохо, когда приземлена не фантастическая идея, а все произведение, а уж если «вынуть» эту идею, то и вообще ничего не останется.
К сожалению, и М.Шаломаев не сладил со своей темой. Молодой ученый Володя Завалишин изобрел некий излучатель, который намного эффективнее, чем уже существующий, дробит горные породы. Даже неспециалисту понятно важное значение такого открытия. Однако Володю никто не хочет принимать всерьез — ни бюрократ директор, ни научный руководитель, которому все недосуг поговорить с молодым человеком по существу. Завалишину приходится изготовлять свой прибор тайком, по вечерам, выбиваясь из сил; от него даже жена ушла. Кончается же повесть, как и положено, триумфом: герою удается с помощью своего аппарата разрушить скалу, которая как раз завалила выход из штольни, и спасти несколько геологов. Вот и все содержание повести, и ничего в нем плохого нет, если не считать некоторых трафаретных сюжетных ходов. А плохо то, что все это написано ради «эффекта Завалишина», а не ради самого Завалишина, его друзей и недругов. Образы бледны и расплывчаты, обозначены они самыми поверхностными средствами. А почему, собственно, мы должны предъявлять к повести М.Шаломаева меньшие требования, чем к любому другому произведению о современных ученых или инженерах? Неужели только потому, что излучателя Завалишина не существует в природе? Но чем, собственно, этот излучатель отличается от локатора Лобанова, героя известного романа Д.Гранина «Искатели»? (В общих чертах повести М.Шаломаева есть что-то сходное с гранинским романом.) Для Д.Гранина прибор, над которым бьется его герой, всего лишь точка конкретного приложения его усилий, его энергии, его таланта. Недаром образ Лобанова для своего времени стал почти нарицательным, а над чем он там конкретно работал, можно и позабыть.
Право же, незамысловатый рассказ М.Шаломаева «Символ встречи», включенный в ту же книгу, производит лучшее впечатление благодаря найденной человеческой нотке. Герой рассказа смертельно болен и знает это. Жить ему осталось, может, год, а может, и день. И вот пришельцы с далекой звезды предлагают ему улететь с ними на их планету, где его вылечат, где он будет жить долго и долго познавать чудеса их мира. Но он никогда не сможет вернуться на Землю. И землянин отказывается. Отказывается ради жены, ради детей. И хотя этого решения ожидаешь, выбор, сделанный Степаном Корнеевичем, трогает.
ОТМЕТИМ ТЕПЕРЬ ДВЕ КНИГИ, стоящие особняком, в них фантастические приемы использованы в сатирических целях. Автор повести «Пророк из 8-го «Б» (Ленинград, «Детская литература») К.Курбатов дает возможность своему герою вернуться в отрочество, сохранив свое «взрослое» сознание, приобретенный жизненный опыт. А надо сказать, что этот опыт у Гремислава Карпухина был весьма печален. Усвоенный от мамочки-мещанки циничный и потребительский взгляд на мир привел его к многим провалам. Его исключили из школы за то, что он натравил шпану на критиковавшего его одноклассника, его бросила любимая девушка, его презирают солдаты, с которыми он проходит службу в армии, за то, что он в одиночку, по ночам, укрывшись одеялом, ест варенье, присланное из дому, его не любят товарищи по работе. В тот момент, когда мы знакомимся с Гремиславом, он, совсем еще молодой человек, занят на «почетной» должности мойщика машин. Гремислав ненавидит и винит весь свет, не забывая, впрочем, тщательно подсчитывать чаевые. И вот ему предоставляется возможность заново прожить столь неудачно израсходованные годы. Гремислав пытается избежать допущенных ошибок, но у него ничего не получается, потому что он так и не смог понять, что причины неудач в нем самом, а не в случайном стечении обстоятельств.
