Мароны - Страница 75

Но все было тихо. В кустах ничто не шелохнулось, будто никто и не таился в их зловещей тени.

— Что, больше не чихается? Ладно, сейчас узнаем. Деревья, птицы, змеи, ящерицы чихать не умеют. Стало быть, ты человек. Вздумал подслушивать? Ну, раз ты слышал, что здесь говорилось, дни твои сочтены!

Нагнувшись, Чакра осторожно приблизился к кустам и стал шарить в них своими длинными, обезьяньими руками.

Вскоре он заметил скорченную женскую фигуру и, схватив ее за плечи, повернул к свету.

— Синтия! — воскликнул он.

— Да, это я, Чакра, — еле ворочая языком, ответила перепуганная насмерть мулатка.

— Что ты здесь делаешь? Подслушивала?

— Нет-нет, Чакра! Я пришла не за тем… Я…

— Давно ты здесь?

— Я пришла…

— Помолчи! Ты спряталась до того, как мы пришли, не то мы бы тебя увидели. Значит, ты все слышала.

— Чакра, я ведь не нарочно! Я бы с радостью ушла, да…

— Нет, теперь тебя уже отпустить нельзя!

Свирепо хрюкнув, как дикий зверь, страшный горбун бросился на Синтию. Железные пальцы сжали горло несчастной, стиснув его, как клещами. Синтня даже не успела крикнуть.

— Чакра… Чакра… — с трудом прохрипела она и смолкла.

Железные пальцы на горле разомкнулись, и в кусты упало бездыханное тело.

— Лежи здесь! — проговорил колдун. — Так ты ничего не выболтаешь. А теперь пойду и отосплюсь как следует. Завтра спать не придется…

Чакра невозмутимо запахнул плащ и углубился в лес.

Уже рассвело, когда горбун добрался до своего логова. Его мучил голод. Последний раз он ел ровно сутки назад. В жестяном котелке, стоявшем в углу хижины, оставалось немного перечной похлебки. Колдун слишком устал, чтобы возиться и разжигать огонь. Он схватил котелок и стал есть застывшую похлебку. Затем, чтобы подогреть холодное варево, он вытащил бутылку с недопитым ромом и мигом осушил ее. Повалившись на свой настил так, что заскрипели тонкие бамбуковые палки, старик уже в следующее мгновение спал мертвым сном.

Он лежал навзничь, запрокинув голову. Изголовьем ему служил чурбан, подушкой — жидкая охапка волокнистых семян сейбы. Одна рука повисла, касаясь пальцами пола; в огромном раскрытом рту, как в пасти зверя, сверкал двойной ряд заостренных зубов. Колдун громко, раскатисто храпел.

Что снилось ему? Старые преступления или те, которые он только готовился свершить?

Чакра проспал весь день и проснулся в сумерках. Солнце заходило. Во всяком случае, на дне ущелья его уже не было видно, лишь красноватый отблеск на верхушках деревьев, росших по краю утесов, указывал, что дневное светило еще не скрылось за горизонтом.

Колдун ничего этого не видел. В хижине царила кромешная тьма, дверь была плотно прикрыта. Но через щели можно было заметить, что наступил вечер. Пронзительные крики выпи и козодоя, доносившиеся с озера сквозь шум водопада, уханье совы, — эти голоса ночи возвещали колдуну, что наступил его час.

Он вскочил и хрюкнул. Первым делом надо было поесть. Котелок, из которого он ел утром, стоял прямо на полу посреди хижины. В нем еще оставалось немного похлебки.

— Нет, холодной ее есть больше нельзя, — пробормотал колдун и стал разжигать огонь. — Дел впереди много — надо сил набраться.

Горбун разжег очаг, разогрел похлебку и съел ее. На все это ушло немного времени.

— Пора готовить сигнал, — пробормотал он и стал шарить вокруг, что-то разыскивая. — Но мое счастье, сегодня нет луны. И раньше полуночи она и не покажется. Мне только того и надо. Потом пусть светит сколько ей угодно… Но где мой фонарь? Я и не помню, когда пускал его в дело. Не под настилом ли?.. Так и есть.

Он вытащил из-под настила пустую яйцеобразную тыкву величиной с большую дыню. Держа тыкву за веревку, продетую сквозь утолщение у основания стебля, Чакра некоторое время рассматривал ее, поднося к самому светильнику.