Так, «погорев» на «левой» ездке в «первой» жизни, он пытался «сунуть» инспектору ГАИ десятку (за что и был разжалован в мойщики). Умудренный опытом, во второй раз он решает дать тому же лейтенанту взятку уже в размере четвертного, искренне веря, что в этом-то все дело…
Во вполне «взрослом» романе эстонской писательницы Эмэ Бээкман «Шарманка», вышедшем в минувшем году в переводе на русский язык (Таллин, «Ээсти раамат»), действие происходит в условном мире, в условном учреждении под названием УУМ — Управление Учета Мнений. Заштамповавшийся, бюрократический аппарат этого учреждения перемалывает горы писем, посланных людьми, которые чего-то хотят, от чего-то страдают, на что-то жалуются. Лишь иногда, вникнув в содержание очередного письма, главный герой книги Оскар начинает испытывать сочувствие к адресату. Как и его адресаты, он глубоко неудовлетворен той бездуховной жизнью, которой живут обитатели этого странного, призрачного мирка. Роман Э.Бээкман был отмечен республиканской премией имени Юхана Смуула.
ХАРАКТЕРНЫЕ ДЛЯ МНОГИХ ФАНТАСТИЧЕСКИХ произведений просчеты мы находим в повести Александра Полещука «Эффект бешеного солнца» (Красноярское книжное издательство), разбором которой я и завершу статью. Об этих просчетах нельзя не пожалеть, ведь перу А.Полещука принадлежат многие интересные фантастические и публицистические произведения.
В «Эффекте бешеного солнца» можно насчитать четыре самостоятельных потока. Это: 1) фантастика научная или, точнее, как бы научная, — все, что относится к гипотезе о существовании обратной связи между жизнью на земле и деятельностью солнца; 2) фантастика сказочная, которая включает в себя крылатых людей и малопонятное колдовское зелье воскрешение из мертвых; 3) историко-революционный детектив, повествующий о разоблачении и поимке бывшего белогвардейского офицера; 4) обыкновенная, что называется, бытовая проза.
Эти потоки сосуществуют в сложных и разнообразных взаимодействиях. Иногда они текут параллельно, иногда сливаются, а иногда начинают активно противоборствовать, и на их стыках возникают бурные водовороты, в некоторых из них удается разглядеть отчаянно заломленные руки добрых намерений автора.
«Научная» гипотеза, положенная в основу повести, такова: жизнь человечества (и вообще жизнь) каким-то образом отражается и даже своеобразно моделируется солнцем, которое способно откликаться на запросы и даже, как выясняется по ходу дела, выполнять прямые указания живого существа. Подумал, почитал газету, пожелал, и солнце послушно направляет гневную вспышку в нужное место, полно уничтожая по политическим соображениям ту самую жизнь, которую оно пестует миллионы лет. Раз — слепящий свет, и нет эскадрилий. Два — гибнет целый флот. Впрочем, солнце способно выполнять и более деликатную работу: прикончить по заказу и одну, отдельно взятую личность.
Я не упрекаю А.Полещука за ненаучность его гипотезы. Фантастическая повесть не учебник, не популярная брошюра, и изучать по ней физику или биологию нет необходимости. Можно понять или оправдать любую, самую невероятную выдумку, если она «выдана» с благородной, полезной и, уж конечно, ясной целью. К сожалению, этой ясности в данном случае нет.
Сказочные элементы вводятся в современную фантастику обыкновенно с юмористически-сатирическими целями. Признаться, я с трудом представляю ситуацию, в которой сказочные элементы использовались бы в произведении с другими намерениями. Если мы не будем чувствовать авторскую иронию, то естественно возникнет необходимость научного или хотя бы псевдонаучного объяснения происходящего. Впрочем, путем умелого обращения с научной терминологией можно объяснить что угодно. Могут ли быть, скажем, люди с песьими головами? Разумеется — особый вид мутантов. А русалки? Тупиковая ветвь эволюции всего-навсего. Примерно на этом уровне и объясняет А.Полещук чудеса, которые он ввел в свою повесть. Но подобные приемы, если они не несут в себе оттенка пародии, мягко говоря, неплодотворны.