Это была не совсем обыкновенная тыква. С одной стороны в ней было вырезано треугольное отверстие. В наполнявшем тыкву почти до самого отверстия жире плавал фитиль, скрученный из хлопка, а за фитилем помещались два осколка зеркала, расположенных под небольшим углом друг к другу. В общем, все это своеобразное устройство было похоже на лампу с рефлектором.

Убедившись, что его фонарь в порядке, подлив в него немного жира и подровняв фитиль, Чакра отставил тыкву в сторону и принялся собирать все остальное, необходимое для его ночного похода: палку длиной фута в четыре, кусок крепкой веревки, нож с длинным лезвием, кремневый пистолет, который он тщательно вычистил и зарядил. Нож и пистолет Чакра заткнул за пояс под плащом.

— Наверно, — бормотал он, пряча оружие, — они мне и не понадобятся. Кто там будет сопротивляться? Приезжий расфуфыренный щеголь? Он, говорят, трус. И челядь тоже. Помаши у них перед носом пистолетом — у них и душа в пятки уйдет. А коли этого мало, скину маску. Один вид старого Чакры всех их обратит в бегство. Ни один негр потом от страха целую неделю не покажет носа из дома.

Колдун счел нужным прихватить с собой еще одно надежное средство: из потайного места он извлек большую непочатую бутылку рома и спрятал ее в широченный карман плаща.

— Давно ее приберегаю! — Чакра ухмыльнулся. — Стоит им отведать этого — они на все пойдут.

Тут он выглянул наружу.

— Эге, совсем темно! Пора. Пока Адам увидит мой сигнал и доберется сюда, пройдет порядочно времени.

Прихватив свой самодельный фонарь, горбун поспешно вышел.

Короткие тропические сумерки кончились, и на Ямайку опустилась ночь. Она обещала быть непроглядно черной. Небо было сплошь покрыто густыми облаками, сквозь которые не сверкало ни единой звездочки. Окрестные долины и горы были погружены в полную тьму. И даже Утес Юмбо, самая высокая и заметная вершина на многие мили вокруг, был окутан глубоким мраком.

Поэтому никто не заметил, что кто-то взбирается по узкому ущелью, ведущему к его вершине. Нечего и говорить, что это был наш старый знакомый, горбатый колдун Чакра. Кому бы еще вздумалось забираться на Утес Юмбо в столь поздний час?

Но что привело его сюда?

Вот Чакра на самой вершине. Он снял плащ и расстелил его на скале. Захваченную с собой палку он положил на самый край плаща, крепко привязал к нему веревкой, а затем прикрепил палку перпендикулярно к стволу пальмы на высоте своей вытянутой руки. Таким образом, плащ, свисая с палки, развернулся во всю ширину, лицевой стороной к Горному Приюту, а изнанкой — к горам Трелони, где не было ни одной плантации, ни одного поместья, ни одного жилища. Там скрывались беглые рабы, преступники и целые шайки грабителей, с которыми власти острова ничего не могли поделать.

Чакра знал все это как нельзя лучше, и некоторые из разбойников были его хорошими знакомыми. Вот для того, чтобы вызвать своих «дружков», Чакра и поднялся на Утес Юмбо.

Повесив плащ, колдун прицепил к нему фонарь со стороны, обращенной к горам. Затем взял кремень и огниво, высек огонь и зажег фитиль. Через минуту фонарь ярко горел, и свет, отраженный осколками зеркал, был виден на расстоянии многих миль. Но со стороны плантаций заметить его было нельзя, так как его загораживал плащ.

Чакра стоял сложив руки, глядя на фонарь. Никогда еще колдун не казался столь отвратительным — плащ все же несколько скрывал его уродство. Сейчас горб был прикрыт только грубой рубашкой из красной фланели. Свирепый взгляд, шапка со змеей, за поясом нож с длинным лезвием и пистолет — кто не отшатнулся бы при виде такого чудовища? Эту неподвижную безобразную фигуру можно было принять за самого дьявола. Чакра стоял так, не отрывая взгляда от далеких гор, еле различимых во мраке ночи. Но уже через несколько минут он оживился, глаза его загорелись.

— Я знал, что они увидят огонь! Вот уже сигналят в ответ, — пробормотал он довольный.